Всё-таки есть у меня пресловутая мораль. Проклятье.
Я бы мечтал о том, чтобы девчонка не слышала, как я ору. Но боль затмила все мысли, и мне плевать. Будто тело медленно разрезают на куски, а мой крик выжигает последние остатки рассудка.
Мгновение назад я ещё помнил о ноже, спрятанном в голенище сапога… Помнил, пока не стал воющим зверем, зависшим над бездной. Всё, что угодно, лишь бы боль прекратилась!
Твою же мать…
На телефоне нет новых сообщений. На компе тоже.
Я очнулась ночью того же дня, в три после полуночи. Заснуть я больше не смогла и к утру вымотана до последнего предела. Сил нет, встаю с трудом. Впервые за долгое время в меня закрадывается желание послать всё к чертям и остаться дома.
Не трогаю ни штор, ни светильника. Заглатываю чай, который ждёт меня на положенном месте, вот только сахара в нём ни грамма. Морщусь и забываю расчесаться. Впрыгиваю во вчерашнюю одежду и, не глядя в зеркало, выхожу.
Вижу всю дорогу как в ускоренной перемотке некачественного кино – силуэты людей нечёткие, транспорт ходит с перебоями, я теряюсь крохотным серым пятном на фоне огромного серого ничто. Кино без сюжета, без режиссёра, а вместо актёров массовка. И я эта самая массовка. Главный герой на съёмки не явился…
Шаги не считаю. Эта маленькая дерзость, которую я могу себе позволить. Я упала за один день в обоих мирах – и теперь падать не так страшно. И закрыть глаза не так страшно. Но впервые очень одиноко.
Безликий ноябрьский вторник в одном из миров, где я живу. Быть может, они оба – плод моего больного воображения. А настоящая я застряла на больничной койке, пуская слюни на грязные серые простыни. Меня уже ничто не удивит.
– Алиса, доброе утро! – в кабинете меня встречает голос Алии Вадимовны раньше, чем она сама. Бодрый, деловой, псевдоуспешный. И мне вдруг кажется, что где-то в глубине он тоже очень одинокий.
– Доброе утро, – эхом откликаюсь я, заходя внутрь. С этого момента меня не покидает ощущение, что чего-то мучительно не хватает. Чего-то привычного, чего-то нужного и важного. Как будто дышится уже не так легко, как было прежде.
– У нас логисты зашиваются, очень просили дать им человека в помощь, – начинает она, стоит мне перешагнуть порог. Я застываю прямо в куртке, глядя на неё в упор. Уже понимаю, что она скажет и почему моё имя на этот раз обошлось без уменьшительно-противных суффиксов. – Я сказала, что пришлю тебя на эту неделю. Ты ведь не против?
Конечно, это не вопрос, а его дурацкая иллюзия. Когда она спросила меня об этом впервые, пару лет назад, я ещё тешила себя надеждой, что смогу отказаться. Тогда я влетела на долгую лекцию про ответственность, мою личную безалаберность и безынициативность, стремления и амбиции, которые она пытается привить мне из года в год. Алия Вадимовна решала мои амбиции без меня – раз уж мне так наплевать на карьеру – и видела меня на должности успешного логиста, а не жалкого делопроизводителя, на которой я застряла. Я должна стремиться к развитию, но мой возраст, мой образ жизни, моя легкомысленность не дают мне понять, что действительно важно в этой жизни. Поэтому она будет мягко подталкивать меня в нужном направлении, громко и унизительно ругаясь, если я буду слишком активно сопротивляться.
В тот раз она говорила достаточно долго, громко и оскорбительно. Урок я запомнила хорошо – нашим логистам давно нужен ещё один человек, но разоряться на него никто не хочет. Проще повесить две должности на меня одну под соусом карьерного роста.
С тех пор раз в полгода Алия Вадимовна пытается устроить меня через пару кабинетов дальше. Я каждый раз вполне успешно доказываю свою непригодность примерно за неделю – а с трипами и быстрее выходит. Двое логистов часто меняются, третьего не нанимают, а меня так и шпыняют туда-сюда.
– Конечно, Алия Вадимовна, – натягиваю улыбку офисной Алисы. Получается даже глупее, чем есть на самом деле.
И вот тут мой взгляд и падает на стол Максима. Он пустует, и мне становится необъяснимо грустно.
