Но с течением времени, Витасику наскучило таращить зенки в подзорную трубу. Скука навевала тоску, и он понимал, причину внезапного уныния. Отсутствие хозяев в квартире, вот корень всех бед Витасика. Без хозяина квартира немногим меньше человека без души, полость для приёма пищи, не более того. Витасик сроднился с квартирой, они стали одним целым. Стены родной квартиры, кормили Витасика силой, давали пищу для долгих размышлений и держали его на плаву. В квартире он, словно за каменной стеной неприступного замка. И ни одна душа, кроме коммунальщиков, не в силах вытравить Витасику из дому. Кто-кто, а коммунальщики, по зову городской администрации запросто могут дать Витасику отворот поворот. Достаточно пригнать к дому два экскаватора и пару килограмм отменной взрывчатки в тротиловом эквиваленте. И в таком случае плешивый чиновник, камень на камне не оставит.

Изо дня в день квартира чахла на глазах Витасика. Мерзотные мыши рвались на свободу, и пыль вконец осточертела. Надо напастись терпением… Витасик ободрял себя крепкими фразами и продолжал отбивать мышиные нападки. Однако Витасик, к сожалению не машина, он не в силах вечно держать оборону, ибо мыши оказались чересчур настойчивы. Тогда Витасий в страхе потерпеть поражение, из-под полы украл у соседа ведёрка холодной водицы и затопил мышиную нору, откуда на свет рвались серые вредители.

Мало-помалу, но Витасий ослаб, как телом, так и душой. Увидев слой пыли на шкафу, он отчаянно махнул рукой и двинулся поливать всеми забытый фикус. Что-что, а фикус водой орошать, он не забывал. Цветы ласку любят, ежели ты о них забудешь, то всё, пиши, пропало. Витасик знал главное правило, не забывай поливать цветы. Зачастую хозяева считают не нужным окатить бедный цветок желанной водой и оставляют растение на произвол обстоятельствам.

Со дня на день, Витасий должен впасть в глубокую спячку и разразиться заливистым храпом, чего он делать, ни в коем разе не желал. И лишь новым хозяевам под силу выручит Витасика и уберечь его от страшной участи. Терпеть не мог Витасий, впадать в спячку и на долгие недели становится овощем. Однажды Витасик, будучи в глубокой спячке, продрых целый месяц, пока новые хозяева не заселились в квартиру.

И если вчерашним днём Витасик находил в себе силы бороться с мышиной угрозой, то нынче он не в состоянии толком смочить сухие листья фикуса. Ноги подкашивались, руки дрожмя дрожали, образы перед глазами плыли, точно картина Винсента Ван Гога «Звёздная ночь», а голод становился неутомим. Извечный вопрос – что делать? Преследовал Витасика на каждом шагу. Последние силы он бросал на борьбу со спячкой, но подчас казалось, что она неизбежна. Сон наступал со всех сторон, Витасика бросало то в жар то в холод, абсолютная апатия проснулась в нём к собственной квартире. Фикус, засох.

Аааа… Когда же всё это закончится.– жалостливо стонал Витасий. Он волочил за собой многопудовые ноги и двигался в сторону душных спален. Витасий, точно скалолаз карабкался на стылую постель, ложился на бок и созерцал убогие стены. Советские обои ему ничуть не наскучили, а настенные узоры наглядно отражали всю суть человеческого бытия – бессмысленные завитушки, суть который блеснуть чешуёй, не более того.

Воздух в квартире, становился прелым, однако комнатная температура не превышала отметки в десять градусов. И ежу понятно, что опрела не квартира, а внутренности Витасика. Страх впасть в глубокую спячку, душил Витасика тугими мыслями, сковал бедолагу в чугунные кандалы и засадили за решётку страданий. Что делать? Одна фраза, а сколько вопросов, но до чего же мало ответов. Уму разуму непостижимо. Ждать… Думал Витасик, мне оставалось только ждать, когда очередные хозяева залезут в долговую яму и приобретут на кровные рубли квартиру в избитой временем хрущёвке, на окраине города. Но такова сущность человека, влезать в яму поболее, чтобы выкарабкаться из ямы помельче. Людская натура… Не поддаётся никаким объяснениям.

