Ужасно, но, кажется, я втягиваюсь в процесс. Мне всё ещё не нравится просчитывать грузы, а вот искать пути решения, лучший вариант поставки, выгодную компанию… Когда мне не нужно самой звонить и достаточно просто формы на сайте, я испытываю какое-то подобие азарта. Напоминает игру, где всё безопасно-нереально. Мне интересно. Впервые за всё время, что я здесь работаю, я занимаюсь делом без утомляющей скуки. На пару часов я забываю даже про свои страхи и просто работаю.
Один раз у меня получается найти вариант дешевле, чем смог Дима. Он даже улыбается мне – уголком рта, всего на мгновение. Но на его вечно хмуром лице это высшая степень похвалы.
И я тут же понимаю, что это провал. Ещё пара таких улыбок, и Алия Вадимовна оставит меня здесь навсегда…
Мне нельзя к логистам. Мне никуда нельзя, потому что на самом деле здесь НЕ безопасно. На такой работе мой окончательный провал лишь дело времени. Сегодня я продуктивный работник, а завтра в очередном трипе я сдам себя с потрохами.
Я много раз "вылетала" на работе. Но с элементарными бумажными задачами та часть меня, которая остаётся в реальности, справляется почти без ошибок. Я никогда не могу быть в ней уверена, но легко могу втянуться в простые задачи после возвращения. Могу исправить всё, что натворила, глядя на ворох бумаг на столе, на свою таблицу с документами. Прежде даже по самому сюжету трипа я могла догадаться, что делала здесь.
Например, однажды я бродила по огромному карточному домику, между червовым и бубновым королём, таская им чаи в кружках размером с меня саму. Они всё время жаловались, что приношу недостаточно горячий чай, что у соседа он слаще, что я мало мешаю его в пути. И раз за разом заставляли переделывать и носить остывший друг другу. Когда я очнулась, в моих руках была кипа подписанных бумаг. Можно не сомневаться, что эти подписи даже в нашей маленькой конторке я получала с трудом.
Но у логистов всё иначе. Здесь я должна быть вовлечена в процесс. Всегда помнить, как и что я делаю. То есть – это не для меня.
К обеду я накручиваю себя настолько, что ошибаюсь уже не специально. Зато мой утренний успех теперь кажется случайным стечением обстоятельств.
– Алиса, задержись после окончания работы, нам нужно поговорить, – Дима смотрит на меня недолго, сведя по привычке брови к переносице, а я чуть не до крови кусаю язык. Киваю в ответ и пытаюсь спрятаться за своим монитором, будто меня тут и не было никогда.
Чёрт. Чёрт, чёрт!!!
В обед не могу перестать коситься на телефон. Прячу его в рюкзак, потом снова достаю – сила воли отказывает мне. Но чёрный экран не оживает.
Я должна радоваться. Я хотела именно этого – чтобы Максим утратил интерес. Всё идёт по плану, как и должно быть. Как было всегда.
Алиса, которая должна прятать себя от мира, быть серой тенью и выживать только так – без причин и целей. Старые рельсы, удобные и накатанные.
Кажется, у меня сломалось колесо. Не получается ехать так, как привыкла… Пара ярких осенних дней, и чулан, которого нет, распахнул свои двери, не желает закрываться назад. Будто какая-то часть внутри меня вставила свой кусочек в общий пазл, заявила о себе, и не желает отмирать.
Я не права. Я ой как сильно не права.
Ловлю свою руку в последний момент, уже открывшей переписку с Максимом. Одной проблемы на сегодня мне хватит.
Рабочий день заканчивается, расплёскивая шум голосов по коридору за дверью. Шум радостный, свободный, расслабленный. В то же время я чувствую себя последней натянутой струной в сломанной скрипке, которая никогда не играла.
Наталья уходит, и мы с Димой остаёмся в кабинете одни. Я делаю вид, что увлечена работой, но на самом деле уже битый час лишь создаю иллюзию. А он, действительно, погружён в процесс, ругается с кем-то по телефону, присев на свой стол и периодически нервно подскакивая. Голос у него жёсткий – услышав его на другом конце трубки, я бы стушевалась. Не уверена, что смогла бы ответить.
– Алиса, – он переводит взгляд на меня и уже после кладёт трубку. Тон всё тот же, и я пытаюсь провалиться сквозь землю. Сейчас мне и в аду было бы легче, чем под этим сверлящим взглядом. – Каждый должен заниматься своим делом. Каждый может обучиться, если не выходит, и это не вопрос таланта. Всё и всегда решают только границы личного усердия человека. Я терпеть не могу эти пространные разговоры про "дано-не дано". Всем даны руки, ноги и голова, а уж как распоряжаться дело личное.
