Нил Персиваль Кеннет Роберт Рэглэнд Янг родился в Торонто 12 ноября 1945 года. Стремление к творчеству передалось Нилу по наследству от отца, – знаменитого уже в то время спортивного журналиста и писателя Скотта Янга, написавшего около 40 книг (Нил, наверное, за всю свою карьеру выпустил не меньше альбомов). Отец в первые годы был защитником и учителем физически слабого мальчугана. Благодаря отцу состоялось и первое знакомство с музыкой. Однажды на рождество Янг-старший подарил сыну гавайскую гитару. Нил был очень удивлен, когда узнал, что отец неплохо на ней играет. Скотт сыграл сыну песенку «Fido Has Fleas» и научил трем аккордам – G, C и D, сказав, что все остальное – это уже история музыки.
Через много лет, когда отца уже не станет, в одной из своих песен Нил с ностальгией вспоминал былые деньки:
Когда я был мальчишкой,
Подпрыгивал на отцовской коленке,
Папа брал старую гитару и пел
«Похорони меня в пустынной степи».
Дядя Боб садился за пианино
Кузины пели песни
То были старые добрые семейные времена,
Сильно повлиявшие на меня…
Скотт Янг оказал очень сильное воздействие на Нила и в литературном плане. Он часто говорил сыну: «Даже если думаешь, что тебе нечего написать, просто сядь и смотри, что происходит вокруг тебя, и не осуждай это. Не редактируй. Просто пиши». Этот урок Нил усвоил очень хорошо. В его дальнейшей музыкальной карьере никогда не было слишком длительных периодов молчания. Конечно, были времена, когда он писал совершенно неоднозначную музыку, – но писать не переставал никогда. Он всегда прислушивался к тому, что происходит вокруг, чем дышит музыкальная культура в данный момент, и отзывался на эти веяния альбомами, в которых толковал собственное видение того, чем в данный момент живет музыкальный мир. Как и учил отец, он не осуждает и не редактирует, – просто пишет.
Однако не все было гладко в жизни юного дарования. Несчастья посыпались на голову Нила с раннего детства. В возрасте шести лет во время купания он подцепил вирус полиомиелита (в Канаде тогда бушевала эпидемия), и перенес болезнь с большим трудом. После его возвращения из больницы родители ужаснулись, – их когда-то пухлый сынок стал настоящим скелетом, которому пришлось буквально заново учиться ходить.
Когда Нил более или менее оправился от недомогания и стал изучать подаренную отцом желанную гитару, Скотт Янг объявил о том, что уходит из семьи. Боб, брат Нила, остался жить с отцом, а Нилу досталась судьба «маменькиного сынка». Развод родителей нанес 13-летнему парню неизлечимую душевную рану. Психологи уверенно утверждают, что детям, на глазах у которых разводятся родители, в будущем очень редко удается сделать стабильной личную жизнь. Надо заметить, что не только в личной, но и в последующей творческой жизни Янга все шло отнюдь не гладко.
В юношестве Янг был изгоем среди ровесников. Слабый здоровьем ребенок вынуждал родителей менять место жительства в пользу более благоприятного климата, и, переезжая с матерью из города в город, постоянно не вписывался в компании учеников очередной школы, где ему приходилось учиться. Из-за его вечной молчаливости и угрюмости ровесники не давали Нилу прохода. Но они не знали, с кем имели дело. В интервью Камерону Кроу Янг вспоминал, как он боролся за свои юношеские идеалы:
«Один парень уселся напротив и сбросил с моего стола локтем все учебники, причем сделал это несколько раз. Наверное, на мне была одежда не того цвета, или что-то вроде того. Может быть, я выглядел слишком «маменькиным сынком» для них.
Как бы то ни было, я подошел к учителю и попросил дать мне словарь. Впервые я разбил лед в отношениях и попросил что-либо впервые за время моего пребывания в этом чертовом месте, – все думали, что я вообще не умею говорить. Итак, я взял словарь, – знаете, такой большой словарь Вебстера, с выемками для пальцев на каждой букве. Я вернулся за стол, полистал его немного, потом встал, поднял словарь над головой как можно выше и со всей силой шандарахнул парня, сидящего напротив меня, по башке. Парень вырубился… Да, потом меня выгнали на полтора дня из школы, но я дал знать им, что я собой представляю. Это путь борьбы. Если собираешься драться, ты должен уничтожить соперника, кем бы он ни был. Или не дерись вообще».
Как и многие его ровесники, Нил был очарован магией расцветающего в те годы рок-н-ролла. То был конец 50-х, – легендарная эпоха, первые пластинки-сорокопятки, дискотеки и радиохиты, время расцвета Элвиса Пресли, Чака Берри и иже с ними. Юный Нил пришел к выводу, что единственным приемлемым для него способом изливать израненную душу будет карьера рок-музыканта. Это не было временным увлечением, – он решил раз и навсегда. Будущее казалось юному гитаристу розовой сказкой под бодрые рок-н-роллы Элвиса.