Всесильная хандра, подкосила здоровье Витасика. Разящим ударом она сперва поразила ноги, следом взялась за бёдра, охватила грудную клетку и добралась до сердца. Но трезвый ум Витасика, неуступчиво противостоял голодной хандре. Он понимал, что стоит дать слабину и ты потеряешь контроль над телом. Держись касатик! Позади Москва! Шутливо ободрял себя Витасик и старался не упасть в голодный обморок.

Некогда зелёный фикус, символ одиночества, местами пожух от нехватки влаги. Горделивое растение покорно склонило блеклые листья к сухой земле и словно бы молило о капле холодной водицы. Почва под ногами вся иссохла и корням фикус неоткуда была пить воду. И стоило взять в руки горсть земли, как тонкий слой чёрной пыли рассыпался на белом подоконнике. Одним словом пустыня, как Гобби или Сахара.

Каждый день становился зеркальным отражением предыдущего. Словно день сурка, и лишь слабость в ногах перетекала в слабость мыслей, а в остальном Витасий существовал. Ожидание, изводила страдальца мыслью о скором поражении.

И все дела, вроде бы складывались куда угодно, но не в пользу Витасия. Однако рука помощи, хоть и заставила потомиться в ожидании, но была в самый раз… кстати.

Глава 3

Заселяемся сынок! Открывай шампанское!

–Заселяемся сынок! Открывай шампанской!– не слова, а музыка.

Не уж то я дожил, думал Витасий и едва ли не пускался в пляс.

И года не прошло, и пылью дом обрасти, не успел, как очередные хозяева угловой квартиры, здоровья им крепкого, дали Витасику повод оттянуться в полный рост и не парить шкуру.

***

Заселились хозяева ранним утром, в середине ноября, предвестника скорой зимы. С первыми петухами, возмужалые грузчики, истинное олицетворение животной страсти, втащили в угловую квартиру торшер и кухонную утварь.

–Оххх… Какие же Вы мальчики поджарые.– кокетничала дама в летах. Чего дурного ни кажи, но бальзаковский возраст подстать новоиспечённой хозяйки квартиры.

–Мама!– негодовал юный очкарик, очевидно сын госпожи.

Толстоватая роговица округлых очков и взлохмаченные волосы, выдавали в долговязом пареньке излишнюю страсть к всеобъемлющим знаниям. И на момент, пока плечистые грузчики на собственном горбу тащили увесистую мебель, молодой человек, видимо зачуханный ботаник, присел на холодный бордюр и трепетно прижал к груди любимые книги.

–Что мама! Что мама! Я девятнадцать лет, как твоя мама! Дай женщине наладить личную жизнь!– роптала мать.

–Мама мне семнадцать!

–Весь в отца! Точная копия.

–Ну, мама! Перестань, соседи услышат. Подумают раньше времени, что семейка полоумных заселяется и не дадут нам в доме житья.

–Вот те на, родной сын меня стесняется… А я между прочим! ОДИНОКАЯ женщина, в активном поиске!!!– мать намеренно кричала во весь голос, на запредельно громких тонах. Словно кричала душа и взывала закоренелых холостяков к серьезным отношениям, вплоть до женитьбы. Весь двор, поголовно, от мала до велика, подхватил ушами истошные вопли одинокой матери и вышли посмотреть, что за сыр бор там устроили, в разгар рабочего дня.

–Ты всё усложняешь, впрочем, ничего нового!

Коренастый грузчик, южных кровей, с разбегу вскарабкался на фургон грузовика и поднял на руки фарфоровую вазу. Голубой сосуд, хоть и куплен на местном рынке за бесценок, однако мать относилась к вазе с трепетом, пылинки сдувала. Во-первых, она урвала вазу буквально за гроши, ну, а, во-вторых, продал декоративную безделушку, один весьма приятной наружности армянин. Битый час, они, ворковали у прилавка и ненавистно ругали внезапный скачок цен на гречку.