Он аккуратно кладёт телефон на стол, поправляет его край, чтобы лежал ровно, строго параллельно кромке. А после широким шагом доходит до моего стола, упирается в него руками, зависая перед моим лицом. Не дёрнуться назад стоит мне больших усилий. Но вместе с тем я вижу, как глубокая складка между бровей становится мягче.
– Твой тихий протест выходит мне боком.
Мечусь между вежливой улыбкой офисной Алисы и огромными округлёнными от удивления глазами – страшно подумать, что сейчас представляет собой моё лицо. Потому что прекрасно понимаю, о чём идёт речь. Меня застигли врасплох, раскусили буквально за два укуса, и среагировать быстро, прикрыться нужной маской я не успеваю.
Спрашивать "о чём вы" будет сейчас очень глупо, но я всё равно открываю рот, чтобы начать. Дима тут же поднимает руку вверх и продолжает.
– Алия пребывает в святой уверенности, что у тебя нет своего мнения, голоса и планов – поэтому строит их за тебя как ей удобно. Это – ваши личное дело, и уж сама разбирайся, зачем тебе нужен такой геморрой. Но мне, именно мне, нужен работник. Не новичок, которого нужно учить каждому чиху – человек, знающий нашу фирму от и до, умеющий хорошо выполнять задачу. Сейчас это ты. Но ты решила, что нам не по пути, и саботируешь молча.
Он делает небольшую паузу, пытаясь уловить на моём лице то, что я так отчаянно пытаюсь скрыть. Эту битву мне не выиграть. И в конце он просто кивает, окончательно убеждаясь в своих догадках.
– Давай договариваться как цивилизованные люди, а не обиженные школьницы. Во вторник ты вернёшься на своё кресло, а я отчитаюсь нашей начальнице, что ты опять не справилась. Тебя больше не пришлют ко мне против воли, и я выбью себе нового работника. Но оставшиеся два дня, будь добра. Работай. У нас проекты горят. Идёт?
– Да, – выдыхаю я с внезапным облегчением. Даже смысла не вижу корчить неправдоподобную картину дальше. Эта сделка меня устроит.
Дима удовлетворённо кивает, подхватывает куртку с вешалки у входа и машет мне рукой вместо прощания. Но в двери замирает, и снова смотрит. Его тон гораздо мягче.
– Если ты когда-нибудь всё же надумаешь работать у нас… буду рад принять.
Вот так. И выходит. Я остаюсь в тишине полупогасшего офиса с очередным обрывочным фильмом на старой плёнке под заглавием "Как бы это могло быть – твоя несостоявшаяся нормальная жизнь". На фоне вместо музыки и чужой речи монолог Кролика из вчерашней переписки…
Телефон больше не вибрирует. Ни днём на работе, ни вечером дома. Сколько его не прячь, сколько ни проклинай – я мечтаю о непозволительном. О том, чтобы я перестала отталкивать людей. Вернее, только одного человека, которого отталкивать больше не хочется…
Возможно, во вторник я вернусь в наш кабинет, и снова услышу его спокойное "привет" сквозь усталую улыбку. И, возможно, тут же вернусь на старые рельсы – будто мне не хватало именно этого тычка. Устрою очередной тихий протест, как метко назвал это Дима, и потеряю тонкую нить зарождающейся дружбы навсегда. Дождусь, когда Максим всё же уволится, и жизнь станет прежней. Никаких встрясок, никаких подвижек, никаких непредвиденных рисков…
Как же я хотела бы быть нормальной. Не бояться новых приступов, иметь право жить эту жизнь как все, не бояться мира, который стучится ко мне через окно.
Сломать окна, выйти наружу и больше никогда не прятаться.
Впервые я мечтаю так искренне.
Но судьбы нет, всем правит нелепая случайность, и Вселенная глуха к моим просьбам. Всегда была глуха и слепа.
Я провожу вечер в немом, тоскливом небытии и засыпаю с застывшими внутри слезами. Им не вылиться наружу, потому что они также нереальны, как я сама. Меня нет – я понимаю, о чём говорил Кролик.
Утром я оставляю чай на столе нетронутым. Оказывается, как легко нарушать свои же ритуалы, которые прежде казались незыблемыми. Мир не рухнет от одной невыпитой кружки чая, если мне ничего в горло не лезет.
