Пушок только того и ждал. Свернулся калачиком и засопел. А вот у Тайки весь сон как ветром сдуло. Коловершу успокоила, сама разволновалась. Вдруг он прав? В жизни всякое бывает. А оберегов от моровой ведьмы у неё точно не водится. Те, что от упырей или оборотней, вряд ли подойдут. Да и кто такая эта моровая ведьма из сказки? По описанию на трясовицу похожа – из тех, что на болотах живут и насылают на людей лихорадку. В бабушкиной тетрадке наверняка написано, как их одолеть, но за тетрадкой надо вставать. А темнота вдруг стала пугающей: даже нос из-под одеяла высунуть боязно. Может, позвать Никифора, как в детстве? Чтобы взял веник и разогнал ночные страхи.

Нет, она уже не маленькая. Сама справится. Надо вспомнить: чего не любят трясовицы? Вроде бы петушиного крика, собачьего лая и звона колокольчиков. В прикроватной тумбочке у Тайки лежит заколка со звенелками, из-за которой Никифор дразнит её «козочкой». Пожалуй, сойдёт.

Осторожно, чтобы не потревожить Пушка, она потянулась к ящику. Вдруг оконная рама скрипнула и медленно приоткрылась. Занавеска заколыхалась от свежего ночного ветерка, а сердце ухнуло в пятки. В спальне запахло влагой и болотом. Неужели правда трясовица?

Тайка схватила мобильник и включила фонарик – нечисть же не любит яркого света. Значит, можно выиграть немного времени. Если, конечно, это был не сквозняк, помноженный на игру воображения…

Оказалось, не сквозняк. В свете фонарика Тайка разглядела ту самую девицу с бельмами, о которой говорил Пушок. Незваная гостья сидела на корточках прямо на подоконнике, сжимая в когтистой руке баночку. Сомнений не осталось: сейчас будет кропить.

Кладенец, словно очнувшись ото сна, шевельнулся на груди.

– Превращайся уже! – шепнула Тайка, но верный клинок не спешил слушаться. Ох уж эти разумные мечи! Всегда себе на уме.

Трясовица подняла руку, закрываясь от света. Тайке показалось, что та замахивается. Как же быть? У неё же ни колокольчиков, ни заговора, ни петуха свободного под рукой… И Тайка сделала первое, что пришло в голову: сама залаяла, как собака. Наверное, получилось похоже. Потому что в её бок вдруг вцепились острые когти, и Пушок прошипел:

– У-у-у, пёсье племя!

Кажется, он ещё не проснулся.

Трясовица ахнула и выпала из окна спиной вперёд. «Фуп!» – послышался глухой удар о землю. Сомлела, что ли?

Сжав зубы, чтобы не заорать, Тайка отцепила от себя Пушка. На всякий случай ещё пару раз гавкнула, и окно само захлопнулось. Кладенец на шее снова стал холодным. Значит, опасность миновала. Уф!

Кстати, вредный меч так и не принял истинного обличья. Тайка хотела пожурить ленивый клинок, но тут наконец проснулся Пушок и завопил:

– Спасите-помогите!

– Тише ты! – Тайка щёлкнула его по носу, чтобы привести в чувство.

– Где эта страшная собака? – Пушок взмыл под потолок, повис на люстре и шумно принюхался. – Хм… А пёсьим духом-то и не пахнет.

Девушка встала, включила свет, и коловерша ахнул:

– Божечки-кошечки, Тая, ты ранена! У тебя на пижаме пятно. Кто этот супостат? Ух я ему наваляю!

– Этот супостат – ты. Не коловерша, а коршун какой-то. Дождёшься, куплю когтерезку, будем тебе маникюр делать.

– Ой… – смутился Пушок. – Я сейчас принесу йод.

Пока он летал на кухню за аптечкой, Тайка осмотрела подоконник. Обнаружила затхлую лужу и следы. Сомнений не осталось – их навестила трясовица. Не заболеть бы теперь. Хотя… она же кропилом своим не дотянулась. Значит, бояться нечего.

– Ты был прав, – сказала Тайка вернувшемуся в спальню Пушку. – Твоя «моровая ведьма» – это болотная лихорадка. Сегодня я её спугнула, но завтра она может явиться снова. Сюда или в чей-то ещё дом. Нужно поймать негодяйку, пока она никого не уморила!

На морде Пушка не хватало только бегущей неоновой надписи «я же говорил», но вслух он этого не сказал. Только жалобно уточнил:

– Тая, а у нас есть волшебный парацетамол?