Южанин лихо сошёл на асфальт, потерял равновесие, подался вперёд и выронил драгоценную вазу. Некогда цельный фарфор разбился вдребезги, осколки разлетелись по щербатому асфальту, и казалось, что весь мир замер в ожидании ответа. Но ответ не заставил себя долго ждать.

–Ах ты! Паразит! Да я тебя в баранку сейчас согну. Паскуда! Ты до гроба мне ущерб будешь возмещать. Да я тебя! Да я на Вас всех в суд подам.– ругалась одинокая мать.

Южанин, в страхе быть убитым, взял руки в ноги и смылся на детскую площадку, встав подле песочницы.

–Слушайтэ, жэнщина! Успокойтэсь! Это же всего на всего ваза!– из последних сил южанин пытался угомонить озлобленную мать, но тщетно. Дама настроилась боевито, она тотчас ринулась на подлеца и взялась гонять неуклюжего южанина по двору. До тех пор, пока бедолага не скрылся за ближайшим поворотом. К концу погони, весь двор стоял на ушах, и юней, что минутой ранее морозил почки на холодном бордюре, закрыл красное от стыда лицо парой книг. Он стыдился родной матери… Сильно.

***

–Ну что сына, вот мы и заселились в новую квартиру. Чуть меньшей прежней. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.– мать разместилась на старых чемоданах, в то время, как родной сын, опора и надежда на светлое завтра, созерцал багряные огни вечернего заката.

мать разместилась на старых чемоданах, в то время, как родной сын, опора и надежда на светло завтра, точно созерцал багряные огни вечернего заката.

–Да… Не в обиде.– с умным видом ответил очкарик. В преддверье ночи, багряное солнце, скрыло личико за крышами соседних домов, и кромешная тьма опустилась на улицы города. Нечисть вылезла на поверхность, и лишь фонарные столбы оберегали жителей от внезапных встреч.

–Мне горестно видеть, как ты обращаешься с родной матерью. Не для того я тебя растила, чтобы ты меня стеснялся.

–На правду не обижаются.

Она вскочила на ноги, для пущей драматичности обронила на ковёр горькую слезу и стремглав покинула комнату. Кончиком пальца он поправил роговицу круглых очков и взором обвёл окрестности затхлого двора. Ровным счётом новая квартира, мало чем отличалась от прежней. Все те же лица, только в профиль…

Ровным счётом, все те же лица, только в профиль. Местная пьянь теснилась на лавках, потягивала папиросы и надеялась, что доблестный наряд, не упакует добрую душу в отрезвитель и оставит ржавые наручники при себе. Уличная шпана, как обычно промышляла ночными грабежами и находилась в поисках очередной добычи. Они прекрасно знали, что с алкашей брать не чего, их карманы пусты, а кошельков отродясь не видали.

Грубое слово, брошенное в адрес родной матери, очкарика не озаботило. Будь с ним отец, то он бы наверняка, прописал негодяю добротного леща, но отца поблизости не находилось. Нынче парень пребывал в полном одиночестве.

***

В то время, как бледноликая луна, взошла над городом, знойное солнце, прожигало жизнь на песчаных берегах необозримого моря. Сон не находил очкарика на протяжении часа. Мирно растянувшись на кровати, он по пояс окутался одеялом, запрокинул руки за голову и не сводил глаз с потолка. Быть может, наш очкарик и не был горазд таскать тяжести на собственном горбу, или в одиночку толкать старые Жигули, однако имя он носил великое, Август.

На момент, когда Августу стукнуло пятнадцать годков, всеми почитаемый Герман Цепелин, отец семейства, туго затянул на шее тонкую петлю и покончил жизнь самоубийством. Он, как сейчас, помнил тот злополучный вечер и жалкую гибель отца. Наступил октябрь месяц… Пора, когда неисправимые романтики, любители хорошей и не очень поэзии, до поры до времени оставляли прелые квартиры, и дружно наводняли плащами, зонтами и каблуками улицы города. Ранняя осень переливалась в золотых тонах и сгущала краски на голубом небосводе. От зари до зари косой дождь ритмично барабанил по окнам дома, без перерыва на обед и смывал с тротуаров уличную грязь.