По дороге в автобусе я стараюсь максимально собрать себя из кучки невысказанных переживаний, невыплаканных слёз. Ведь всё идёт именно так, как стоит идти. Сложный, непредсказуемый период почти закончен – скоро я возвращаюсь к своей монотонной работе, к положению неприметной вежливой мышки, и Максим утратил желание бередить мой хрупкий мир. Ещё немного подождать, и можно почти выдохнуть.
Почти. Если не считать моего прогрессирующего безумия. Трипов, которые уносят меня в слишком реалистичную картину, и не отпускают целыми днями. Бреда, в котором я хожу слишком близко к краю бездны.
Почти. Если не считать моего проснувшегося сердца. Оно молотит о рёбра, пытаясь захватить надо мной власть. И так упоительно сладко видится день, когда я уступлю ему…
Уступила бы, если бы, как в доброй сказке, сердце могло победить мои кошмары.
И последнее почти – пожалуй, никогда во взрослом возрасте я не теряла скупые остатки контроля над жизнью. Контроля над самой собой.
Выхожу из метро с мыслью, что пора написать Елене. Отсчитываю шаги до проходной, уже крутя в руках телефон. Но почему-то в голове зудит мысль, что я не рискну. Опять прежняя нерешительность сковывает пальцы как в тот самый первый раз.
Я злюсь на себя и на телефон заодно – слишком часто он меня подводит в последнее время. Будто живёт своей жизнью, сговорившись с моими пальцами. Ну уж нет.
Замираю на полпути к офису и набираю сообщение. Договариваемся на субботнее утро. Теперь не отступить. Алиса и её проклятая нерешительность – 1:0.
1:100, если уж быть до конца честной. Один или два, кажется, я всё-таки стала смелее сейчас.
Конечно, сбиваюсь со счёта. Ох как не вовремя. До заветной двери я почти бегу. По промёрзшей земле, по скользкой лестнице, просто чудом не падаю, во всех смыслах.
Пробегаю мимо нашего кабинета и вижу, как Максим снимает куртку перед своим столом. Вместе с сердцем всё моё нутро делает громкий стук о рёбра. Должно быть они трещат так громко, что он оборачивается на звук.
На долю секунды наши взгляды сталкиваются, и я ускоряюсь. Тут же разрываю этот контакт и скрываюсь за стеной. Не хочу, совсем не хочу думать о том, что я опять нашла в его глазах. Это они такие выразительные, или я окончательно двинулась в попытках приписать им слишком многое? Не хочу…
Врываюсь в обитель логистов и стараюсь стряхнуть с себя это утро. Дима смотрит на меня внимательно, будто с порога хочет понять, договорились ли мы вчера. Даже его брови не сведены против привычки.
Странно, но мне вдруг становится легче. Потому что договорились, потому что сегодня я впервые за пять лет в этой конторе буду по-настоящему работать, и мне это нравится. День, когда не нужно скрываться и носить чужие маски.
Еле заметно киваю ему, скидываю куртку на вешалку и иду к столу. По пути несколько раз тихо выдыхаю, стараясь успокоить колотящееся сердце. Бег по лестнице завёл его не так сильно, как случайная встреча с Максимом…
Меня ждёт много работы, в которую я могу рухнуть с настоящим упоением. И на весь день все прочие мысли легко покидают мою несчастную голову. Это почти хорошо.
Я знаю, что не полюблю логистику настолько, чтобы посвятить ей жизнь или даже напроситься к регулярные помощники к Диме (даже если бы я могла). Азарт и интерес, который я нахожу в этих процессах хорош как разнообразие однотонных будней – именно потому, что я занимаюсь чем-то другим. Хорош, потому что не стал этими самыми буднями, превратившись в однотонность.
Теперь я могу признать, что мне дали передышку. Моя стабильность с каждым днём ощущается всё невыносимей, и в этой неделе я нашла неожиданные новые силы для себя.
К концу дня я впервые задумываюсь о том, что могла бы сменить работу. Нет, не так. Не могла бы – но хотела бы. Самое большое открытие дня. У меня есть желания.
Они прячутся где-то очень глубоко внутри, за ворохом обязанностей, страхов, психических расстройств и общей жизненной неуверенности. Но если копать – а я сейчас смогла сделать именно это – то хотя бы здесь я не отличаюсь от всех прочих восьми миллиардов нормальных людей.
У меня всё же есть желания. Обалдеть.
