– Ладно, Винна, сейчас я активирую заклинание. Если оно сработает, ты почувствуешь, как твоя магия отзовется. Больно не будет, да и закончится быстро, – говорит Киган.
Я не отвечаю. Встаю и подхожу к книжным полкам, поддавшись внезапному желанию двигаться. У них уже есть моя кровь, и они, очевидно, собираются завершить начатое вне зависимости от моего желания. Козлы. Что ж, им же хуже. Они скажут, кастер ли я, и мы расстанемся. Даже если вдруг они и обнаружат какого-то моего родственника, это не значит, что я позволю им снова найти меня.
Зато теперь, когда я о них знаю, я смогу отыскать других кастеров и понять, смогут ли они научить меня лучше пользоваться магией… то есть если это все вообще как-то меня касается.
В чаше, с которой возится Киган, что-то вспыхивает, затем в воздух поднимается струйка красного дыма. Я чувствую в груди быстрый толчок, но, как Киган и говорил, он исчезает почти сразу же.
Провожу пальцем по корешку книги в кожаном переплете и слышу чей-то резкий вдох.
– Невозможно!
Оборачиваюсь на полный боли крик Лахлана. Он перепрыгивает через спинку дивана и впечатывает меня в книжную полку. От сильного шока я сначала не реагирую. Одной рукой он держит меня за горло, а другой впивается в плечо. Он трясет меня и кричит прямо в лицо, задавая вопросы, смысла которых я не понимаю.
Лахлана пытаются оттащить, но его хватка на моем горле по-прежнему крепка. Ярость побеждает шок, и я воздействую на руны двух коротких мечей. Один, как только мечи оказываются в моих руках, подношу к горлу Лахлана, а второй – к его члену. Выражение лица Лахлана искажено болью и безумием, но я вижу, как в нем поселяется толика страха, когда он замечает вгрызающиеся в него клинки.
Все замолкают и под влиянием моей молчаливой угрозы делают несколько шагов назад. Лахлан медленно разжимает пальцы на моем горле. Я надавливаю на него, и он пятится, чтобы лезвия не вонзились в него еще глубже. Под клинком, который я прижимаю к его шее, проступает кровавый след, но ни единой частичке меня нет до этого дела.
– Не знаю, в чем твоя проблема, но если ты еще хоть раз поднимешь на меня руки, я, черт возьми, прикончу тебя, – шиплю на него, еще сильнее оттесняя его назад.
– Винна, ты не понимаешь…
– Мне плевать! – кричу я тому, кто пытается защитить этого засранца. – Держите этого гребаного психа подальше от меня!
Чьи-то руки берут Лахлана за плечи и оттягивают подальше. Я не мешаю, но твердо держу оружие, с вызовом глядя на всех присутствующих.
Ко мне движется Сильва, и я принимаю защитную стойку. Он миролюбиво поднимает руки и замирает.
– Я не причиню тебе вреда. Я просто хочу спросить, знаешь ли ты, где Эден, или Вон, или Лэнс?
Голос Сильвы срывается из-за эмоций, когда он называет имя Эдена. Я смотрю на него в полной растерянности.
– Я не знаю, о ком ты говоришь! – выкрикиваю я.
Сильва закрывает глаза, явно чувствуя боль от моих слов. Я замечаю, как Киган прижимает голову Лахлана к своему плечу и шепотом что-то говорит. Лахлан тоже испытывает боль, но мне нет дела до того, чтобы выяснять причину. Нужно убираться отсюда. Пячусь, прокладывая себе путь к ближайшим дверям, ведущим на выход.
– Винна, стой, – просит Айдин. – Я сожалею о том, что сейчас случилось, но, пожалуйста, дай нам объясниться.
Я колеблюсь между необходимостью сбежать из этого кошмара и потребностью понять, что, черт возьми, происходит. Делаю шаг из комнаты.
– Винна, пожалуйста! – умоляет Сильва, и я замираю.
Стою наполовину в комнате и наполовину снаружи, не уверенная, куда двинуться. Киган подводит Лахлана к каменной чаше и начинает читать заклинание. Лахлан что-то бормочет и проводит пальцем по ладони, на которой появляется разрез. Он сжимает руку в кулак, поднося к чаше, и туда стекает кровь.
Киган еще какое-то время колдует, и содержимое чаши снова вспыхивает. Лахлан с облегчением выдыхает, и на меня вдруг накатывает ощущение спокойствия. Не знаю, откуда взялось это чувство, но уж точно оно не принадлежит мне.
