Сама библиотека, некогда раскинувшаяся на оба этажа, теперь состояла из одного, правда, большого помещения, одновременно являвшегося абонементом и читальным залом. Здесь гулял ветер, и стояли луже воды. Все стеллажи с книгами были опрокинуты или сдвинуты со своих мест. Книги густо валялись на полу, и немало их, судя по всему, вымыло из здания потоком воды. Я наклонился, поднял первый попавший под руки том. Ну и ну, никогда бы не подумал, что книгу можно выжимать, словно обычную тряпку. Страницы ее сильно разбухли и стоило посильнее надавить на обложку, как вода бодрой струей хлынула вниз. Кстати, а что же это я ухватил? Ага, Р. Бауэр «Лечение аквариумных рыб». Очень актуально. Тем не менее я книжку открыл и даже попробовал листать. Но вовсе не потому, что меня так волновали болезни аквариумных рыб. Просто я хотел удостовериться, что книжка не разлезется в моих руках. Страницы были влажные тяжелые, поэтому они легко рвались и неохотно отделялись друг от друга. Но при определенной осторожности с этими проблемами не составляло труда справиться, а текст, несмотря на морскую купель, оставался четким, неразмазанным. Я с облегчением захлопнул книгу. Читать можно. Только не про болезни рыб. Найдем более достойную литературу.

– Получите, ублюдки! Хрен вам, а не английский язык! Ишь чего захотели – чтоб на нашей земле не услышать русского слова! А накося, выкуси!!!

Я моментально обернулся на этот ликующий вопль. У раскрытой двери, ведущей, как я очень скоро узнал, в книгохранилище, стояло несколько человек. Один из них и выразил столь непосредственно свои чувства при виде несметных сокровищ. Да, то, что мы обнаружили, было для нас неизмеримо ценнее, чем для Креза все его золото. В темном помещении без окон и с единственной дверью, находились десятки тысяч книг. И почти все они были на русском языке. Именно этим и объяснялась радость человека, которому иностранцы в очередной раз навязывали свою волю. Но не все коту масленица. Теперь заговорят ребята по-русски, все, до одного и как миленькие. Кто же решится передать монополию на знания в руки определенной группы людей? Так думал я, так думали мы, но, как оказалось, не все.

– Не суетитесь, братцы, – заявил мужчина лет сорока, с заметной сединой. – Может нам все-таки выучить этот чертов английский.

– А любовь крутить только с русскими женщинами? – как-то сразу уловив его замысел, спросил я.

– Да нет, зачем же. Можно и с иностранками, – утешил меня мужчина. – Главное, не обучать ее грамоте. Только детей. – Чувствовалось, что у него все продуманно, словно он знал заранее о библиотеке.

– Значит, мы будем чем-то типа касты жрецов, всезнающих и непогрешимых, а остальные превратятся в безмозглое, предназначенное для грубой, физической работы быдло? – прямо спросил я.

– Ну, зачем же так… мягко говоря, утрировать, – спокойно ответил мужчина. – Просто благодаря знаниям мы займем подобающее русскому человеку лидирующее положение в обществе. Решающим станет наш голос, а не каких-то там янки со швабами.

– А вам не кажется, что вы не совсем вовремя затеваете игры патриотов? Вряд ли все остальные захотят оказаться ущербными людьми, вторым сортом. Начнутся ссоры и конфликты. В нынешней ситуации это закончится плачевно для всех нас, – я говорил не для того, чтобы переубедить седого – для горбатого есть только одно средство исправления, мне необходимо было доказать остальным пагубность его намерений.

К счастью, дураков среди нас не оказалось. Даром я распинался, Люди и так все прекрасно поняли. Стоило седому раскрыть рот, чтобы возразить мне, как его довольно бесцеремонно перебили:

– Хорош нам лапшу на уши вешать. Тоже мне, нашел время для выведения сверхчеловеков.

– Ну, как знаете, – пробормотал седой, видя, что проиграл. – Потом вспомните мои слова, да поздно будет.

Прихватив каждый по несколько книг, мы вышли из библиотеки.

