Цитаты из книги «Раковый корпус»

даже жену хорошую легче найти, чем в наше время такого врача.

просьбой, как родителей, вдруг запрётся с девочкой или с мальчиком в кабинете? Да заведёт исподволь какой-то странный разговор, который вести и стыдно, и интересно очень, и где безо всяких вопросов младшего доктор догадается и на всё самое главное и трудное ответит сам? Да может, и на второй такой разговор позовёт? Так ведь он не только предупредит их от ошибок, от ложных порывов, от порчи своего тела, но и вся картина мира для них омоется и уляжется. Как только они будут поняты в их главной тревоге, в их главном поиске – им не станет уже казаться, что они так безнадёжно непоняты и в остальных отношениях. С этого мига им внятнее станут и всякие иные доводы родителей.

– А ведь между другими наставниками молодёжи мы потеряли ещё одного, очень важного, – сказал он, – семейного доктора! Девочкам в четырнадцать лет и мальчикам в шестнадцать надо обязательно разговаривать с доктором. И не за партами по сорок человек сразу (да и так-то не разговаривают), и не в школьном медкабинете, пропуская каждого в три минуты. Надо, чтоб это был тот самый дядя доктор, которому они с детства показывали горлышко и который сиживал у них за чаем. Если теперь этот безпристрастный дядя доктор, добрый и строгий, которого не возьмёшь ни капризом, ни

– А вы не знаете, какой я еретик? что я и до рентгена двадцать лет работал? И какие диагнозы ставили! Очень просто: ни одним симптомом – не пренебречь, все симптомы – в порядке их появления. Ищешь диагноз такой, чтобы сразу все симптомы охватил – он-то, голубчик, и верен! он и есть! С рентгеном – как с фотоэкспонометром или с часами: когда они при тебе – совсем разучаешься определять на глаз выдержку, по чувству – время. А когда их нет – быстро подтягиваешься. Врачу было трудней, да больным легче, меньше исследований.

если человека при жизни назвали Так вот ничего этого не хотел себе Орещенков, а только медной дощечки на двери и звонка, доступного прохожему.

С той сединой, которая с известного десятка лет равнодушно-благородным нимбом окружает головы талантов и тупиц, самоотверженцев и загребал, трудяг и бездельников; с той представительностью и успокоенностью, которыми вознаграждает нас природа за неиспытанные муки мысли; с той круглой ровной смуглостью, которая особенно идёт к седине, – Низамутдин Бахрамович рассказывал своим медицинским работникам, что плохо в их работе и как вернее им бороться за драгоценные человеческие жизни. И на казённых прямоспинных диванах, на креслах и на стульях за скатертью синевы павлиньего пера сидели и с видимым вниманием слушали Низамутдина – те, кого ещё он не управился уволить, и те, кого он уже успел принять.

слишком близкий нам человек не может умереть совсем, а значит – немного видит, немного слышит, он – присутствует, он есть. И увидит безсильно, безсловно, как ты обманываешь его.

Ту женщину объявили самой женственной, которая активно ищет наслаждения. Но это – лже-женщина, это – переодетый мужчина.

если дети твои не лучше тебя, то зря ты родил их, и жил ты тоже зря.

Сколько ещё в нашем населении неискоренённого хамства! И как его с этим грузом вести в новое общество!