– Винна, иди сюда, садись, и мы все объясним, – говорит Киган.
Я мотаю головой, не имея ни малейшего желания находиться рядом с этими паладинами, или кастерами, или кто они там. Мой максимум – это облокотиться на дверную раму.
– Я твоя родственница? – спрашиваю, глядя на Лахлана так, будто он – говно у меня на ботинке.
Он мрачно кивает, явно радуясь этому откровению не больше меня.
– Ты знал это с того самого момента, когда я в машине назвала свое имя, да?
– Мы все это подозревали, но не могли быть уверены без заклинания, – объясняет Киган.
Я смотрю на Лахлана пристальнее, чем до этого. У него такие же темные волосы, как у меня, и они уложены в лучших традициях Дерека Шепарда из сериала «Анатомия страсти». В сравнении с моими почти бирюзовыми глазами его – более темные, ближе к изумрудному. У нас одинаковые высокие скулы и овальное лицо; его – словно мужская версия моего собственного. У него точеный подбородок и мужественная челюсть, покрытая едва заметной щетиной. От внезапной мысли я закашливаюсь.
– Ты мой отец? – хрипло выдаю я, чувствуя, как ускоряется и сбивается дыхание.
– Нет, я твой дядя.
– А где они… мои… э… мои… родители? – наконец выговариваю я, параллельно пытаясь не увязнуть в гипервентиляции.
– Мы надеялись, это ты нам скажешь, – признается Сильва.
– Я ведь сказала: я всегда знала только Бет.
Кажется, я проигрываю битву вышедшему из-под контроля дыханию. Эврин вскакивает и направляется ко мне. Я сгибаюсь пополам, но все равно, завидев его приближение, выставляю вперед меч.
– Не… подходи… ко мне… – предупреждаю его между лихорадочными вдохами.
– Я просто хочу помочь, – успокаивает он.
– Мне плевать. Я хочу, чтобы никто из вас ко мне не подходил, – медленно и через силу угрожаю я.
Смотрю на Эврина, чтобы убедиться: послушался ли он, и замечаю боль на его лице. Перевожу взгляд на его грудь и наблюдаю за тем, как она поднимается и опускается в размеренном, спокойном дыхании. На этом я и фокусируюсь, пытаясь подогнать собственные вдохи и выдохи под его ритм.
Не сразу, но паника отступает, легкие равномерно раскрываются, и я возвращаю себе контроль.
– Раз ты мой дядя, то со стороны матери или со стороны отца? – спрашиваю я, глядя в пол.
– Со стороны отца.
– Как его зовут? – шепчу я, изучая узоры на ковре.
– Вон Айлин… Мы близнецы, – со скорбью говорит Лахлан, и его голос срывается.
Это откровение ошарашивает меня. Так вот как выглядит отец… Я всматриваюсь в Лахлана, вновь ища в его лице свои черты.
– Не знаю, как ты появилась, но знаю, что Вон ни за что бы не оставил своего ребенка по собственной воле, – говорит Лахлан.
Думаю, он предполагал, что его слова утешат меня, но они не вяжутся с дырами в истории моего существования. У меня фамилия отца. Значит, либо он знал обо мне, либо Бет было известно больше, чем она признавала.
– Ты знаешь, кто моя мать? – спрашиваю я Лахлана, с каждой секундой чувствуя все больше опустошения внутри.
– Нет.
– Ты уверена, что Бет была ноном? – спрашивает Сильва.
– Что, черт возьми, такое «нон»?
– Так мы называем людей или же тех, у кого нет сверхъестественных способностей, – объясняет Сильва.
– Ага, то есть, по моим прикидкам, девяносто восемь процентов населения. Ну так где… эм… Вон? – Ни малейшего шанса, что я смогу называть его отцом или папой. Слишком стремное ощущение.
– Никто не знает, – отвечает Киган. – Другой ковен паладинов запросил помощь с гнездом ламий, которое им поручили зачистить. Им требовалось больше защитной магии, поэтому старейшины послали Вона. С той миссии никто не вернулся. Весь паладинский ковен, ламии, которых они должны были уничтожить, – все исчезло.
– Прошло больше двадцати трех лет, но мы до сих пор не прекратили поиски. Мы делали все что могли в попытке найти их, но каждый раз попадали в тупик.
Киган с грустью смотрит на Лахлана.