– Долго вы. Опаздываем, – недовольно пробурчал Тихон. – Может хрен с ней, с аптекой?

На него возмущенно загалдели со всех сторон. Видно, болячек хватало у многих, и перспектива провести остаток жизни без необходимых лекарств людей абсолютно не устраивала. Тихон моментально сдался, и мы двинулись на поиски аптеки.

И тут произошло неожиданное. Стоило Владимиру, шедшему с краю, остановиться, как к нему на плечо спикировало что-то маленькое, желтенькое – настоящий лимончик на ножках, и довольно внятно объявило:

– Гоша хороший! Гоша хороший… ур-р.

Гоша и в самом деле был прелесть. Яркий, пушистый, а главное – живой, что особенно грело душу после зрелища сотен и тысяч покойников. Маленький волнистый попугайчик, лишившийся хозяев и, к своему счастью, нашедший новых покровителей, Гоша расхаживал по плечу Владимира, теребил его волосы, и жизнерадостно чирикал, для разнообразия выкрикивая:

– Здравствуй, как поживаешь?.. Опять картошка… Пошел к черту!

– Ну вот, теперь мы настоящие Робинзоны Крузо, – констатировал я, подойдя к Владимиру.

– Не вы, а я, – шутливо, но с затаенной гордостью произнес он и, скособочившись, взглянул на попугая, который явно признал его своим новым хозяином и с недоверием поглядывал на всех остальных.

Когда мы нашли и до последнего бинта обчистили аптеку, то уже опаздывали к месту сбора почти на час. Еще полтора заняла дорога. И все из-за «Мицубиси». Нам несколько раз приходилось останавливаться и убирать с пути обломки, чтобы фургон смог проехать. Можно было оставить «японца» и вернуться за ним позже, если бы не одно «но». Зайдя в небольшой продовольственный магазин, мы с удивлением поняли, что здесь день – два тому назад побывали люди. Не исключено, что они сейчас скрытно за нами наблюдают, не желая обнаруживать себя. Вероятность этого, конечно, невелика, но если дело обстояло именно так, было бы глупо оставлять фургон, в котором находилось столько ценных для нас вещей. И мы, шатаясь от усталости, продолжали с упорством муравьев расчищать дорогу для бесценного груза.

К месту сбора мы явились, когда уже начало темнеть. Одна из групп пришла сюда около часу назад, другая буквально перед нами. Не могло быть и речи о возвращении в лагерь, тем более что все настолько вымотались за день, что едва могли шевелиться. Было решено, что с утра несколько экипажей на джипах отправиться искать преодолимую для машин дорогу к лагерю, а остальные найдут себе какую-нибудь работу. Немного отдышавшись, я решил выяснить, что же добыли другие группы. Оказалось, что и они даром времени не теряли. Кроме продуктов и инструментов ребята прихватили целехонькую лебедку, кое-какую мебель, парочку неизвестных мне агрегатов. Все это было сложено на могучем «Урале», рядышком с которым приткнулся слегка помятый бульдозер. А довольные англичайники щеголяли ружьями и пистолетами, стало быть, их группа наткнулась на оружейный арсенал или магазин. Кроме того выяснилось, что найден склад стройматериалов, сильно пострадавший, но достаточно большой, поэтому там было чем разжиться, и несколько уцелевших цистерн с бензином, так что отпала необходимость вскрывать бензобаки у машин или взламывать им багажники.

Ночь выдалась не из приятных. Одеял было мало, на всех не хватало, а спать на сырой земле – удовольствие крайне сомнительное. И ко всему еще проклятая усталость. При нагрузке, несколько превышающей обычную, человек засыпает, как убитый. Сверхнагрузки, напротив, лишают сна даже в самых комфортных условиях. Что уж говорить, когда условия – никакие. Мне, например, удалось забыться беспокойным сном только под утро. Показалось, я только закрыл глаза и тут же их открыл, растревоженный хлопающими дверцами джипов. Не уверен, что всем водителям удалось вздремнуть хотя бы столько же, сколько и мне. А ведь им предстояла непростая задача – в совершенно неизвестной местности отыскать дорогу к лагерю.

