Как это здорово, что парк недалеко – лишь в пяти минутах неторопливой ходьбы – от дома: не надо тратить много времени на дорогу. Но больше всего Тони радовало, что из окна спальни дочери открывался прекрасный вид на него. Она попросила сделать спальней именно эту комнату в их небольшой, но уютной квартире в Квинсе. Для неё это был не просто парк, а некий живой организм, существующий в своём, понятном одному ему, мире. Здесь постоянно что-то происходило: летом – дети играли, занимались спортом; взрослые бегали трусцой для «здоровья» или сидели с книгой, а более технически продвинутые – с электронными планшетами; зимой – небольшой, размером в две хоккейные площадки, замёрзший пруд расчищали от снега, и любители катались на коньках: люди постарше – чинно описывали круги, а кто помоложе – с клюшкой в руках старательно изображали из себе хоккейных звёзд.

Никки любила сидеть у окна и с непонятным интересом наблюдать за событиями в парке. Иногда она могла провести у окна почти весь день; даже ела здесь. Как-то, попросила купить бинокль.

– Зачем тебе? – удивился Тони. – Ты и так всё хорошо видишь.

– Нет, – грустно возразила дочь. – Я плохо вижу лица, и совсем не вижу глаз. Как ты не понимаешь, они не артисты, а настоящие. Понимаешь? Настоящие! И самое главное у людей, я сама читала, это глаза. Они никогда не обманут! Купи, пожалуйста, папуля.

И Тони, полазив по разным сайтам и внимательно изучив вопрос, купил мощный бинокль знаменитой фирмы Olympus.

♠ ♣ ♥ ♦

Зазвонил телефон. Тони от неожиданности вздрогнул: не любил телефонные звонки. Они, как правило, приносили проблемы. Достав из кармана куртки телефон, посмотрел на экран: высветился домашний номер.

– Папочка, дорогой, где пропадаешь? – раздался весёлый звонкий голос дочери.

– Задержался на работе, – соврал Тони. – Что-то случилось?

– Нет, всё хорошо! – прокричал телефон. – Просто соскучилась. И, вообще, сколько раз говорить: задержался – звони. Я каждый раз волнуюсь за тебя. Ты такой рассеянный. Ты не голоден? Понимаешь…

– Подожди, милая, – перебил дочь Тони. – Ты так быстро говоришь, что я не успеваю понять все слова. Я очень занят. Конец месяца, полно документов. – Тони решил сменить тему. – Как у тебя дела? Как самочувствие? Кто-нибудь звонил?

В ответ раздался заливистый смех:

– Папочка, мы так похожи! Ты так быстро говоришь – ну точно, как я. Нет, это я точно, как ты. У меня всё хорошо, ничего не болит, даже ходила по квартире целых двадцать четыре минуты. Конечно, могла и больше, но, извини за детали, пришлось зайти в туалет. Ой, совсем забыла! Звонил дядя Гривас.

– И что он хотел?

– Ничего. Поинтересовался как дела и не нужно ли что-нибудь купить.

– Что ты ответила? Как всегда попросила чёрносмородиновое мороженое и новую книгу. Я прав?

– Увы, – девочка смутилась, – прав. А как узнал?

– Очень просто, – впервые за весь разговор рассмеялся Тони. – Видел, как ты выкинула пару дней назад пустую банку из-под мороженого. Твоего самого-самого. А про книгу ещё проще. Ты всегда просишь принести новую книгу.

– Так ты не сердишься?

– Нет, конечно. Как я могу сердиться на самую симпатичную, самую добрую и лучшую дочку на свете.

– На свете? – подозрительно переспросила Никки. – Привираешь, папочка.

– Милая, что за слово? Ты же хорошо воспитанная и начитанная девочка двенадцати лет.

– Извини, папуля. Ты не привираешь, а слегка фантазируешь! Так лучше? – прощебетала Никки, судя по голосу, явно не опечаленная замечанием папы.

– Ладно, хорошо, – согласился Тони. – Пусть не в целом свете, но в Соединённых Штатах – точно. Значит так. Мне тут пару часиков нужно посидеть, – Тони сказал правду, – и я приду. Хорошо?

– Хорошо, – вздохнула Никки. – У меня ведь нет другого выбора. Буду ждать. Крепко целую.

В трубке раздались гудки. «Расстроилась, – подумал Тони. – Даже не дождалась моих привычных: в обе щёчки. Бедный ребёнок».