Не снимая куртки выхожу назад в коридор. Иду в туалет, долго умываюсь холодной водой. Я до удивления спокойна, несмотря на плохие новости. У меня просто нет сил расстраиваться и бояться, а в груди зарождается новая, непривычная пустота. Я её совсем не понимаю.
Выдыхаю последний раз и иду в нужный кабинет. Снимаю куртку на ходу, дышу ровно и пытаюсь руками расправить спутанные с ночи волосы.
Дима уже работал со мной однажды – и остался далеко не в восторге, как только согласился снова на мою помощь. Тогда, полгода назад, я вылетела в трипы дважды за неделю. Оба раза были настолько сюрные, размазанные красками как картины импрессионистов, что в реальной жизни я, должно быть, глупо смотрела в стену и улыбалась. Не знаю, что было на самом деле, но Дима уверился – логистика не моё. Он не ругался, никогда не поднимал голоса, но к концу пятого дня смотрел не на меня, а сквозь. Будто я досадное обстоятельство, которое станет неприметнее, если его игнорировать.
Я осталась не в обиде. Ведь именно этого эффекта я бы и хотела. Иногда мне кажется, что та Алиса, которая остаётся в реальности за меня – справляется с моими задачами и желаниями гораздо лучше.
Наталья у нас новая, и свою порцию досады мне она пока не выдавала.
Я стучусь и тут же вхожу в кабинет, не позволяя себе сомневаться. Две пары глаз – раздражённая и поглощённая деловым разговором – задерживаются на мне не дольше секунды. Дима бурчит скомканное приветствие, Наталья кивает. На свободном столе уже стоит ноутбук для меня. Рядом навалены бумаги, исписаны блокноты с задачами…
Звонки, расчёты, снова бесконечные звонки. Я не хочу подставить никого в этой фирме, где я нашла относительный комфорт для себя. Но работать в таком режиме долго я не смогу. Поэтому я спешно ищу ту золотую середину, в которой я не сорву важной поставки, но всё ещё буду выглядеть офисной дурочкой.
Честное слово, это сложнее, чем просто нормально работать.
Остаётся надеяться, что Дима сдастся первым и вышлет меня назад. Пусть Алия Вадимовна втихую ругается на него, не понимая, отчего её исполнительная "Алисочка" получает такие плохие отзывы.
День пролетает почти без стресса. Без мыслей, без эмоций. Он просто есть, и в нём есть я. Массовка справляется со своими задачами.
Домой иду на том же автомате. Кажется, всё-таки считаю шаги, не могу сказать точно. Всё вокруг движется по инерции, бессмысленной, апатичной. Дыра внутри становится всё больше. Я бездумно позволяю ей расти, не вдаваясь в причины. Потому что в эту дыру вместе со мной погружаются и мои привычные страхи.
Мне попросту "никак". И прежде я бы назвала это удачным результатом.
Но дома я также спокойно берусь за тетрадь. Достаю её из-под постели, она ещё не успела запылиться. Беру карандаш и мгновенно начинаю рисовать, по-прежнему, не задумываясь. Наверно, это тоже инерция. Я привыкла выплёскивать на неё своё безумие, и делаю это снова сейчас. Но ни стыд, ни страх не сковывают мои руки.
Сложно рисовать то, что я не видела. Слух не передаёт картины – поэтому почти весь лист покрывается следами серого графита. Но чернее всего на нём выступает фигура.
Высокая фигура без лица, в длинном плаще в пол, которая вела меня за руку и не позволяла упасть. Здесь я не даю имени, оно не нужно на бумаге, не нужно и в моей голове. Но я стараюсь прорисовать каждую деталь настолько чётко, насколько моя рука до сих пор помнит ощущение его горячей ладони.
Когда я заканчиваю, тетрадь так и остаётся лежать на столе рядом с ноутбуком. На неё обрушивается жёлтый отсвет моих ночников, впервые увидевших старую гостью со стороны обложки. Не знаю, почему именно в этот вечер я не прячу её. Я просто ложусь спать. По инерции.
Утро медленно прокрадывается в мою квартиру. Откидываю одеяло и долго лежу, глядя в потолок. Кручу в голове последние трипы, кручу вчерашний день, кручу мелодию, которую скинул мне Максим. Всё это сливается в огромный снежный ком, который сходит с вершины горы и набирает обороты по дороге вниз. Он снесёт меня в пропасть…
Или я сама и есть этот ком, бодро несущийся к подножию скалы. Снег из самых облаков, столетиями не видевший людей. Но тогда луч солнца там, в конце пути, станет и моим финалом.