Просто я никогда не смогу их реализовать. Позволить себе отступить от относительно безопасного графика существования. Я не рисковый человек. Не в моём положении быть такой.
Я даже не таращусь на телефон каждые пять минут. Я настолько увлечена, что вспоминаю о нём не чаще раза в час. А проверяю входящие всего лишь дважды.
Они по-прежнему пусты. И всё, что я придумала утром в серых глазах осталось моей иллюзией. Ещё одним желанием, которому не суждено исполнится.
Сегодня пятница. Я смогу прийти домой, зашторить окна на благословенных два дня и спрятать за ними душу и сердце, как делала всегда. Запереть их в чулане к понедельнику, и постараться больше никогда не вспоминать.
Еду до дома с зудящей усталостью. Отчасти она приятна, потому что является следствием плодотворного дня. Отчасти пугает – выжить в трипе сейчас будет непосильной задачей. Но мне везёт, и я добираюсь до заветной деревянной двери моей квартиры без приключений.
Запираю замок и долго смотрю на него, не осознавая, чего хочу или жду от этого незамысловатого механизма. Вот я провернула, он щёлкнул. Почему мне этого больше недостаточно?
Раньше я хотела спрятаться от окружающего мира, который мог нанести мне непоправимый вред, уничтожить меня, запереть за другими, жёлтыми стенами. А сейчас я бы с удовольствием спряталась от себя самой и тех ураганов, что бередят душу. Жаль, что замок мне уже не помощник.
Не помогут задёрнутые шторы и уютные светильники, но я продолжаю их включать, закрывать наглухо окна. Я не могу остановить эту бессмысленную инерцию потому что мной движет надежда. Что однажды я вернусь к прежней себе, изнурительному, бессмысленному комфорту… И потеряю только что обретённое желание выжить?
Нет, в этой логике что-то неверное.
Смотрю на еду в холодильнике, и меня слегка подташнивает от вида этого вялого однообразия. Макароны, гречка, пятиминутные заварные супы, которые я зачем-то тоже храню там. Я не настолько хочу есть, чтобы мучать себя этим.
И только сейчас окончательно признаю, как сильно я сдвинулась с привычной орбиты за этот месяц. Признаю, но уже не могу найти первопричину. Да это и неважно.
Думаю выключить телефон, чтобы сам шанс получить неожиданное входящее сообщение перестал меня терзать. Но с грустью понимаю, что в этом случае включить его заново будет в десятки раз сложнее и тревожнее. Легче получать свою дозу нервов понемногу.
И в тот момент, когда я удобно устраиваюсь под одеялом в полутьме с очередным идиотским ситкомом, готовлюсь засыпать и почти заставляю себя выдохнуть, телефон предательски вибрирует. Вздрагиваю и до конца не верю, что это происходит на самом деле.
Оживает чат с Максимом, и все иллюзии о сероглазом феврале вместе с ним. Сколько ни сдерживай, сколько ни кори себя – порой мечтать – это всё, что мне позволено.
Мечтать и тихо саботировать реальность, пока могу.
Вместо текста снова файл с музыкой. На этот раз я не терзаюсь и сразу включаю.
Мелодия начинается тихо и с первых нот обволакивает таким уютом, что я вдруг улыбаюсь. И становится наплевать на дверной замок, который не спасёт меня от самой себя, и на чулан внутри, который я так и не смогла запереть… На макароны, дурацкую цветастую скатерть на кухне, нотации Алии Вадимовны, которые рухнут на меня во вторник, строгий взгляд Димы, давку в метро, мрак за зашторенными окнами. И на проклятый телефон, молчавший почти всю неделю.
Тепло, которое так сложно найти в ноябре, расцветает полем ландышей где-то внутри…
"If they say
Who cares if one more light goes out?
In a sky of a million stars
It flickers, flickers
Who cares when someone's time runs out?
If a moment is all we are
We're quicker, quicker
Who cares if one more light goes out?
Well I do…"[1]
По щеке течёт невесомая слеза. И пустота внутри, которая разрасталась последние дни, вдруг обретает смысл. Я понимаю, откуда она появилась. И даже тот факт, что я никогда не смогу её заполнить или избавиться, не омрачает эти мгновения.
"Спокойной ночи, удивительная Алиса".
Смотрю на эти четыре строки и проваливаюсь в глубокий сон. Он такой же тёплый и уютный, как и музыка, которая звучит всю ночь.
[1] Linkin Park – One more light – очень рекомендую)
О проекте
О подписке