Часть вторая
Внутренняя Азия. Держава Хунну
209–204 гг. до н. э.

Глава первая

– Югюлюй, ты же не пастух. Ты мой сын. Сын ваньци. Сын военачальника, под чьим командованием десять тысяч воинов. Сколько можно тебе говорить об этом? Ты не должен уделять столько времени хаптагаям. Этими животными занимаются те, кому положено, пастухи. Они и рабы должны присматривать за ними, – в очередной раз терпеливо отчитывал десятилетнего мальчика его отец. – Вот скажи мне – ты из какого рода?

Покрытый весь пылью мальчик стоял перед отцом, низко склонив голову, искоса наблюдая за сполохами огня в очаге.

– Ты слышал, о чем я тебя спросил? – тот строго смотрел на него.

– Да, – тихо ответил мальчик и вытер рукой нос.

– Что «да»? – отец прищурил узкие глаза.

– Слышал, отец. Я из рода Си Люаньди. Шаньюй тоже из него. Мы его родичи, и поэтому ты ваньци, а я твой сын, сын ваньци, а хаптагаями должны заниматься только рабы. Но они мне нравятся, – не сводя глаз с огня, словно по заученному, монотонно ответил мальчик.

Отец выслушал его и, едва сдерживая улыбку, прикрыл ладонью рот, дабы тот ничего не заметил.

– Что еще ты познал? – кашлянув в кулак, посерьезнев, спросил отец.

– Отец, тебе сказать о родичах или хапта…? – взглянув на отца, запнулся мальчик.

– Иди сюда, – хлопнув по колену, улыбаясь, позвал его отец.

Мальчик тут же засиял глазками и, обежав очаг, радостно уселся отцу на колено. Тот, разглядывая его, погладил его по бритой головке, шутливо дернул его за косичку, нежно понюхал в самое темечко и безо всякой уже строгости в голосе сказал: – Сперва расскажи мне о том, чему я тебя учил. Ну а потом уже о своих любимчиках.

– Наш правитель шаньюй. Он первый среди равных. А их много. Двадцать четыре. Они все имеют титул ваньци, и одного из них зовут Тюйлюхой. И он мой отец, – мальчик откинул голову и, улыбаясь, посмотрел ему в лицо. – После шаньюя есть чжуки-ван левого крыла. Он старший чжуки-ван. Он там, откуда восходит светило. А чжуки-ван правого крыла, он младший чжуки-ван, и он там, где светило всегда уходит на ночь. Они, как и ты, из рода Си Люаньди. Еще есть знатные рода Хуянь, Лань и Сюйбу. А потом, после чжуки-вана левого крыла есть левый сянь-ван, левый лули-ван, левый гудухоу, левый дувэй, левый данху и левый цецзюй. Также и после чжуки-вана правого крыла есть они, но уже все правые. Все сянь-ваны и лули-ваны тоже из рода Си Люаньди. А все гудухоу, дувэйи, данху и цецзюйи из этих знатных родов. Все. Правильно?

Отец, довольный знанием сына иерархии власти, улыбаясь, кивнул.

– Все правильно, Югюлюй. Запомни, чжуки-ван левого крыла старший, потому что он является прямым наследником великого шаньюя, ну а чжуки-ван правого крыла, он младший, потому что он не прямой наследник, но из одного рода с великим шаньюем. Понял? – еще подробнее объяснял ему отец. – Ты должен все это знать и помнить всегда. И еще, сын мой, никогда не называй правителя без его полного титула. Не говори шаньюй. Это неправильно. Говори всегда великий шаньюй. Хорошо?

Мальчик кивнул и, взяв отца за палец, спросил: – А теперь рассказать тебе о хаптагаях?

– Погоди. Ответь мне – кого называют четыре рога? – спросил отец.

– А, четыре рога? – мальчик задумчиво почесал голову и стал отвечать, – Это левый сянь-ван, левый лули-ван, правый сянь-ван и правый лули-ван. Вот.

– Ты послушный мальчик. Теперь можно, – одобрительно разрешил отец и вновь погладил его по головке.

– Они могут очень долго не пить воды и ничего не кушать. А если захотят кушать, то могут есть колючку. А ее никто больше не ест. Они могут идти весь день с вот таким грузом, – мальчик развел руки и очертил круг во весь размах. – А еще у них два горба и в них много жира. А еще у них такая шерсть, что они, как я, не потеют. Им не жарко даже в такую жару, – мальчик кивнул на вход в юрту, давая понять, что там, за ним очень жаркий день. – Я еще многого не знаю, но скоро буду знать. Если ты разрешишь.

– А откуда ты все это узнаешь? – искренне удивился отец.

– От пастухов. От рабов, – мальчик посмотрел отцу в лицо. Тот молчал.

– Их вот столько, – он показал четыре пальца. – Один из них так много знает о хаптагаях! Он мне и говорит.

– Ну хорошо. Узнавай о них, коль тебе это интересно. Близко к животным не подходи. Только в жару находись в тени и далеко не уходи. В следующий раз я объясню тебе, кого называют шестью рогами. Ты должен будешь все это тоже запомнить, – ставя сына на ноги, поднимаясь, разрешил отец.