– И вот теперь появилась ты, Винна: очередной кусочек пазла, который, кажется, невозможно собрать, – добавляет Сильва, и голос его звучит неожиданно враждебно.
Теперь многое сходится. Учитывая случившееся с их близкими людьми, стало проще понимать удушающие разочарование и грусть, наполнившие комнату. Но вот чего я не понимаю, так это направленных на меня злости и враждебности. Почему меня обвиняют в том, что случилось, когда меня еще на свете не было?
– Что такое ламии?
– Вампиры, – отвечает Айдин.
– Так, значит, клыкастые ублюдки – это ламии, – бормочу я под нос.
Все пятеро поворачиваются ко мне.
– Что ты сказала? – спрашивает Лахлан.
– Я всегда называла их клыкастыми ублюдками. Мне ни разу не удалось выбить из них то, как они называют себя сами.
– Ты встречалась с ламиями? – спрашивает Айдин. На его лице читается такой же шок, как и на лицах всех остальных.
– Э… ага, – осторожно отвечаю я, не вполне понимая, в чем дело.
– Боги, как тебе удалось так долго выживать одной?
Вопрос Эврина скорее риторический, поэтому я решаю не отвечать. Вместо этого я сосредоточиваюсь на боли в конечностях и сухости в глазах. Каждый раз, когда я моргаю, кажется, что по глазным яблокам проводят наждачкой.
– Что ж, теперь с этим покончено. Сегодня соберем те ее вещи, что сможем, а на остальное оформим доставку. Сильва, по пути прикупи коробок, а остальные поедут с Винной помочь ей собраться, – командует Лахлан.
– Вау, о чем ты вообще? Я не собираюсь сюда переезжать.
– А мы здесь и не живем. Здесь мы были на задании. Ты переедешь с нами в штат Мэн. В город Утешения, если быть точнее, – высокомерно сообщает Лахлан.
Засранец.
– Ага, нет уж, спасибо. Я пас, – отвечаю я, отталкиваясь от стены рядом с дверью, чтобы уйти.
– Лахлан – твоя семья, он имеет на тебя права, так что ты обязана пойти с ним, – говорит Киган.
– Я не свитер в бюро находок и не собачка в приюте – на меня нельзя иметь права.
– Винна, ты кастер, а как кастер ты считаешься несовершеннолетней, поэтому до пробуждения твои родители или опекун имеют на тебя права, – объясняет Эврин, глядя на меня мягкими, полными сочувствия карими глазами.
– Ты можешь убежать, но мы найдем тебя. Если не пойдешь добровольно, мы привлечем старейшин. Начнешь с ними бороться – и они скуют твою магию до тех пор, пока не научишься послушанию. Можешь облегчить себе жизнь, можешь усложнить, но исход будет один, – угрожает Лахлан.
Я отпускаю магию коротких мечей и тянусь за спину. Дотронувшись до руны не слабых размеров меча, вытягиваю его, как будто достаю из ножен.
– Делай как знаешь, придурок. Но помни: мертвецу не так-то просто ябедничать всяким сковывающим магию старейшинам. – Мой голос полон сахара, но горящие глаза обещают боль.
Я так устала и так взбешена. Мне наплевать, родня ли мы с этим мудаком. Какого черта он о себе возомнил?
– Во имя кровоточащих звезд, Лахлан, твои приемчики ни хера не помогают! – кричит на него Айдин.
Они начинают препираться, и я, воспользовавшись этим, незаметно выхожу из библиотеки. Меч в моих руках рассеивается, когда я возвращаюсь к парадной двери. Подхватываю сумку и сразу же ретируюсь.
Ладно, начнутся же прятки, ублюдки.
Замечаю в толпе знакомого рыжебородого гиганта. На нем бейсбольная кепка, но она совершенно не скрывает отличительных черт Айдина. Эти засранцы как будто хотят, чтобы я заметила их еще за километр.
После того как я ускользнула из их дома, две следующие ночи я провела в первых попавшихся отелях. Вообще-то я была уверена, что они ни за что не найдут меня, но ошиблась. Они наверняка прицепили на меня какой-то магический противоугон, но понятия не имею ни как его найти, ни тем более как от него избавиться.
Скорее всего, это связано либо с тем, что мы с Лахланом родня, либо с кровью, которую я дала им ради сигнального заклинания. Первый урок кастера: не давать хрен знает кому свою кровь для заклинаний. Кажется, если я двигаюсь, им не удается меня отследить, но стоит только остановиться, чтобы поесть или поспать, эти засранцы снова садятся мне на хвост. Поэтому я сменила прятки на поймай, если сможешь.