Я отчаянно хочу собрать ещё хотя бы один кусочек пазла. Даже если он станет тем самым последним лучом – хочу знать, какой же была Алиса.
Встаю, одеваюсь, глотаю чай, не чувствуя вкуса. Он не спасёт меня от нового трипа сегодня, но стабильность жалких остатков домашних ритуалов ещё способна удержать меня на плаву. Последним перед выходом отдёргиваю шторы.
За окном завывает ноябрь. Золото опало, посерело и стоптано под ногами прохожих. Порывы ветра гнут голые деревья, и даже сквозь закрытое окно я чувствую их болезненный скрип. Небо задёрнуто мрачно-серыми мазками низких туч… А я нахожу очарование в этой картине. Серый, холодный, ветреный ноябрь, в который так хочется ценить тепло, укрытое пуховиком и шерстяным шарфом. Тепло живых сердец, укрытых грудной клеткой.
Оставляю страхи и снежные комья, летящие с далёких вершин, вместе с чашкой чая в раковине. И прячу своё собственное тепло под шарфом, вязанной шапкой и маской неприветливого ноября. Всё совершенно не то, чем кажется на первый взгляд.
В автобусе сегодня меньше людей, и я успеваю занять место у окна. Смотрю на улицы, проплывающие за ним, и вижу не стужу и серость, а десятки людей – жёлтых огоньков уютного тепла, спешащих по делам. На лицах нет улыбок, но я чувствую их внутри. И этот чужой мир нормальных будто становится чуточку ближе.
Но и пропасть между нами теперь полыхает болезненным огнём, который мне никогда не одолеть.
В метро чужое тепло становится ближе. Кажется, вытяни руку, попроси помощи – и хоть кто-нибудь откликнется, примет тебя, попытается понять. И от этого ещё мучительней, ещё невыносимей, тягостней… Потому что всё мнимое. Шагаю с одной ветки на другую, греюсь о чужие, недоступные мне огоньки тепла.
Если бы они могли отогреть меня, я бы уже рыдала. Но слёзы мёрзнут в ноябре, так и не скатываясь из моих глаз.
Двести тринадцать, сорок. Третий этаж. Прохожу мимо привычной двери, иду сразу к логистам. Сегодня загруженный день.
В обед телефон вибрирует новым сообщением. Я снова чуть не рыдаю, но жду, не могу так сразу его открыть. Я знаю, кто мне может писать, и боюсь ошибиться.
Пообедаем?
Максим. Мой собственный огонёк становится чуть ярче внутри, чуть теплее. Ощутимо больнее.
Прости, очень много работы. Мы уже ели, заказали доставку.
Хочу написать ещё какое-то ненужное оправдание, но останавливаю себя. Зато телефон теперь проверяю каждые пять минут. Меня хватает до самого конца рабочего дня, но в ответ так ничего и не приходит.
Пристыженной серой тенью я сбегаю в осенние сумерки. Никем не замеченная – я умею уходить с работы так тихо, чтобы никто и не задумался увязаться следом.
Третий этаж, сорок, двести тринадцать. Тяжёлое, уставшее метро. Пасмурный ночной автобус. Скрипучий лифт.
Однообразная жизнь, в которой я больше не нахожу даже капли комфорта.
Набиваю тарелку макаронами и сажусь за компьютер. Не знаю, как вступить после стольких дней молчания. Написать обычное "привет" кажется невыносимой пошлостью. Он мог уже давно забыть и выкинуть из памяти наш короткий разговор. Но мне кажется, именно он и запустил тот огромный снежный ком во мне. Тронул лёд на вековых вершинах… Очень надеюсь, что застану его онлайн. Бросок на удачу.
Thirteenth_Alice: Кролик, а почему ты боишься одиночества?
Black_Rabbit: Потому что мы существуем в глазах людей, весь мир существует в глазах людей. Наверное, я боюсь не одиночества, я боюсь небытия.
Thirteenth_Alice: Если тебя не видят, то тебя не существует?
Black_Rabbit: Именно.
В рамках этого мира, во всяком случае.