В то же мгновение снова зазвонил телефон. «Ага, вспомнила и решила перезвонить», – подумал Тони. Но из трубки прогремел густой баритон дяди Гриваса:

– Ты где? – без всякого приветствия спросил он.

– Здравствуй, дядя Гривас. Тружусь. А что?

– Здравствуй, сынок, – буркнул дядя Гривас. – Мне позвонил ребёнок и пожаловался на тебя. Ты уже давно должен прийти с работы, а тебя всё нет. И, вообще, разве…

– Подожди, дядя Гривас, – прервал того Тони. – Она звонила или ты?

– Какая разница кто звонил – я или она? – начал сердиться дядя Гривас. – Ты мне зубы не заговаривай. Дочь сидит целый день одна, ждёт своего любимого и непутёвого папу, а он, видите ли, рассуждает кто первый позвонил. Ну я позвонил! Так что, ругаться будешь?

– Зачем ругаться, спасибо скажу, – засмеялся Тони. – Просто говорил с ней минуту назад. Она всё рассказала – про мороженое, про книгу…

– Вот лапушка, – ласково проговорил дядя Гривас. – Просила ничего не говорить, а сама сказала. Да, люблю нашу Никки. Кстати, вчера купил телескоп небольшой. Пускай на звёзды смотрит.

– Телескоп? – удивился Тони.

– Как думаешь, – дядя Гривас не обратил внимание на вопрос, – сейчас подарить или до дня рождения подождать?

– Дядя Гривас, зачем так баловать? Ну раз купил, то подожди до дня рождения. Отличный подарок будет.

– Вот и договорились. Заскочу завтра и принесу мороженое, книгу и телескоп. А на день рождения ещё что-нибудь придумаю. И не спорь со мной. Пока.

♠ ♣ ♥ ♦

«Странный разговор, – подумал Тони. – Зачем звонить и советоваться, если всё равно сделает по-своему? И он всегда так делает. Да, столько лет знаю, а привыкнуть не могу. Кстати, сколько же лет я его знаю?»

Он наморщил лоб, пытаясь решить такую несложную арифметику: ему сейчас тридцать один, а тогда четырнадцать. Семнадцать лет прошло. Вот и ответ задачки.

Первую встречу с Гривасом Тони запомнил навсегда. Высокий крупнолицый и широкоплечий седой старик – конечно, тогда для него все мужчины старше сорока старики – уверенно вошёл в их маленькую кухню, где они с бабушкой готовили вторую порцию фокаччи⁴: он месил тесто, а бабушка «колдовала» над начинкой. А первая – аппетитная и ароматная – уже дымилась на столе. Бабушка не любила покупные, пекла сама и по старым рецептам. Поэтому её фокаччи получались необыкновенно вкусными. Втянув в себя воздух, в котором плавали немыслимые запахи испечённого хлеба, мужчина деловито поинтересовался:

– Фокачча с сыром, оливками и розмарином?

Бабушка, посмотрев на незнакомого гостя, за спиной которого переминался с ноги на ногу дедушка, ничего не ответила. Гостя это не смутило:

– Да, – согласился он с самим собой. – Это, несомненно, фокачча. Но такого чудесного аромата я никогда не чувствовал. Уверен, – он обратился к Тони, – ты знаешь семейный секрет. Я прав?

Бабушка, не отрываясь от работы, ответила гостю:

– Спасибо за «чудесный аромат», – и назидательно прибавила: – Каждая итальянская семья, если она, конечно, не оторвалась от традиций предков, имеет свой секрет. Я помню, как моя бабушка пекла фокаччи. Она меня и научила. Мне было меньше, чем ему, – бабушка посмотрела на Тони, – а я уже трудилась и в поле, и на кухне. А вы кто?

– Извините, я не представился, – смутился гость. – Димитриос Гривас. А вы – Симона, любимая жена моего друга Лоренцо. А этот юноша – ваш внук Тони. Я прав?

– Прав, прав – в один голос сказали бабушка и Тони. Бабушка предложила: – Посидите полчаса в комнате, я поставлю печь фокаччи, а потом мы дружно пообедаем. Я права?

Последнюю фразу – я права? – бабушка произнесла, имитируя голос Гриваса. Тот добродушно рассмеялся и закивал головой.

