Цитаты из книги «Солдат до последнего дня. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947»

ответственность за все репрессии и карательные акции была переложена с вооруженных сил на СД (службу безопасности СС). Это, как мне кажется, сыграло ключевую роль в решении по первому пункту. Из текста приговора – «Виновен. Смерть через расстрел» – я делаю вывод, что суд счел приведенный выше тезис недоказанным. Тем не менее, мой начальник штаба, офицеры оперативного отдела и разведки – как впоследствии подтвердил чиновник, который вел официальную ежедневную летопись войны с германской стороны, – под присягой показали, что в соответствии с ясным и совершенно определенным приказом Гитлера все карательные акции были возложены на СД (в ходе процесса это подтвердил даже руководитель СД).

была закрыта. За Нюрнбергом последовал Дахау. Моих товарищей, которых перевозили вместе со мной, предупредили, чтобы они со мной не разговаривали; аналогичное предупреждение было сделано мне. В итоге, когда мы прибыли в Дахау и оказались в «блокгаузе», мне просто пришлось разговаривать с моими сокамерниками, втиснутыми вместе со мной в крохотное помещение, – фельдмаршалами фон Браухичем и Мильхом, государственным секретарем Боле, послом фон Баргеном и войсковым командиром из младшего офицерского состава. Нашим надзирателем был цыган

ненависти. В Оберурселе со мной обращались хорошо. Однако там мне пришлось на несколько дней погрузиться в злокозненную атмосферу барака для подследственных. То, что я там увидел, произвело на меня неприятное впечатление. Я пришел к выводу (которому впоследствии нашлись и другие подтверждения), что работа в разведке может так преобразить человека, что, общаясь с ним, невозможно подавить неприязнь, которая может перерасти в страх. Эта работа оставляет на человеке неизгладимый след. Возможно, все было бы иначе, если бы в эту деятельность не было вовлечено так много немцев-эмигрантов. Трудно ожидать объективности и гуманности от людей, которые в результате трагических событий были вынуждены покинуть свою страну.

Я придерживаюсь той точки зрения, что мы в нашей старушке Европе, в которой становится все теснее, должны научиться понимать друг друга, найти путь к объединенному Старому Свету, в котором исчезнут искусственные государственные границы, являющиеся атрибутом прошлого. Я всегда верил в идею Бриана.

все реже. Обсуждение вопроса о капитуляции возвращает нас к проблеме «политического солдата», для которого, повторяю, не было места в германских вооруженных силах. Продуктом обучения по генералу фон Зекту стал солдат, для которого

Понять Гитлера, создавшего систему, при которой разные организации работали параллельно, то есть в одной и той же сфере, но независимо друг от друга, можно, лишь попытавшись поставить себя на его место – на место никому не доверявшего диктатора. Наличие такой системы самым пагубным образом сказывалось на процессе руководства боевыми действиями и вообще на ходе войны. Главными минусами такой системы были взаимное недоверие между армией и СС, между администрацией и партией и т. д., отсутствие единых приоритетов, четкого разделения сфер ответственности и т. п. Во время войны, требующей единоначалия и эффективного управления экономикой, наличие таких излишеств, как партийные структуры, рано или поздно неизбежно должно было оказать свое негативное воздействие на ход событий. Если бы кто-то захотел подорвать структуры вооруженных сил страны, лучшего способа сделать это, чем использовать систему организации или, вернее, дезорганизации, любовно отстроенную Гитлером, было просто не придумать.

Сразу же после принятия на себя командования на Южном театре военных действий, которое последовало за капитуляцией 3 мая командования Юго-Западного фронта, я отправил Эйзенхауэру послание, в котором предложил ему капитуляцию всех германских войск, противостоящих американцам, и таким образом от имени адмирала Деница подготовил почву для полной капитуляции германских вооруженных сил. Оглядываясь назад, я по-прежнему считаю, что у меня как у солдата не было иного выбора. Практическим результатом этого было то, что многие сотни тысяч германских солдат только из состава групп армий Лера, Рендулича и Шернера избежали попадания в лапы к русским и были освобождены почти сразу же после заключения перемирия. Если бы американцы повели себя иначе, количество этих солдат могло бы исчисляться миллионами. Ни один человек из тех, кому довелось видеть немецких военнопленных, вернувшихся из России, или говорить с ними, не станет сомневаться в том, что мы поступили правильно.