Разведчики укатили, а мы, окоченевшие от ночного холода, безуспешно пытались согреться под лучами восходящего солнца. И тут, словно по мановению волшебной палочки, появился ящик водки. Откуда он взялся, я так и не понял. Может, подручные Тихона умудрились прихватить его незаметно или иностранцы подсуетились? Мы выпили по несколько глотков, закусив первой попавшейся консервой. Внутри слегка потеплело. Но делать все равно ничего не хотелось. Я моментально засоловел и шустро улегся на прогреваемый солнышком холмик. Где-то рядом бродил командир, этот чертов летчик, надеясь подвигнуть нас на работу. А, пошел ты, бороздун небесных просторов. Какого рожна я буду вкалывать, когда неизвестно, есть дорога в лагерь или нет. В одном случае надо получше уложить добытые вещи по машинам, в другом – выбрать самое необходимое, что можно унести. Две абсолютно разные работы, не совместимые друг с другом. Так чего этот недоумок суетится?

Я проснулся оттого, что кто-то бесцеремонно тряхнул меня за плечо. Я открыл глаза и увидел перед собой незнакомого типа. Поняв, что ему удалось меня разбудить, он сильно обрадовался и что-то залопотал по-немецки. Пришлось вставать, причем в мучительной борьбе с головной болью. И это всего от ста граммов водки. Ну, надо же! Это что-то новенькое. Лично я оценил бы свое состояние не меньше, чем на поллитра.

А буквально в нескольких шагах от меня царило радостное возбуждение. Один из разведчиков нашел дорогу в лагерь и довольно неплохую. Похоже, даже «Мицубиси» мог пройти. В крайнем случае вытащим его «Уралом».

Вещи были загружены быстро, хотя язык не повернется сказать – хорошо. И только тут до нас дошло, что кроме вещей неплохо бы было отправить в лагерь и нас самих. А как? Не пешком же топать почти двадцать километров. А найти подходящий транспорт для такой оравы никто не догадался. Бросились на поиски. Как назло, все попадавшиеся нам на глаза автобусы были выведены из строя. Пришлось довольствоваться грузовиком и еще одним джипом. Все-таки здорово, что эти внедорожники так приглянулись жителям России. Тем более, что в любой из них можно было затолкать не меньше десяти человек. И перли они при этом особо не напрягаясь, легко и без последствий для пассажиров преодолевая все ухабы.

Только что это я о джипах так распинаюсь. Мне же пришлось трястись в кузове отечественного грузовика, каждый бугорок ощущая собственным копчиком, будто это не «газон», а я сам тащился со скрипом по раздолбленной колее. Затем колея исчезла, дорога круто повернула к берегу. Океан начинался в какой-то сотне метров от нас. Я оказался у правого борта и поэтому мог наблюдать, как едва заметные волны лениво подкатывались к берегу. Правда, самого берега видно не было, его заслонял борт грузовика. Когда машина в очередной раз подпрыгнула на ухабе, подбросив меня чуть ли не на полметра вверх и шмякнув об гофрированный кузов, я не выдержал и встал, ухватившись руками за борт. Если недавно у меня от боли раскалывалась голова, то сейчас, как сказал бы один мой приятель, дико болели все четыре полушария.

Вдруг наш караван остановился. Из шедшего впереди джипа выскочил человек и направился к берегу. Взглянув туда, я сразу понял, в чем дело. На берегу лежала лодка. Вокруг нее быстро собрались люди, в том числе и все мы, ехавшие в грузовике.

Лодка оказалась почти целой, всего лишь с парочкой царапин на серебристых боках и готовым к работе мотором. Мы переставили его в надводное положение и, поднатужившись, оттащили лодку подальше от берега. Хотя ничто не предвещало шторма, мы не желали подвергать ценную вещь даже минимальному риску.