– Только обычный. Но ты не беспокойся, от волшебной лихорадки он отлично помогает.

– А если его растолочь и ведьме на хвост насыпать, может, она сгинет?

– У неё нет хвоста, – улыбнулась Тайка. Ну Пушок и выдумщик!

– А ты хорошо рассмотрела? Ладно, молчу-молчу. Давай царапину смажу. И подую, чтоб не щипало.

Было больно. Но девушка стоически терпела. Она понимала: Пушок суетится, потому что чувствует себя виноватым. Спросонья принять друга за врага – такого с ним ещё не случалось.

– Почти не щиплет! – нарочито беспечно отмахнулась она. – И это… прости, что не поверила.

– Да ладно, проехали. Слушай, а может, Мокшу на эту трясовицу натравить? – Пушок почесал в затылке. – Он как-никак болотный царь. Пусть приструнит заразу. Ой, смотри, Тай, каламбур случайно получился. Она ведь зараза в прямом и переносном смысле!

– Вряд ли Мокша сможет нам помочь… – вздохнула Тайка. – Трясовицы обитают на болотах испокон веков. Этот царь самозваный ещё не родился, а они уже были.

– Но есть же над ними какое-то начальство?

Тайка пожала плечами:

– Не знаю. Будем справляться сами. Крик петуха, лай собаки и звон колокольчиков.

– Только не собака, Тая! Прошу тебя! – закатил глаза Пушок. – О, у меня идея! Скачай лай и кукареканье в интернете. А в колокольчик я сам готов звонить.

– Не испугаешься?

– Ради тебя и Дивнозёрья я готов на всё!

– Мой храбрец! – Тайка почесала его за ухом, и коловерша довольно заурчал. – Тогда план такой: следующей ночью затаимся и будем ждать. Если трясовица приходила и осталась ни с чем, значит, непременно попытается снова. Но теперь мы будем готовы. С Кладенцом я договорюсь, чтобы в следующий раз не вздумал отлынивать. А то ишь, хитренький. Помнится, на маленького безобидного горыныча бросался так, что еле удержала, а когда настоящий враг объявился – где верный меч? Прохлаждается!

Подвеска на её груди шевельнулась. Услышал, значит. Вот и хорошо, пусть ему будет стыдно.

Пушок покивал, погрозил вредному мечу когтем и тут же заискивающе улыбнулся Тайке:

– Слушай, а варенье ещё осталось?

– Ага.

– Пойдём чайку попьём, нервы малинкой подлечим. Всё равно уже не заснём, а так хоть какая-то радость.

* * *

К следующей ночи они готовились, как к настоящему сражению.

– Будем ловить на живца! – Тайка, несмотря на ворчание домового, поснимала с окон все обереги. Ну а что? Они всё равно не сработали.

– Ещё ковровую дорожку ей постели… – Никифор ворчал не со зла, просто волновался. Ему поручили включать заранее собранный Пушком плейлист «Моровая ведьма» со страшной картинкой на обложке. Домовой то и дело проверял соединение с колонкой и причитал: – Ох, беда! Нет бы живого петушка из курятника взять, а не эти ваши де-вай-сы.

– Живой может не захотеть кричать, а нам рисковать нельзя. – Тайка вручила Пушку колокольчик, и гордый коловерша засел в засаде на люстре. Сверху донеслось чавканье. Похоже, кто-то решил подлечить нервы вкусненьким. Не пришлось бы потом люстру от варенья отмывать…

Но Тайка решила пока об этом не думать. Ей предстояло лечь с Кладенцом под одеяло, притвориться спящей, а в нужный момент нанести удар.

Все заняли свои места и затаились. Снаружи свистел ветер, вдалеке ворчал-перекатывался гром, приоткрытые ставни тревожно поскрипывали. Надвигалась гроза.

Лежавшую неподвижно Тайку бросало то в жар, то в холод. Простыни сбились, но встать и поправить было уже нельзя. Рукоять Кладенца неприятно давила на ладонь – меч, словно в отместку за выволочку, решил сделаться тяжелее, чем обычно.

Долгое время ничего не происходило, и Тайка сама не заметила, как задремала: то ли сказалась предыдущая бессонная ночь, то ли трясовица сонные чары навела.

Её разбудил оглушительный петушиный крик – сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Никифор постарался, выкрутил громкость колонки на максимум. Тайка крепко сжала рукоять меча, готовясь к бою.

Пушок, ахнув, сорвался с люстры, заметался с колокольчиком в лапах и врезался головой в выключатель. Зажёгся свет. Трясовицы в комнате не было.