Август цепко держал в руке чёрный зонт и ходко ступал вдоль набережной. Истёртые временем туфли, хлюпали по лужам, однако мокрая до основания обувь очкарика не тревожила. Август горел желанием поскорее добраться до дома и принять горячую ванну, да на пару часов забыть обо всём насущном.

Навстречу ему дул резкий порыв ледяного ветра, чёрный зонт непослушно качался из стороны в сторону, грозился улететь восвояси. Ох уж этот ветер, злился Август!!! Никакого покоя… И закатайте губу обратно… Я с зонтом так просто не расстанусь! Накось выкуси! Не на того нарвались! Август, стремглав пересек проезжую часть в неположенном месте и едва ли не угодил под колёса автомобиля. Водитель, преисполненный гневом, зубами вцепился за руль, вытаращил зенки и обругал очкарика крепким словом. Но Август и ухом не повёл, и глазом не моргнул, он был выше всех оскорблений, и не пристало ему, интеллигенту, вступать в перепалку с грубияном. Заметно ускорив шаг, Август свернул за угол и попал на родную улицу. Именно здесь он прожил всю свою сознательную жизнь.

Говорят, что осень, это пора измученных сердец, нераздельной любви и отчаянных самоубийц на краю моста, или крыше дома. Но когда Август вошёл в мрачный подъезд, он думал на порядок иначе и ехидно насмехался над завиральными идеями полнейших идиотов. Человек накладывает на себя руки, ввиду личной трагедии! И точка… Времена года здесь не причём. Что за вздор, негодовал Август и перелистывал в руках журнал заматерелой домохозяйки. ДА быть такого не может! Осень лишь косвенно может повлиять на гормоны человека, но никак не вынудить его свести счёты жизнью. Надо быть моей матерью, чтобы принять за чистую монету бредни сумасшедшего.

Он лёгким движением руки спустил хитроумный механизм и собрал чёрный зонт воедино. Август мерно шагал на второй этаж, следом на третий и четвёртый. Ледяная вода стекала ручьём, сухого места не осталось, он взмок до последней нитки, вплоть до трусов. Вот он оказался на пятом, родном этаже. Входная дверь на удивление, оказалась не запертой. Странно, подумал Август и с головой нырнул в обогретую теплом квартиру.

–Есть живые в доме.– искромётно пошутил Август.

Но в ответ лишь тишина навевала тоску и уныние.

–Чудеса в решете.– тяжело вздохнул Август и скинул с плеч клетчатое пальто.

Он сбросил с себя мокрые ботинки и прошёл вглубь прихожей. Первым делом, Август, понятно дело, заглянул на кухню, но и здесь, тишь, да гладь. Он встал напротив газовой плиты, раздобыл на полке коробок спичек «Атмосфера», чиркнул краешком о тёрку и породил на свет пламя. Август поставил чайник на плиту и ушёл прочь, в гостиную. До той поры, пока чайник не разразится свистом, у него в запасе имеется целых пять минут, чтобы выяснить, с чего вдруг входная дверь не заперта, а дома, ни души. И отец, мужчина в летах ,не сегодня, так завтра пенсионер, в это время дня, обычно дрыхнет на диване с пультом от телевизора в левой руке, правая занята журналом «Рыбный промысле». Но гостиная комната, на удивление пребывала в полном одиночестве. Пульт лежал на своём месте, нетронутым, и без умолку говорящий ящик молчал, словно рыба в воде.