Перебравшись вместе с матерью в канадский городок Виннипег, Нил собрал и возглавил музыкальный коллектив The Squires, основную часть репертуара которого составляли инструментальные композиции их тогдашних кумиров The Shadows. Гитарист «Теней» Хэнк Марвин новаторской манерой использования тремоло на электрогитаре покорил юного Нила, который сделал этот прием впоследствии одним из своих «фирменных знаков».
Местный диск-жокей, проникнувшись музыкой молодой группы, предложил The Squires записать пару композиций. Результатом сессии стал инструментальный экзерсис «The Sultan», сделавший The Squires рок-звездами местного значения, – это был один из первых невинных опытов Янга в написании песен. Знал ли Нил в том далеком 1963 году, что через 40 с лишним лет найденная кем-то в закромах пластинка «Султан» на Интернет-аукционе уйдет за 3,4 тыс. долларов?
Те ранние сессии включали написанные под сильным влиянием The Shadows композиции «Mustang», «I’ll Love You Forever», «White Flower» (посвященную убийству Кеннеди) и «Ain’t It the Truth» (разухабистую версию которой Янг через много лет включил в сборник «Lucky Thirteen»).
Мать всячески старалась помогать Нилу, купив ему на собственные сбережения усилитель, а позднее – катафалк, окрещенный «Mort» («Понтиак» стал любимой автомобильной маркой Янга на всю жизнь), на котором юный музыкант развозил аппаратуру группы. Скотт Янг не желал слушать о музыкальных увлечениях сына: «Когда твои оценки в школе улучшатся, тогда и поговорим об этом», – писал ему беглый отец. Но Нила занимали вовсе не школьные табели.
Трудный характер Янга, лидера по натуре, и щепетильность в выборе партнеров по музицированию проявилась уже в те годы. «Я всегда был уверен, что смогу найти кого-то другого, у кого такие же пристрастия, как и у меня, – вспоминал позже Янг. – Если кто-то не мог ко мне приспособиться, я знал, что должен велеть ему уйти. Я делал много пакостей людям и потерял много друзей, особенно в начале пути, чтобы достичь того, что имею сейчас. Меня не мучила совесть из-за того, что я должен был делать. Не было другого способа обходиться с тем, что стояло у меня на пути. Я слишком сильно разогнался».
Зависнув на некоторое время в местных фолк-клубах, Нил открыл для себя Боба Дилана и заболел фолком. Поняв, что не меньшую роль в рок-музыке играют слова, Нил стал экспериментировать с поэзией, а также невольно перенимать некоторые манеры поведения Дилана на сцене. В одном из фолк-клубов Нил встретил начинающую певицу Джони Митчелл, дружба с которой не прерывалась долгие годы.
В конце 1964 года Нил Янг перебрался в Онтарио, где стал постепенно утяжелять свой саунд и предаваться радости игры в некое подобие хард-рока. В одном из местных клубов выступал юный гитарист, автор песен и певец Стивен Стиллз с фолк-группой The Company, который был совершенно очарован игрой Янга, исполнявшего традиционный фолк в бодром ритме рок-н-ролла. Нил в свою очередь был в восторге от вокала и собственного музыкального материала Стивена. Однако на первом этапе знакомства все ограничилось ненавязчивым общением «братьев по разуму», – творческий союз двух монстров фолк-рока еще только маячил на горизонте.
Не получив желаемого творческого удовлетворения и оваций, недовольный игрой с попадавшимися ему на пути музыкальными коллективами, почти отчаявшийся Нил вернулся в Торонто, где ни воссоединение The Squires, ни попытки начать сольную карьеру не возымели никакого ощутимого результата. Одна из местных газет назвала выступление Янга набором клише, что ввергло его в еще более глубокую депрессию. Под воздействием мрачных мыслей Янг написал странную песню «Nowadays Clancy Can’t Even Sing», посвященную его школьной знакомой. Песня ужасно понравилась промышлявшему игрой на гитаре давнему приятелю Янга Ричи Фюрею глубоким ощущением отчаяния и совершенно непонятным (то есть максимально психоделичным) текстом. Чуть позже Фюрей, переманенный Стивеном Стиллзом в Калифорнию играть в его новом коллективе, прихватил с собой на всякий случай песенку Янга. Как оказалось впоследствии, не зря.
Нил же остался на распутье, создав в качестве временного пристанища группу The Mynah Birds, где играл его старый приятель Брюс Палмер. В состав коллектива входил «черный Мик Джаггер» Рики Джеймс Метьюз (впоследствии обретший известность как звезда фанка Рик Джеймс). «Я помню наше первое выступление, – вспоминал через много лет Рик. – Когда Нил принялся за свое первое соло, он был так возбужден, что спрыгнул со сцены, его гитара отключилась, и никто не услышал ни звука…».