которым так или иначе имел отношение весь германский народ и все его руководители. Так утверждала пропаганда противника, не оставлявшая нам никакой надежды на национальное возрождение. На подобную решимость альянса покончить с нами, заключенную в формулу «безоговорочной капитуляции», мы могли ответить только одним: продать нашу шкуру как можно дороже, то есть сражаться как можно дольше и упорнее в надежде измотать противника и попытаться таким образом все же склонить его к переговорам. Однажды, в 1918 году, мы уже выбросили белый флаг и в результате были вынуждены принять безжалостный версальский диктат. Разумеется, никто из нас не хотел повторения этого. Где-то в районе 20 апреля мне пришлось вплотную задуматься над этим вопросом. Ход оборонительных боев на Восточном и Западном фронтах не оправдал наших надежд. Берлин был в опасности. И все же я снова принял решение продолжать сражаться. В последние два месяца приказы Гитлера содержали мольбы остановить наступление альянса или задержать его с целью выиграть время до того момента, когда на Восточном фронте мы одержим победу на родной земле, в которую фюрер продолжал непоколебимо верить, и когда будет создана новая – «самая лучшая» – армия, которая восстановит баланс сил; и, наконец, до того момента, когда мы сможем в массовом порядке применить новое оружие, и прежде всего «Народный истребитель»[17].

Теперь мы сражались не для того, чтобы отвоевать выгодные условия мира. Мы, руководствуясь исключительно чувством долга, теперь боролись за то, чтобы наши братья по оружию не попали в руки русских. Все остальное больше не имело значения. По этой, и только по этой причине мы должны были драться до конца. В последние годы войны меня все чаще занимал вопрос о том, до какой стадии ее продолжение можно считать оправданным. Способность командира влиять на боевой дух своих подчиненных во многом зависела от его позиции по этой проблеме. После Сталинграда и захвата противником порта Тунис победа стала невозможной. Рассуждения о том, было ли успешное вторжение противника в Нормандии окончательным решением нашей судьбы, казались мне неуместными в обстановке, когда крах нашей обороны на Западном фронте убил последнюю надежду на возникновение тупиковой, патовой ситуации, а мы оказались в отчаянном положении. Именно по этой причине начиная с осени 1944 года я поддерживал план генерала СС Вольфа, состоявший в установлении контакта с американцами в Швейцарии. Как солдат я убедил себя, что на данном этапе войны политические переговоры с противником были неизбежными и необходимыми. Западные участники альянса никогда не скрывали своего намерения разрушить Германию в политическом смысле, и прежде всего уничтожить национал-социализм и «милитаризм»

БОИ ЗА ГОРОДА 2 апреля Гитлер отдал приказ об обороне всех городов. Вне всякого сомнения, фюрер в глубине души верил, что каждый немец согласится с его взглядами на этот счет и скорее предпочтет пожертвовать жизнью, нежели станет ожидать решения своей судьбы. При том что это само по себе было иллюзией, упомянутый приказ в любом случае был сомнительным в военном смысле и по крайней мере частично невыполнимым. Главная проблема с военной точки зрения состояла в том, чтобы затупить острие удара противника и таким образом задержать его наступление. Для этого нужны были регулярные войска – ополченцам эта задача была не под силу. Для обороны любого города необходимы большой тактический опыт, выучка и боевая дисциплина, а также удобная местность, не позволяющая противнику зайти во фланг. Такая местность существовала в предместьях лишь небольшого количества городов, и уже по одной только этой причине приказ фюрера нуждался в умелой интерпретации. Именно исходя из вышеизложенных принципов, мы действовали в ходе всей Западной кампании – в соответствии с моими приказами мы сражались не в городах, а за городами, причем выбирали место для ведения боевых действий, исходя из характера местности, имеющихся сил и средств и состояния войск. Оборона Людвигсгафена, Касселя, Айзенаха, Швайнфурта, Нюрнберга и Мюнхена говорит сама за себя.