Мальчик послушно кивнул, поклонился отцу и выбежал из юрты. Ваньци Тюйлюхой хлопнул в ладони. Тут же в юрту вошел его начальник стражи. Он склонился в ожидании приказа.

– Вели, чтобы отныне глаз не сводили с Югюлюйя. Пусть узнают, что за рабы ведут с ним беседы о хаптагаях, – повелел он.

– Повинуюсь, властитель, – начальник стражи удалился.

* * *

– Ну, сын мой, повтори мне все о шести рогах, – усаживая на колено сына, спросил Тюйлюхой.

– А, шесть рогов? – мальчик по привычке почесал голову. – Это левый и правый жичжу-ваны, левый и правый вэньюйти-ваны, а так же левый и правый чжаньзян-ваны. Вот. Правильно?

– Дальше, – вопрошал отец.

– А, вспомнил. Вот этими, кого я назвал, могут быть только родичи самого великого шаньюя, ведь они, как и он, все из одного рода, – потянувшись было к голове, чтобы почесать ее по привычке, ответил мальчик.

– Кто из них может стать великим шаньюем? – прищурившись, спросил отец.

– Тот, кто старше из его родичей, но прежде всех чжуки-ван левого крыла, – уверенно ответил сын.

– Правильно. А кого из всех, о ком я тебе говорил, имею право назначать я, ваньци? – смотря в лицо сыну, полагая, что тот запутается, с хитрецой спросил отец.

– А, кого можешь ты, отец? – задрав голову, почесывая ее, стал вспоминать мальчик. – Ваньци может назначать своих дувэев, данху, цецзюев, ну, это значит тысячников, сотников и десятников. Вот. Правильно?

– Пока все верно. А гудухоу могу я назначить? – решил уточнить отец.

– Их нет, отец. Они ведь очень знатные. Некоторые из них находятся при великом шаньюе, и они помогают ему. А еще при нем всегда есть ланчжуны, телохранители. Вот. Правильно? – серьезно ответил тот.

– Мм-да. Правильно, – кашлянув, довольный ответом, кивнул отец.

Мальчик смотрел на него, ожидая нового вопроса.

– Ну а что там твои хаптагаи? – зная, что сыну не терпится рассказать о них, спросил с улыбкой отец.

– У них очень толстая кожа. Она вдвое толще, чем у волов. А на ногах и на груди у них толстые мозоли. Когда они ложатся при жаре на землю, то касаются земли ими и не получают ожогов. Вот. А когда они упитаны, то горбы у них не сваливаются на бок, а стоят прямо вверх. Когда на них груз, то они, опускаясь и поднимаясь с ним, всегда ревут. Вот, – мальчик с интересом смотрел отцу в лицо.

– Да, ты много уже знаешь о них. И это все тебе рассказывает тот раб? – похвалив сына, спросил отец.

– Да, отец. Он обещал еще рассказать, – с восторгом произнес мальчик.

– Ну хорошо. Иди отдыхать. Я доволен тобой. Помни о том, что я тебе сказал, – понюхав его в темя, отец отпустил его.

«Странный этот раб. Такими познаниями обладает. Нужно посмотреть на него», – подумал Тюйлюхой, стягивая сапоги с натруженных ног.

* * *

– Властитель, рабы, что ведут разговоры с твоим сыном Югюлюем, были захвачены дальним дозором прошлой весной на границе с Ордосом. Они сами вышли на наших воинов. Пришли по своей воле из-за желтой реки. С тех пор их определили на работы с хаптагаями, – склонясь, доложил начальник стражи.

– Где Югюлюй? – поднимаясь, спросил ваньци Тюйлюхой.

– При них, властитель, – ответил главный стражник.

– Когда Югюлюй уснет, приведи ко мне их старшего, – повелел ваньци.

– Повинуюсь, властитель, – тот вновь склонился и вышел.

Вслед за удалившимся начальником стражи Тюйлюхой вышел наружу. Два стражника, стоявшие по бокам от входа в его юрту, почтительно склонили головы. Вечерело. Воздух стал прохладным и свежим. Становище готовилось ко сну. Большая площадка перед его юртой была пуста. Всюду перед жилищами горели костры, от которых тянулись светлые струйки дыма, поднимавшиеся вверх и исчезавшие в уже сгущающихся сумерках. Слышались людские голоса и лай собак. Последние бледно-розовые полоски отсвета уходящего солнца растворялись на далеком западном горизонте, плавно затухая, уступая место на потемневшем небосклоне пока еще тусклым и редким звездам.

Пройдя в сторону от юрты, Тюйлюхой подошел к длинной вкопанной в землю деревянной коновязи, провел ладонью по ее гладкой и очень ровной поверхности, ощутив исходящее от нее тепло и, услышав за спиной стук копыт, развернулся, всматриваясь в приближающихся всадников. Их было двое. Шагах в десяти от юрты они осадили лошадей и оба спешились. Начальника стражи Тюйлюхой узнал сразу. Тот направился было в сторону юрты, но, заметив его, тут же пошел к нему. Второй человек остался на месте.

