Цитаты из книги «Антон Павлович Чехов»

кою, что сами напустили туману на все нас окружающее и, наконец, перестали понимать, о чем собственно мы хандрим. Доболтались до излюбленного слова: “прострация, измождение сил” — и рады! Задрапировались этими словами даже не как тогою древних, а просто как халатом да туфлями, надетыми на босую ногу, — и довольны! И говорим это, лежа на диване и отплевываясь от горечи во рту, развившейся от того же лежанья... Мы себя величаем “изможденными”. Чем? [...] Истощением, как результатом продолжительного непосильного труда? Нет, никакого особенного труда с нашей стороны не было. Бездеятельностью, за отсутствием всякого, мало-мальски добротворного труда? Нет, захотели бы — и нашли бы этого труда вдоволь, по горло. Чем же? Фразою! Жалкими словами! [...] Мы получили хронический катар души... Мы развили в себе ужасную болезнь — мнительность, самое страшное зло, при котором организм не может жить здоровою жизнью, потому что даже когда он здоров, то воображение считает его больным и, действительно, доводит его до болезни. [...] Довольно ныть! Довольно!»

откликнулся Н. К. Михайловский. «Мы промотали ту нравственную энергию и силу, — писал автор, — которую преемственно получили от наших предков. Мы даже не промотались, а измотались, измочалились, обтрепались! Мы так долго носились с излюбленною нами хандрою и тос

У Чехова размышления, искания, борьба чувств героев в ре­аль­но-жизненном плане обычно для них ничем не кончаются — все тонет в неостановимом и непрерывном потоке бытия.

Я, каюсь, слишком нервен с семьей. Я вообще нервен. Груб часто, несправедлив...» (1883

Целодневная напряженная возня с “домашними обстоятельствами” совсем отняла у меня энергию..

как трудно мне балансировать и как легко мне сорваться и потерять равновесие. Заработай я в будущем месяце 20—30-ю рублями меньше, и, мне кажется, баланс пойдет к черту, я запутаюсь... Денежно я ужасно напуган...»

Позже в письме к А. С. Суворину Чехов даст краткую и точную характеристику Лейкина: «Это добродушный и безвредный человек, но буржуа до мозга костей. Он если приходит куда или говорит что-нибудь, то непременно с задней мыслью. Каждое свое слово он говорит строго обдуманно и каждое ваше слово, как бы оно ни было случайно сказано, мотает себе на ус в полной уверенности, что ему, Лейкину, это так нужно, иначе книги его не пойдут, враги восторжествуют, друзья покинут, кредитка прогонит. Лисица каждую минуту боится за свою шкуру, так и он».

чеховские сценки, оставаясь внешне эскизами, «картинками», эпизодами, становились такими эпизодами, которые закрепляли важные этапы внутренней жизни человека, фиксировали существенные моменты в движении чувства, в личности человека в целом.

В работу он включался мгновенно, не разрешая себе рос­коши раскачки. Жестокая школа юмористического многоописания и писания к сроку — независимо от настроения, здоровья, условий, времени суток — выработала литературного профессионала высокого класса.

причем копаюсь в корреспонденции и читаю адресы с усердием любопытного бездельника