– Никифор, ты очумел, что ли?! – Коловерша брякнулся на тумбочку и от возмущения надулся так, что стал похож на шарик. – Что за фальстарт? А ну вырубай шарманку, пока она собакой не загавкала!

Шумно и очень негодующе он высморкался в салфетку.

– Ты мне тут мудрёными словами не выражайся! – буркнул домовой, виновато глядя в пол. – Прости, Таюшка-хозяюшка, я закемарил и на твою мобилку случайно сел. Кто ж знал, что она от энтого дурным кочетом заорёт?

– Ничего страшного. Я тоже заснула. – Тайка выключила звук, и Никифор с облегчением выдохнул.

– И я. – Пушок перепорхнул с тумбочки на Тайкино плечо. – Вы не находите, что это подозрительно? Ладно бы кто-то один прикорнул, но чтоб все трое? Ой, слышите?! На кухне кто-то шурует.

– Я ничего не слышу, – отмахнулась Тайка.

– Нет, точно тебе говорю. Кто-то холодильник открыл. Я этот звук из тысячи других узна́ю. Тая, там кто-то тырит моё варенье!

Пушок рванул к двери. Прилипшая к лапе салфетка тащилась за ним и реяла, словно боевое знамя. Тайка и Никифор, переглянувшись, поспешили следом.

Когда они ввалились на кухню, домовой включил свет, и в тот же миг коловерша завопил:

– Караул! Грабят! Держи вора!

Возле открытого холодильника стояла давешняя трясовица. В одной руке у неё была ложка, в другой – почти полная баночка с малиновым вареньем. Поняв, что её засекли, трясовица ойкнула и попятилась к приоткрытому окну. Но расхрабрившийся Пушок преградил ей путь к отступлению:

– Стоять! По всей строгости отвечать будете, гражданочка! Рассказывайте, как усыпляли, как заразу насылали, как чужую малину таскали! И да, варенье – на бочку! В смысле, на стол. Поставьте и отойдите. Иначе наш меч – ваша голова с плеч!

Трясовица, крепко прижав баночку к груди, прошипела:

– Не отдам. Моё!

Коловерша был неумолим:

– Суд сочтёт это отягчающим обстоятельством.

Тайка нервно рассмеялась. Ситуация была донельзя нелепая. А трясовица при свете оказалась совсем не страшной. Худенькая, с острыми плечиками, ростом не выше Никифора – совсем девчонка. Неудивительно, что меч нападать не захотел. У неё и самой рука бы не поднялась.

– Кто ты и зачем пришла?

Тайка спрятала Кладенец за спину. Тот намёк понял: хоп – и превратился обратно в подвеску.

– Огнеястра моё имечко. Младшенькая из рода болотных лихорадок. А пришла я знамо за чем – за вареньем. Позволь забрать баночку, и я уйду. Больше никого в Дивнозёрье не потревожу.

– Тая, она врёт! Включай петуха!

Огнеястра побледнела:

– Пожалуйста, не надо!

Признаться, Тайка сперва ей тоже не поверила.

– Если ты хотела только варенья, зачем заразила деда Фёдора, Маришку и Пушка?

– Я никого не заражала. У меня и заражалки с собой нет. – Глаза трясовицы округлились. – Или… Сестрица Ледея говорила: когда станешь взрослой, одним взглядом насморк вызывать будешь. Выходит, я выросла? Ох, какая неприятность!

– Если это и в самом деле случайность, вылечи их. – Тайка указала на утирающего нос коловершу.

– Я не умею. – Огнеястра с опаской покосилась на Тайкин кулак с Подвеской-Кладенцом. – Но не кручинься, научу тебя, как беду избыть. Найди чёрное петушиное перо и положи каждому под подушку – на следующее утро всю хворь как рукой снимет. Вишь, какую тайну тебе поведала! Тока сёстрам не говори. Теперь я могу забрать варенье?

– Нет! – Пушок вздыбил шерсть. – Я раскусил твой коварный план! Малиной от болезней лечатся. Стало быть, ты хочешь его отравить, чтобы самое верное средство помогать перестало.

– Я хочу его съесть. – Огнеястра облизнулась. – Очень уж оно вкусное. У нас на болотах токмо кислая ягода растёт. И как её сладкой сделать – ума не приложу. Хошь верь, хошь нет, но несколько лет назад я проникла в чужой дом вместе с сестрицей Ледеей. Не здесь, в другой деревне. Пока она с заражалкой ходила, я заскучала. Смотрю – на столике вазочка, а в ней что-то красное. И пахнет заманчиво. Решилась попробовать и с тех пор покой потеряла. Сплю и вижу, как бы ещё раз вареньица отведать. А людей мучить я ни-ни, мне эт не нравится.