За обедом Гривас вёл себя как старый знакомый – шутил, хвалил бабушкину стряпню, делал ей комплименты, рассказывал разные истории о знаменитых артистах, политиках и писателях; и ел с большим аппетитом всё, что стояло на столе.

После обеда, поблагодарив за прекрасно проведённое время и извинившись, что нужно ехать на работу, Гривас ушёл. Но перед тем, как закрыть за собой дверь, он внимательно посмотрел на Тони и молча подмигнул, только из глаз выкатились несколько слезинок.

Тони, да и бабушка с дедушкой не могли тогда знать, что он напомнил Гривасу его дочь, Дорис.

♠ ♣ ♥ ♦

Первым с Гривасом познакомился дедушка. Произошло это «знаменательное» событие на собрании добровольцев, участвовавших в избирательной кампании республиканца Джорджа Патаки в 1994 году, когда тот боролся за пост губернатора штата Нью-Йорк.

Патаки победил – с небольшим преимуществом, но победил. Гривас, всю жизнь поддерживающий республиканцев, очень гордился этим и не уставал повторять как он сам, несмотря на большую занятость на работе и непогоду, обходил дома избирателей, агитируя за будущего губернатора. Дедушка был «потомственным» республиканцем и ярым сторонником президента Рейгана. На приверженности консервативным принципам и любви к Рейгану они и сошлись. Постепенно, из знакомых они стали друзьями. И даже восемнадцатилетняя разница в возрасте оказалась не помехой. Скорее, помогла: для бабушки и дедушки, чьи отношения с дочерью не сложились, Гривас стал как сын, а у Тони появился дядя. Шутник Гривас так и говорил Тони: «племянник, меня усыновили твои бабушка и дедушка». Занятно, но «маме» – 65 лет, «папе» – 69, а «сыночку Демитрио» стукнуло целых 51 год.

Гривас и Тони привязались друг к другу. Выросший без отца и имеющий негативный опыт общения с отчимом, Тони потянулся к дяде Гривасу. Они много времени проводили вместе – Гривас водил его в музеи и театры; помогал с уроками, особенно с проблемной для ребёнка химией; рассказывал о разных странах, о мифах Древней Греции, приобщил к «добротной» – так Гривас называл классику – литературе. Гривас не любил детские книги, с наивными воспитательными сентенциями, сказки и фантастику, считая их уходом в придуманный автором мир. Ребёнку, по его мнению, нужно хорошо знать реальный мир, в котором придётся жить. Гривас считал, что человек должен с детства быть готовым бороться за то место, которое он достоин – по уму, знаниям, опыту, нравственным качествам. Без денег, связей и обмана.

Гривас дружил с дедушкой и, когда тот умер, стал опекать бабушку.

♠ ♣ ♥ ♦

Осенний вечер был хорош. После шумных бейсболистов, оглашающих криками всю округу, наступила расслабляющая тишина. Воспоминания прожитого не уходили. Наоборот, всё больше подробностей и событий возникали из прошлого. Совсем как в иллюминаторе самолёта, идущего сквозь густые облака на посадку, постепенно проступают очертания зданий и дорог, но чем ближе к земле, тем все они становятся ярче и отчётливее. А из маленьких движущих точек «вырастают» люди. И когда самолёт, пробежав по посадочной полосе свои положенные метры, останавливается, понимаешь – облака остались там, в небе над тобой, а вокруг всё такое знакомое и привычное. И люди обретают реальные лица. Так и события из прошлого…

Бабушка очень любила играть в карты. Из всех игр, а она знала не менее десятка, предпочитала две: бридж и рамми. Будучи моложе, играла в сложные варианты этих игр, но с годами они упрощались и упрощались – память и внимание уже не те. Когда бабушка с друзьями поняли, что возраст не способствует качеству игры, то несколько расстроившись, приняли мудрое решение: главное сама игра и общение, а не замысловатость. За долгие годы сложился определённый ритуал – каждую субботу они встречались по очереди у кого-либо дома и устраивали, как говаривал Гривас, Саламинское сражение. Кроме него про это событие никто не знал, но спрашивать не решались. На самый простой вопрос Гривас отвечал пространной речью, полной исторических фактов, имён и дат. Слушали с интересом, но игра надолго останавливалась. Когда история заканчивалась, то никто из присутствующих уже не мог вспомнить чей ход следующий.