Прибавляю шаг, плутая между пешеходами на Лас-Вегас-Стрип. Сейчас ночь, ярко горят огни, рекой течет спиртное, улицы наполнены людьми, пришедшими сюда хорошо провести время. Я оглядываюсь и усмехаюсь: к Айдину пристает компания пьяных женщин, которые, вероятно, отмечают здесь девичник. Ну, или же они очень любят члены и считают, что это идеальный аксессуар – как светящиеся ободки, ожерелья и кольца; такие женщины постоянно ищут мужиков.
Пользуясь тем, что Айдин подвергся сексуальному домогательству, устремляюсь к ближайшей гостинице. Прокладываю путь через казино, прохожу мимо магазинов и выхожу через заднюю дверь на парковку. Устремляюсь к выходу и сворачиваю налево, стараясь обеспечить себе как можно больше преимуществ. Я не слышу никого за спиной, но лучше перебдеть, чем недобдеть.
Обегаю отель и сворачиваю за угол, к дороге, которая уведет меня вбок и в конце концов выплюнет обратно на Стрип. На меня обрушивается запах переулка, полного мусорных баков, и я натягиваю на нос футболку.
Я как раз прохожу мимо последнего вонючего бака, когда вдруг с неба в трех метрах от меня что-то падает.
Эти идиоты спрыгнули с крыши? Замираю, пытаясь определить, насколько большое расстояние до земли. Оглядываюсь и замечаю, что меня окружили отнюдь не паладины.
– Ну привет, малышка кастер. А тебя было трудно выловить, – улыбается ламия, оголяя клыки ровно настолько, чтобы стало очевидно, кем он является.
Он чуть выше меня и просто ангельски красив, как и все остальные, с кем мне довелось встретиться раньше. Я ни разу не видела толстого клыкастого ублюдка или клыкастого ублюдка женского пола. Либо ламии тщательно следят за своим составом, либо же быть ламией – значит обладать ледяным великолепием.
Осматриваю окруживших меня четверых ламий. У всех каштановые волосы и алебастровая кожа разных оттенков. У каждого губы изогнуты в уверенной насмешке, а во взглядах читается отрешенность. Впрочем, ничего страшного: недооценка всегда мне на руку.
– Ой, простите. Если бы я знала, что вы меня ищете, уладила бы вопрос с вашим последним желанием пораньше, – подмигиваю я, и его лицо озаряется весельем.
Призываю руны коротких мечей, и те материализуются в моих руках. Веселье ламии исчезает в мгновение ока, ему на смену приходит жуткое негодование.
– Ну-ну, малышка кастер, не начинай. Будь хорошей девочкой. Обещаю, мы не кусаемся… почти.
Все четверо хихикают над этой стремной шуточкой и приближаются ко мне.
– Есть пределы твоей неоригинальности? Ну правда: «мы почти не кусаемся» – это лучшее, на что ты способен? Это разочаровывает. Посоветовала бы поработать над репликами, впрочем, скоро ты будешь мертв.
Ламия с левого края неожиданно вспыхивает – в прямом смысле. Став свидетелями ада на земле, оставшиеся замирают, и я слышу, как по мостовой со спины раздаются тяжелые шаги. Узнаю походку Айдина, его широкий шаг – он неторопливо подходит ко мне с файерболами в руках и окидывает взглядом открывшуюся картину.
– Ничего себе, Маленькая Негодница, как ты узнала, что у меня руки чесались кого-нибудь испепелить? – спрашивает Айдин, и его глаза искрятся от восторга и предвкушения.
– Я отлично умею выбирать подарки. Это одно из моих невероятных качеств, – невозмутимо отвечаю я.
– И чего мы стоим? За дело! – Огненные шары Айдина увеличиваются в размерах, и я с завистью смотрю на него.
– Ты просто обязан научить меня, как это делать.
– Возвращайся с нами домой, и я научу, – подмигивая, говорит Айдин.
Прежде чем кто-либо успевает хотя бы пошевелиться, Айдин бросает шар в ламию. Тот пролетает мимо и взрывается у стены. Я перестаю следить за его действиями, когда на меня обрушиваются двое. Уклоняюсь от острых когтей и наношу мечами быстрые удары в попытке пробить брешь.
О проекте
О подписке