Thirteenth_Alice: Но когда ты один, ты же всё равно существуешь. Ты мыслишь, действуешь, даже когда никто не видит. Значит, ты есть.
Black_Rabbit: Ты правильно мыслишь) Когда ты один, ты действительно существуешь – в своём мире. В моём случае мой личный мир – бездна. Такое…хм…вечное ничто.
Мне там не очень комфортно. Поэтому я предпочитаю находиться на виду, или хотя бы здесь, в чате)
Thirteenth_Alice: Прости, что так долго не писала. Меня разнесло на части чуть сильнее, чем обычно, после нашего прошлого диалога.
Всё, чем я занимаюсь – это пытаюсь укрыть себя от чужих глаз. С тобой почему-то по-другому…
Black_Rabbit: Ты недавно в этом приложении? Обычно если люди пропадают надолго – они уже не возвращаются))
Я что-то не то сказал в прошлый раз?
Thirteenth_Alice: Я тут впервые, и сразу ты появился.
Нет, ты хорошо сказал, я много думала о твоих словах.
Black_Rabbit: Всё интереснее и интереснее) Я не верю в судьбу, а ты?
Но я могу догадаться, почему тебе со мной комфортно беседовать)
Thirteenth_Alice: Если судьба существует – я бы сказала, что она несправедлива и жестока к некоторым людям. Нет, не верю. Проще думать, что мне не повезло родиться, чем искать в этом следы чужого замысла.
Почему?
Black_Rabbit: Если судьба существует, у неё и правда необычное чувство юмора)
Потому что тебе тихо у меня в гостях, в небытии)
Thirteenth_Alice: Мне нравится, как это звучит.
Black_Rabbit: Очень поэтично, всё, как я люблю))
Thirteenth_Alice: Если я больше не ищу варианта упасть и разбиться, то отдохнуть в небытии – именно то, что мне нужно)
Black_Rabbit: Это не то, что спасет тебя надолго, но точно поможет отдохнуть и набраться сил.
Thirteenth_Alice: Спасибо. Сегодня мне впервые не хочется быть одной. Но я не могу быть с кем-то ещё. Зато в твоих поэтичных метафорах так комфортно прятаться, будто я не одна, а мир всё ещё безопасно далеко от меня.
Black_Rabbit: А вот сейчас у меня мурашки по спине побежали. Серьёзно. Не надо так глубоко копать )) А то мне показалось, что ты мысли читаешь))
Мне очень знакомо это чувство, про безопасное расстояние от мира, но то ли я боюсь его преодолеть, то ли мир упорно не хочет меня подпускать.
Я кролик другой породы, понимаешь? Поэтому-то дноходцы меня и чураются, у меня другой запах мыслей, не их.
Thirteenth_Alice: Кролик, это магия, не иначе. Я говорю о себе – а получается о тебе. Я думала, это невозможно…
Я Алиса никакой породы, и я стараюсь, чтобы мои мысли никак не пахли. Потому что иначе меня съедят все… Тебя тоже, да?
Black_Rabbit:
…
Thirteenth_Alice: Люди едят тех, кто не похож на норму.
Black_Rabbit: Я, вроде, человек и люблю сельдерей и вискарь, это достаточно нормально?))
Thirteenth_Alice: Я люблю холодный сладкий чай и ситкомы по вечерам, потому что там никогда не случается ничего плохого. Многие это любят. Но в моём случае это недостаточно нормально)
Black_Rabbit: Как минимум по этим предпочтениям ты можешь сойти за них, уже неплохой камуфляж. Поддержишь их беседы, прикинешься, улыбнёшься и никто ничего не поймёт.
Thirteenth_Alice: Я прикидываюсь глупой на людях, чтобы никто не подумал копать глубже. Бегу от бесед и стараюсь никогда не вызывать интереса. Раньше всегда работало.
Black_Rabbit: Жаль, потому что в тебе словно целый шкаф с интересностями прячется.
Thirteenth_Alice: Я знаю жизнь только из дурацкого ситкома… Может, я и правда глупа.
Black_Rabbit: Алиса, мне пора спать.
Скажу лишь одно, ты определенно не глупа, не дай им почувствовать себя глупой или сломанной, или какой-нибудь ещё. Никто не знает тебя лучше, чем ты сама. Уж точно не они.
Выключаю ноутбук. А я себя знаю?
О проекте
О подписке