Вообще, Димитриос Гривас оказался человеком очень занятным. Родился он в Штатах в середине сороковых годов прошлого века в семье выходцев из Греции, приехавших на заработки и с надеждой на лучшую жизнь. Первым в семье получил высшее образование. Любил химию, но поклонялся богине Клио, покровительнице Истории. У него дома на рабочем столе неизменно лежала стопка книг по истории с бумажными закладками. А на стене висели многочисленные фотографии великих людей, карт сражений и две с изображением Клио. Последними он очень гордился: одна из Лувра – Клио расположилась в центре большого барельефа на саркофаге муз. Вторая – из Милана, где он с большим удивлением увидел у современного здания статую Клио, держащую свиток. Всем, впервые появляющимся в кабинете, Гривас с большой энергией и страстью, даже если с ним и не спорили, рассказывал, что это свиток исторических документов. Мало того, документы содержали историю великого – он не сомневался – морского сражения греков и персов около острова Саламин, что лежал в Сароническом заливе Эгейского моря. Умная тактика – дать бой в самом узком месте залива – принесла победу греческому флоту и предопределила победу в самой Греко-Персидской войне. Когда Тони спросил у дяди Гриваса как же Клио знала об этом сражении, происшедшего в 480 году до нашей эры, дядя Гривас назидательно ответил:

– Для Клио не имеет никакого значения, когда и где происходят великие исторические события. Она знает всё и обо всём.

Затем с некоторым недоумением посмотрел на Тони – как же можно не понимать очевидного факта:

– Ты что не понимаешь? Она же Богиня!

Дядя Гривас очень гордился греческими корнями и особенно своей фамилией. Он говорил Тони:

– Я родился в Квинсе. Но я американец настолько, насколько может им быть сын греческих иммигрантов, благодарный великой стране, давшей ему и его семье самое главное в жизни – человеческое достоинство и уверенность в завтрашнем дне. Но моё сердце принадлежит стране предков, – с пафосного тона он переходил на повседневный. – Наша семья родом из Воница, маленького городка на западе нынешней Греции. С давних времён здесь живут храбрые, достойные и надёжные люди. Мне рассказывала бабушка, что наша фамилия принадлежит старинной семье, которую прославил мой пра-пра-пра… дедушка Теодорос Гривас – первый маршал в Греции. Но…

– Самый-самый первый? – прервал его Тони.

– Не перебивай старших! – недовольно заметил Гривас. – Да, самый-самый. Но не менее знаменитый и его сын – генерал Димитриос Гривас. Меня и назвали в его честь. Я хотел быть военным, но отец решил по-другому – настоял, чтобы я стал инженером. Он считал, что инженер – очень престижно, особенно в семье, где образование ценили, но не имели: в Греции – из-за бедности, а в Америке – из-за возраста и незнания английского.

Как понял Тони, спорить с отцом в греческих семьях не принято и Димитриос Гривас стал инженером. В школе он любил химию и историю; и был первым в классе по этим предметам. Но, по мнению отца, история – интересно, но не профессия. И мистер Гривас стал инженером-химиком. Отличный специалист и хороший администратор, он участвовал в реализации многих амбициозных проектов своей компании по всему миру.

♠ ♣ ♥ ♦

Семейная жизнь у Гриваса не сложилась – с женой он давно развёлся, а с единственной дочерью не общался – она не смогла простить ему уход из семьи и ранней смерти матери. Дочь верила, что если бы родители не развелись, то мама не заболела и не ушла из жизни в сорок пять лет. При жизни мамы она изредка встречалась с отцом и принимала помощь в оплате обучения в университете, но когда мамы не стало всякое общение с отцом прекратила. Гривас надеялся, что когда она сама станет мамой, то всё изменится в их отношениях. Он хотел рассказать дочери о причине развода – любовь матери к «весёлой» жизни, её эгоизм. Гривас зарабатывал хорошие деньги, особенно, когда приходилась работать в разных экзотических регионах мира. И у жены, которая старалась не ездить с мужем, а оставаться дома, появилась возможность тратить деньги на модную одежду, дорогие ювелирные украшения. По меняющимся маркам машин и размерам домов легко прослеживались шаги Гриваса по служебной лестнице. Гривасу не нравилась его семейная жизнь, на которую, по его мнению, она мало походила. Он видел, как сослуживцы ездили в командировки со всей семьёй. Гривас, как правило, один. Для проекта в «приличном» – так жена называла европейские страны – месте, делалось исключение. Но долго не задерживалась. Пробежав по самым модным магазинам и посетив самые известные места – надо ведь похвастаться перед подругами, – она спокойно уезжала домой.