Заключительный отрезок пути к лагерю прошел без происшествий. А там уже все было готово… Нет, не к нашей встрече, а к приему вещей. Как они успели за день с небольшим, имея в распоряжении всего один топор, устроить навесы с полом из тщательно подогнанных бревнышек – ума не приложу. Одно не вызывало сомнений – никто из пассажиров самолетов отношения к этому не имел, работу выполнили присоединившиеся к нам местные жители.

Пока мы разминали затекшие ноги, оставшиеся в лагере люди принялись суматошно, но с энтузиазмом разбирать, сортировать и расставлять привезенные нами вещи. Как приятно было смотреть на это со стороны.

– А сети где? Вы что, не привезли ни одной сети? – бойкий дедок инспектировал добычу, с каждой минутой все больше мрачнея.

Мы хорошо его запомнили, так как перед походом в город он нас достал своими сетями. Явно был первым браконьером на деревне.

– Что поделаешь, отец, не нашли ни одной, – ответил ему кто-то из наших.

– Как так не нашли? Значит, плохо искали, – еще больше раскипятился дедок.

– Да нормально искали. Просто не было сетей. Ничего, и без них обойдемся.

– Без них! – аж взвизгнул старичок. – А что вы будете делать, когда консервы съедите? Фламингами питаться?

А дед, похоже, был прав. В окрестностях никакой дичи, кроме сомнительных, с точки зрения гастрономии пернатых, не наблюдалось.

Помимо старика вокруг груза, жадно принюхиваясь, вертелось еще одно крайне заинтересованное лицо – Кукуманя. Иностранцы прозвали его Алексом, случайно услышав, как он назвал себя «аликом с тридцатилетним стажем». Насчет стажа забугорцы ничего не поняли, а вот слово «алик» отловили сразу же. Так наше «алкаш» через «алика» превратилось в ихнего «алекса».

– Алекс, хэлп ми, плиз, – заверещала одна субтильная дамочка, ухватившая бензопилу.

– Ничё, сама дотащишь, – отмахнулся от неё Кукуманя, уже усвоивший несколько импортных словечек.

Дело в том, что именно в этот момент его ноздри уловили запах перегара. Кукуманя двинулся по следу, руководясь, как гончий пёс, верхним чутьем.

– Алекс, а ю бизи? – роняя пилу, поинтересовалась дамочка.

– Сама дура, – не прекращая движения, моментально отреагировал на незнакомое слово Кукуманя. – Слышь, земляк, вы где кир брали, в городе? – спросил он, определив источник дивного запаха.

– В городе.

– А с собой привезли?

– Не знаю. Лично я нет. Начальство запретило.

– А в городе… это… кира хватает?

– Да хоть залейся. Тебе за всю жизнь и десятой части не осилить.

– Плохо ты меня знаешь, – было написано на лице Кукумани, когда он, радостно потирая руки, отошел в сторону.

С этой минуты, пока еще на малых оборотах, заработал мелкий источник наших неприятностей.

Участникам похода дали возможность отдохнуть после обеда. После еды всех нас ознакомили с планом работ. Было решено строить четырехкомнатные дома с большой русской печкой посередине. В каждой комнате предстояло разместить десять человек – и это на тридцати квадратных метрах. Но так мучиться нам предстояло только первый год. С течением времени жилищный вопрос должен быть решен.

Жилищный вопрос. Если бы и не знал, сразу бы понял, что нахожусь на русской земле.

Затем выяснилось, что в город придется мотаться постоянно. Кирпич, цемент, доски, бревна и прочие стройматериалы требовались в неограниченных количествах. Соответственно, была нужна разъездная бригада, составленная из тех, кто не бельмеса не смыслил в строительстве. Мы только заспорили о том, когда определить состав этой бригады – сейчас или ближе к ночи, как поднялся пастор, единственный среди нас служитель бога. Я, кстати, так и не понял, что он делал в самолете? Может, хотел быть поближе к своему начальству?

– Дети мои, – сказал пастор, воздевая руки над головой. – В прошлом году необычайно увеличился поток пожертвований святой церкви. Грешники спешили искупить свою вину перед ближними и Господом, они раскаивались и несли щедрые дары. Но и чистые, непорочные души отдавали Господу все, что у них было. Но Господь не смилостивился над нами, обрек на мучительную смерть. А мы, которым он даровал жизнь, рассуждаем о строительстве жилья, вместо того, чтобы первым делом воздвигнуть храм во славу Господа.