Однако группа имела некоторый успех и даже было вступила в переговоры со звукозаписывающей компанией «Motown Records», но внезапно «черного Джаггера» арестовали за уклонение от службы в армии, и оставшиеся без вокалиста и без денег Янг с Палмером, продав все оборудование, приобрели на вырученные деньги новый катафалк «Понтиак», окрещенный «Mort II», – на нем они планировали отправиться на поиски счастья. Чтобы найти свою судьбу, музыкантам пришлось нарушить законодательство: не имея соответствующих документов, двое странников незаконно пересекли границу так и не понявшей своих героев Канады и отправились в Калифорнию.
Встреча Нила Янга со Стивеном Стиллзом в Калифорнии, ставшая судьбоносной для обоих, со временем обросла легендами. Действительно, трудно представить, как складывалась бы судьба Янга, вернись он обратно в Канаду. А ведь они с Палмером, окончательно потеряв веру в судьбу, уже собирались повернуть назад, бесцельно поблуждав несколько дней по Лос-Анджелесу и не найдя ничего и никого, что могло бы улучшить их положение на музыкальном небосклоне. Развернув свой катафалк обратно и выворачивая на шоссе, по которому они приехали в сулящую славу Калифорнию, измученные путники неожиданно столкнулись со Стивеном Стиллзом прямо посередине дороги.
Стивен, узнавший фирменный катафалк Янга, позвал старых друзей к себе, по дороге возбужденно рассказывая, как ему понравилась песня Янга «Nowadays Clancy Can’t Even Sing», и в домашней обстановке спел им свою версию мрачной янговской баллады. Депрессия странников сменилась творческим подъемом, сомнений быть не могло: Янгу и Стиллзу нужно срочно организовывать совместную группу. Ричи Фюрей был назначен ритм-гитаристом, а Брюсу Палмеру досталось место за барабанами.
Как вспоминал Фюрей, на улице, где они поселились, очень часто укладывали новый асфальт (он там почему-то долго не держался), и из окна постоянно были видны огромные асфальтоукладочные катки с большими надписями на боку «Buffalo Springfield». Не мудрствуя лукаво, именно это название и решили дать новоиспеченному музыкальному коллективу. Вместе с названием в коллективе появился барабанщик Дьюи Мартин, которого выбрал Янг, – не только потому, что Дьюи тоже был канадцем, но и за то, что тот играл с самим Роем Орбисоном, – одним из кумиров Янга того времени.
Buffalo Springfield стали завоевывать клубную аудиторию, играя совершенно новый вариант фолк-музыки – с электрическим уклоном в рок-кантри-психоделию, – именно то, что так понравилось Стиллзу в игре янговской группы The Squires. Группа стала выступать на разогреве у The Byrds в клубе «Whiskey A GoGo» – самом, пожалуй, горячем месте Лос-Анджелеса той поры. «Это был центр рок-н-ролла в очень напряженный период истории: там бывали такие личности как Заппа и The Doors, но Buffalo Springfield – и все это чувствовали – были самыми дикими, лучшими, самой роковой группой из них всех», – вспоминал рок-журналист Доменик Прайор. Местная пресса окрестила Buffalo «самой красивой и талантливой группой, появившейся со времен The Beatles», а Янг за необычные черты лица получил прозвище «Индеец». Против последнего прозвища (да и первого, надо полагать) он не возражал, поскольку все детство провел за просмотром вестернов и не раз с гордостью подчеркивал, что в его жилах есть пара капель индейской крови.
Что и говорить, по сравнению с творческой неудовлетворенностью на родине, пребывание в Калифорнии было просто сказкой. Однако идиллические представления Янга о творчестве вдали от мирской суеты здесь потерпели полный крах. Став полноправным членом «модной» музыкальной тусовки, Нил помимо собственной воли стал все активнее вовлекаться в так называемую «drug-culture», а ведь известно, что в 60-е годы избежать наркотиков – и не только в творческой среде – было практически невозможно. Эпоха хиппи, несмотря на всю свою жизнерадостную концепцию, сделала чудовищный пиар наркотикам как самому популярному (и почти необходимому) средству общения – не только с мировым разумом, но и с окружающими людьми. Как это ни печально, но именно наркота и нанесла один из первых ударов коварной Ржавчины, пристально следившей за судьбой Янга на протяжении всей его жизни.
Как-то раз, прогуливаясь по Лос-Анджелесу слегка под кайфом, Янг и Палмер остановились у лотка, рассматривая в толпе зевак забавное представление. Внезапно Янг перестал осознавать, что происходит вокруг, а через несколько мгновений обнаружил, что лежит на земле, содрогаясь в конвульсиях. Это был первый приступ эпилепсии, ставшей постоянной частью его жизни. Доктора, к которым обратился юный музыкант, дружно кивали на перенесенный им в детстве полиомиелит, подогретый воздействием наркотических препаратов, настоятельно рекомендуя отказаться от модного поветрия.
О проекте
О подписке