В 1989 году Гривас заболел – в одной из своих командировок в Индию он подцепил гепатит С. Получилось так: на заводе случилась авария и пострадавшим срочно потребовалось переливание крови. Добровольцев оказалось немного. Гривас кровь сдал, но сам заразился.

Болезнь поломала привычный ритм жизни. Жена как-то незаметно, шаг за шагом отдалялась от Гриваса. И скорый развод стал закономерным результатом их «счастливой» жизни. Жена с дочерью остались в Далласе, где они тогда жили, а сам Гривас вернулся на «родину», в Квинс.

Гривас не считал развод крахом своей жизни. Но разлуку с нежно любимой дочерью очень переживал. Формально, Гривас имел равные права на общение и воспитание дочери, но бывшая жена сумела настроить ребёнка против. Такая «послеразводная» ситуация не редкое явление. И Гривас понимал – таких как он отцов в мире много. Вначале обижался, но со временем всё улеглось. И Гривас надеялся, что, когда дочь вырастет, он всё объяснит. И дочь поймёт его. И простит. Но дочь выросла, сама стала мамой, но так важный для Гриваса разговор не состоялся – дочь категорически не хотела его видеть.

Родилась внучка и Гривас полетел в Даллас. Накупил кучу подарков для ребёнка и пришёл к дочери. Дверь большого дома, купленного им много лет назад, открыла она сама. Равнодушно посмотрела на отца, стоящего со смущённой улыбкой и державшего в одной руке большой букет белых роз, а в другой – мешок с подарками, и, ничего не сказав, закрыла дверь. Гривас остался стоять перед дверью дома, в котором ему ни только не рады, но и нет места.

♠ ♣ ♥ ♦

Когда Тони сообщил, что хочет жениться на Кэтрин, бабушка деликатно промолчала. Это было нетипично – она всегда и на всё имела собственное мнение и не стеснялась его высказывать. Тони даже удивился такому равнодушию:

– Ничего не хочешь сказать?

– А что ты хочешь услышать? – спросила она в ответ. – Что бы я сейчас не сказала, буду не права. Сам же сказал, что очень любишь и вы ждёте ребёнка. Если я скажу «нет» и ты меня послушаешь, то будешь всю жизнь это вспоминать. И мне будет больно. Если скажу «да», то скажу неправду. И опять буду страдать всю жизнь. Ты сам должен принимать решение, сынок. Уже взрослый. И обязан отвечать за свои поступки. И за своего будущего ребёнка.

Дядя Гривас заявил категорически:

– Тони, можешь меня не слушать и будешь прав – я тебе не отец. Но раз спросил моё мнение, значит тебе важно его знать. Мне не нравится твоя Кэтрин. Не могу объяснить, но чувствую здесь, – он дотронулся до груди, – нехорошая она. Напоминает мою бывшую жену. Потребитель земных благ!

Тони позвонил маме и сообщил о своих планах. Та удивилась не предстоящей женитьбе сына, а самому звонку.

– Ты вспомнил обо мне? – в голосе мамы звучала нескрываемая неприязнь. – Отчего раньше не звонил? Повода не было, или бабушка не разрешала?

– Поводов всегда много, но ты никогда не брала трубку. На оставленные сообщения не отвечала. Удивлён, что сейчас решила ответить.

– Не утерпела, извини. Ты меня бросил в трудное время. Я еле справлялась с учёбой, а тут и дочь на моей шеи оказалась. Такое не забывается.

– Ты думала, что мальчик в девять лет заменит дочери мать?

– Она – твоя сестра! – зло прошептала мама.

– Серьёзный аргумент! Мне не следовало беспокоить тебя своими проблемами.

Первый разговор с матерью за десять лет стал и последним.

♠ ♣ ♥ ♦

Когда у Тони родилась дочка, то она «захватила власть» в семье. Имя симпатичной, похожей на папу девчушке, выбирали бурно – споря, но не ругаясь. В результате долгих обсуждений победил дядя Гривас: имя должно, как он доказывал всем, быть не просто звучным, но и нести смысловую нагрузку. Эту фразу никто не понимал, но спорить со всезнающим Гривасом уже не хватало сил.

– Что же здесь непонятного? – удивлялся Гривас. – Имя должно означать важное для человечества! Например, человек-победитель!