Ну дела! Теперь Тайка поняла, почему Кладенец артачился. Вовсе не из жалости. Он чужие намерения за версту чует. Выходит, Огнеястра сказала правду.

– Нонсенс! – фыркнул Пушок.

А Никифор сочувственно покачал головой:

– Тяжко тебе в жизни будет, коли не станешь воплощать своё предназначение.

Огнеястра горько вздохнула:

– Знаю… Старшие сёстры меня не понимают. Им бы только хворь наслать да уморить кого. Но ты не беспокойся, ведьма. В Дивнозёрье они ни ногой. Им Мокша такого нарассказывал, что они теперь боятся тебя до жутиков.

Тайке стало жаль юную трясовицу. И, несмотря на недовольное бухтение Пушка, она решила:

– Забирай варенье. Мы себе ещё сварим.

– Вот спасибочки! – Огнеястра ещё крепче прижала к себе баночку.

– И это… если не хочешь заниматься тем, к чему душа не лежит, ты не обязана. Например, у меня есть знакомая мавка, которая мечтает играть в группе на барабанах. А у тебя есть мечта? Кем ты хотела бы стать, когда вырастешь?

– Хочу съесть много варенья!

– Эта мечта уже сбылась. Когда закончится, приходи за добавкой. Только не заражай никого больше, – улыбнулась Тайка.

– Выходит, мне нужна новая мечта? – Огнеястра почесала в затылке. – Ну я не знаю…

– И это тоже нормально. Порой любому нужно время, чтобы понять, чего душа просит.

– Сестриц обижать не хочется… – всхлипнула трясовица. – Они ведь желают мне блага.

– Моя мама такая же. Уже всё за меня распланировала: где жить, где учиться. Только ведь это её мечты, не мои.

– И как ты поступила?

– Стала жить своим умом, конечно. Было непросто. Но в итоге всё получилось. Значит, и у тебя получится. Главное, верь в свои силы.

– Ты лучшая, ведьма. Обещаю, я обязательно найду собственный путь!

Украдкой смахнув слезинку, Огнеястра прошмыгнула мимо Пушка. Помахала лапкой, спрыгнула с подоконника – и только её и видели.

– Слишком ты добрая, Тая. – Коловерша затворил окно.

Наверное, он всё ещё не мог пережить утрату варенья.

– А по-моему, Таюшка-хозяюшка правильно рассудила, – одобрительно крякнул Никифор. – Кстати, тебе, обалдуй пернатый, тоже стоило бы задуматься о будущем. Не всё ж по лесам шататься да малину лопать. Делом бы каким занялся полезным.

В ответ Пушок показал домовому язык:

– Сам разберусь, чай, не маленький. Ты, Никифор, лучше свои мечты воплощай, а мои не трожь. Только подумайте: однажды наступит время, когда никто не станет указывать другим, что им делать, – тогда не жизнь у нас начнётся, а малина!

* * *

Перья черного петуха Тайке удалось найти без особых проблем. Сложнее было подложить их деду Фёдору и Маришке под подушку – да так, чтобы не заметили. Но и с этим она справилась. Вскоре все заболевшие выздоровели.

Взбодрившийся Пушок сам вызвался летать за дикой малиной в лес – одной садовой-то сыт не будешь, если теперь в расчёте норм варенья ещё и Огнеястру надо учитывать. Он даже Никифору с Анфиской умудрился впарить по лукошку. Мол, чего просто так на свиданки ходить, если можно с пользой?

Так что весь конец июля Тайка вечерами только и делала, что перебирала малину, а коловерша развлекал её страшными историями. Большую часть из них он подсмотрел в фильмах-ужастиках, но некоторые придумывал на ходу. А ещё Пушок на удивление умел подгадывать момент: то вдруг в самый страшный момент ветер на улице взвоет, то телефон зазвонит, а то и вовсе почудится, что в дверь постучали.

Ой, или не почудилось? Настойчивый стук повторился.

– Пушок, будь другом, слетай, глянь, кого там принесло. А то у меня руки в малине.

– Не полечу, – буркнул коловерша.

– Ну что тебе, трудно, что ли? Или ты сам себя напугал?

Смех смехом, но неистощимая фантазия и впечатлительность Пушка уже не раз приводили к печальным последствиям. А запрещать ему смотреть фильмы ужасов или читать страшилки в интернете бесполезно – он и сам может такой сюжет сочинить, что Стивен Кинг позавидует.