Август не стал посещать свою комнату, поскольку знал, что кроме него, туда по доброй воле, мало кто решается войти. И раз так, подумал Август, то пойду-ка и наведаюсь в кабинет отца. И стоит добавить, что парень не прогадал. Но не того он ожидал увидеть за рабочим столом, среди кипы недописанных бумаг и вони кубинских сигар. Август, встретил отца в кабинете, но есть одна небольшая загвоздка – он повесился. Длинные ноги в прошлом футболиста, а ныне директора местного театра, безмятежно замерли в воздухе. Отец вытянулся во весь рост и занемог что ли… Два метра, некогда живой души, покоилось на хлюпкой петле. Казалось, что дно пробито и хуже быть, но Август ошибался… Сильно. Отец не нашёл в доме места удобнее рабочего кабинета и предпочёл повеситься на хрустальной люстре. Но потолок, да и сами опоры не в силах были сдюжить подобного рода груз. Первым делом, на два берега разошёлся потолок, и продольная щель, ударилась о стену. Шурупы, все до одного сорвались с потолка, и бедная люстра повисла на кабеле… Держалась на честном слове. И вслед за тем, понятно дело, кабель рвануло на две части, и мёртвое тело отца грохнулось на пол. Но к тому времени, Август упал в обморок и пластом валялся на ворсистом ковре. Чайник разразился свистом. Самое время гонять чаи!

Очнулся Август в карете скорой помощи. Он кулаком продрал сонные очи, разомкнул грузные веки и увидел напротив себя щетинистую морду.

–Живой?– спросил белый халат.

–Что со мной?

–Так помер ты! Братец… Вот везём твое тело в МОРГ.

В глазах тотчас же померкло, и по телу пробежал лёгкий холодок. Который раз Август теряет сознание и затылком бьётся обо что-то тяжёлое, например об изголовье больничной койки.

Как выяснилось позже, в квартире случился пожар, и Август чудом не угодил в самое пекло. Причиной возгорания стал чайник, свирепое пламя перекинулось на безобидную ткань полотенца и разошлось по всей кухне. К счастью, доблестный отряд пожарных подоспел точно в срок и укротил зловещее пламя ледяной водой. И кроме кухни, квартира в целом не пострадала, однако семья Цепелиных понесла весомые убытки. Пожар ударил по карману, и внезапная гибель отца омрачила быт, некогда дружного семейства.

Убитая горем, семья Цепелиных, в силу недавней трагедии была вынуждена упаковать чемоданы и съехать на обочину мира сего – на даче к деду по материнской линии. Августу пришлось по нраву обитать в двухэтажном особняке, пить на заре парное молоко и ходить с дедом на охоту. Однако мать, нынче вдова Цепелина, не горела особым желанием, в одиночку вести хозяйство и прозябать лучшие годы на задворках цивилизации. Редкие вылазки на свет за продуктами, дразнили мать Августа и сладостно манили одинокую женщину в водоворот страстей человеческих. Последствия пожара, устранили в два счёта, однако Цепелины не рвались обратно в отчий дом, где недавно свёл счёты с жизнь отец семейства.

В кратчайшие сроки, мать влезла в долговую яму, продала за бесценок отцовскую квартиру, чем навлекла на себя гнев со стороны Августа и приобрела скудное жилье в побитой временем хрущёвке.

Ни сам Август, ни его мать, толком понятия не имели, с каких вдруг щей зрелый мужчина полез в петлю и оставил родных без единого гроша за душой, сделав их нищими. Врачи безумолку вторили, что виной тому якобы всемогущий кризис среднего возраста и клиническая боязнь отца состариться… Видите ли, пенсия его до смерти запугала. Но твёрдого в своих убеждениях Августа, жалкие врачеватели не убедили. Он прекрасно знал, что белые халаты нагло врут своим пациентам прямо в глаза. Их можно понять… Докторам, ведь нет дела, до покойников, у врачей живых выше крыши. Так на кой им спрашивается, тревожить себя понапрасну.

Герман Цепелин пережил на своём веку многих, ему не раз приходилось терпеть полный крах, как душевный, так и финансовый. Августу не верилось, что кризис среднего возраста свёл в могилу крепкого мужика в расцвете сил. На отца, полагал Август, повлияло множество событий, в том числе крайне сварливая жена. Днями напролёт она сверлила мужу мозги по всякому поводу, то он ей давно не дарил, то он, видите ли, семье мало внимания уделяет. Быть может именно по этой причине, Август плевал на мать с высокой колокольни. Не то чтобы он виним в смерти отца именно мать, он и сам далеко не образец послушного сына. Да… Бывало они с отцом вступали в в перебранку, но жили дружно и не капали на мозги по сущим пустякам.