– Святой отец, – явно лицемеря, обратился к нему Владимир. – Если мы не позаботимся о жилье для наших бренных тел, то некому будет воздавать хвалу Господу. Кстати, не думаю, что он уничтожил множество прекрасных храмов, в том числе и Святого Петра только ради того, чтобы мы воздвигли неказистую церковь, явно недостойную его имени.

Разговор велся на английском, но кто-то догадался перевести его нашему главному строителю. Тот поднялся с места – обыкновенный мужичок, умеющий возводить хаты, а не дворцы, и без обиняков заявил:

– Я церкви не строю, не обучен. Если хотите, батюшка, берите людей, материалы – и вперед.

Во всей фразе и, особенно, язвительном «батюшка» чувствовалось глухая неприязнь русского человека к еретикам – католикам.

Пастор, когда ему перевели, наконец опустил руки и высказался в том смысле, что он видит перед собой не агнцов, но козлищ, которым предстоит вечно гореть в аду. Ничего конкретного он, конечно, предложить не смог. А козлищи, разобравшись с представителем небесных сил, вновь вернулись к земным вопросам. Оказалось, что, даже имея заветную тетрадочку Мюррея, в которой указывались профессии каждого, было очень непросто распределить обязанности. Это вам не нормальное строительство, где люди, придя утром на работу, четко знают, чем заниматься. Да и коллективчик у нас подобрался еще тот, сплошные бизнесмены да чиновники, короче одни потенциальные чернорабочие. И главное – совершенно невозможно с ходу определить, кого из них еще можно обучить какому-нибудь настоящему делу. Поэтому большинство иностранцев числилось в резерве, а проще говоря – на подхвате.

Разговоры затянулись, к тому же выяснилось, что нам не хватает целой кучи стройматериалов. Решили, что завтра в город отправится часть уже побывавшей там группы, а остальные будут рыть ямы под фундамент. Можно было заняться этим и сегодня, но чтобы после таких разговоров – и сразу за лопату… Вот наоборот – пожалуйста, всегда, готовы. То есть монотонный физический труд даже ради собственного спасения требует некоторой моральной подготовки. Тем более, как серьезно заметил один из нас, «надо еще вспомнить, с какого конца за эту самую лопату браться». Но самым занимательным было поведение в этой ситуации Тихона. Как-то так получилось, что мы, русские, сидели все вместе, одной группой, хотя и рядом с иностранцами. Воспользовавшись этим, авторитет принялся изучать нас цепким, анализирующим взглядом, после чего что-то говорил своим подручным. Те с готовностью кивали и подскакивали к тому, кого разглядывал Тихон:

– Будешь рыть яму… поедешь в город… пойдешь на заготовку дров, – командовали они.

Меня так и подмывало спросить, чем же будет заниматься сам Тихон. Не потому, что не знал, а потому, что было интересно, что мне на это ответят. Но не настолько интересно, чтобы положить за это собственное здоровье, а то и саму жизнь.

– Кажись всё, – заявил Тихон часа через полтора и тут вроде бы спохватился, не очень умело притворяясь, что только сейчас вспомнил о чем-то существенном. – Эй, джигит!

Он обратился к смуглому молодому человеку явно кавказских кровей, на свою беду затесавшемуся в русскую общину. Хотя куда еще ему было податься? К немцам или англичанам? Тем более, что рядом сидела шикарная блондинка из наших, в чьем обществе кавказец и возвращался из заграничного вояжа.

Я когда-то читал, что по отношению к преступникам с Кавказа воры-славяне делились на две категории: предпочитавших сотрудничество и тех, кто считал, что «папуасов надо отстреливать при первой же возможности». Тихон явно относился ко второй группе, причем его ненависть распространялась на всех кавказцев, а не только бандитов, и никакие, даже самые чрезвычайные ситуации не могли заставить его изменить свое мнение.