– Неправда! Я ничего не боюсь! – Коловерша полетел к двери, глянул в глазок и заорал так истошно, что Тайка чуть чаем не подавилась: – А-а-а! Тая, только не открывай дверь! Там смерть пришла!

– Какая ещё смерть?

Пушок нырнул под диван и, спрятавшись за бахромой покрывала, прошептал:

– Всамделишная. С косой, в капюшоне и с черепом!

– Ну что ты бредишь?

Тайка много чудес повидала, поэтому была уверена, что смерть просто так по улицам не ходит. Может, коловерша решил её разыграть? А что, с этого артиста станется!

Не обращая внимания на сдавленный писк из-под дивана, она решительно вытерла руки полотенцем, шагнула к двери, глянула – и обомлела. О-ой! Неужели Пушок прав?!

Но в следующий миг девушка поняла – у страха глаза велики. Наслушалась этого крылатого паникёра, и сама чуть было не лопухнулась.

– Это вовсе не смерть, а обычная полевица-полуночница. И не коса у неё, а серп.

– Да? – Коловерша с опаской высунул мордочку. – Всё равно не открывай. Сейчас как раз полночь – значит, она в самой что ни на есть силе. Как взмахнёт серпом – плакали наши пёрышки…

А снаружи донесся грубый, явно привыкший командовать женский голос:

– Не спишь, ведьма? Открывай! По делу я!

– Скажи, что нас нет дома! – не унимался Пушок.

– Во-первых, врать нехорошо. – Тайка погрозила ему пальцем. – А во‑вторых, мы не в поле, чтобы её бояться. Ну и ты же помнишь: я ведьма, ко мне кто угодно может обратиться за помощью.

С этими словами она открыла дверь.

Полуночницу действительно можно было испугаться: так-то они девицы красивые, но в лунном свете их кости виднеются сквозь кожу, а глаза – сияют алым. В общем, малоприятное зрелище. Но Тайка всё равно улыбнулась, ибо негоже гостей по внешности встречать.

– Здрасьте! Какими судьбами? Что у вас случилось?

Приглашать полуночницу в дом она всё-таки не стала: мало ли? А так – обереги на месте, порог не перешагнёт.

– Моя сестра полуденница Поля сказала, ты ей помогла однажды, значит, и мне не откажешь. – Гостья протянула бледную ладонь с железными ногтями на пальцах. (И зачем ей серп – такая и голыми руками порвать может.) – Я Нина. И меня так утомила эта проклятая кобыла! Сделай с ней что-нибудь.

– К-какая ещё кобыла?.. – Ох, надо бы ответить рукопожатием, но опасно.

Сперва Тайка подумала, что речь идёт о Поле (та высокая, широкоплечая) и ей предлагают вмешаться в сестринскую ссору (ну спасибо!), но всё оказалось намного проще.

– Такая-сякая, каурая! Пасётся на моём поле, негодяйка! – Полуночница перебросила назад толстую тёмную косу и покрепче перехватила серп. – Ух, я бы ей уши на ходу отрезала! Представляешь – рожь мою жрёт и топчет!

– Ой, она, наверное, у кого-то из деревенских с привязи сбежала. Кажется, у дяди Миши есть каурка. Пойдём поймаем её, а завтра найдём хозяина. – Тайка накинула на плечи платок, взяла верёвку и, немного робея, перешагнула порог, на всякий случай сжимая в кулаке Подвеску-Кладенец, – а вдруг это какие-то уловки полуночницы? Но верный клинок не почуял опасности, остался холодным, поэтому девушка всё-таки протянула Нине ладонь, а та после крепкого рукопожатия скомандовала:

– Побежали скорее! – и потянула Тайку за собой.

* * *

Нет, это оказалась не простая кобыла. Масть у неё, может, была и каурая, вот только грива и хвост сияли в ночи так, что Тайка сперва подумала, что поле горит.

Они спрятались за стогом сена, чтобы не спугнуть волшебную лошадку, хотя полуночницу пришлось уговаривать: та рвалась в бой и размахивала серпом.

– Я никогда такую не видела… – честно призналась Тайка. Ведь нет ничего хуже, чем изображать из себя умную, когда на самом деле ничего не знаешь и можешь испортить дело.

– И как же ты тогда её поймаешь? – сверкнула глазами полуночница.

Смотреть на неё было боязно. Возражать ей – ещё страшнее. Но деревенское поле надо было спасать: не вытопчут, так подожгут.

– Попробую яблочком. Все лошади любят яблоки.

Хотя насчёт волшебных Тайка была не очень уверена.