– Властитель, Югюлюй уснул. Старший из рабов доставлен, – склонился начальник стражи.

– Приведи его ко мне, – повелел Тюйлюхой и быстрым шагом направился в юрту.

Обойдя пылающий очаг, он опустился на низкую скамью, покрытую белой овечьей шкурой. Вскоре, склонившись, вошел начальник стражи. За ним вошел раб. Взглянув на смотрящего на него стражника, Тюйлюхой кивнул. Стражник шагнул в сторону и повернулся к рабу, пропуская его вперед. Тот сделал шаг и замер, низко склонив голову, покорно опустив жилистые руки. Длинные с проседью волосы были перехвачены грязно-черной лентой-повязкой. Это был мужчина среднего роста, очень худой, но широкий в плечах. Полотно старого рваного бесцветного халата на рукавах и подоле превратилось в лохмотья. Изношенные штаны едва прикрывали колени. Мозолистые ступни были сплошь покрыты ранами и царапинами.

Оглядев его с ног до головы, Тюйлюхой повелел: «Подними голову».

Тот исполнил его веление, взглянув ему в лицо, сверкнув умными глазами из-под густых бровей. Повязка перекрывала его высокий с залысинами лоб. Усы и борода, поросшая по щекам от самых висков, не могли скрыть его крупного с широкими толстыми ноздрями носа, сильно выпяченных губ и выпирающего массивного тяжелого подбородка. Тюйлюхой только теперь смог определить его возраст. Они оба были почти одних лет. Тюйлюхой всматривался в него очень внимательно, изучая его лицо, пытаясь понять по нему, каков он характером и не представляет ли опасности для его маленького сына, поскольку именно к нему тянется мальчик, узнавая от него все о хаптагаях.

– Уведи его, – повелел Тюйлюхой.

– Повинуюсь, властитель, – начальник стражи склонился и вывел раба из юрты.

«Глаз не прячет, не отводит, они не бегают, ясные и чистые. Такие бывают только у бесстрашного, бесхитростного, не вороватого и даже доброго человека, причем с чистой совестью. Взгляд не угодливый, прямой, смелый, осознанный, наполненный жизненной силой, пытливый, но без вызова, без горделивости, без злобы и без ненависти. Такой присущ уверенным в себе людям, не зависимым от чужого мнения, всегда проявляющим живой интерес ко всему, что значимо, способным управлять своими поступками, не терять рассудка и сдерживать свои чувства. Выпяченные толстые губы и тяжелый подбородок. Значит, человек весьма решительный, очень властный, упрямый, с непоколебимой волей. Да, странный этот раб. Он больше похож на властителя. Угроза от него не исходит. Это уже хорошо. По всему видно, что он способен многое понять должным образом. Такой всегда знает гораздо больше, нежели говорит. Да, непростой это человек. Скорее всего, он никогда не делает ничего необдуманно. У него все взвешенно и обоснованно. Способен всецело влиять на собеседника. Это уже чувствуется по его взору. Он смотрит так, будто ты обязан ему доверять беспрекословно и без малейших сомнений. Встречал я подобных ему, но очень редко. Он умеет молчаливо вести беседы, одним лишь взором располагая к откровенности, да так, что каждый будет с благодарностью изливать ему свою душу и с искренним желанием и даже радостью делиться с ним всем самым сокровенным. После беседы с таким человеком изначально чувствуешь себя облегченным в душе и даже удовлетворенным его редкостным чутким пониманием, но проходит какое-то незначительное время, и начинаешь с глубоким сожалением осознавать, что, безвольно поддавшись его чарам, ты вдруг стал совершенно опустошенным внутри, словно из тебя вынули все то, что было только твоим и благодаря чему ты ощущал себя особенным и от этого сильным. Потом ты мучительно ищешь встречи с ним, словно хочешь вернуть обратно все отданное ему в беседе с ним, но он уже избегает тебя и не нуждается в тебе. Ты исчерпал себя перед ним и для него перестал быть интересным. Он истый охотник и поэтому постоянно пребывает в поисках новой жертвы. Выбирает их он не бесцельно, а с умыслом, связанным с какими-то его планами. Сдается мне, что и сына моего приблизил он к себе рассказами о хаптагаях не просто так. Видимо, заметив любопытство мальчика, решил воспользоваться этим, преследуя свой интерес. А о том, чей это сын, узнать несложно. Так чего он добивается? Туцу сказал, что этот раб и его люди сами вышли на моих воинов. Ордос теперь под циньцами. Он сам пришел оттуда. Почему? Бегство? Видимо, так и есть. Его преследуют там, и он решил уйти от наказания к нам. Велико же прегрешение, коль даже ценою своей свободы не поскупился. Только от казни можно пойти на такое. То, что это не простой мирянин, видно по его внешности. Опять же его познания о хаптагаях не похожи на познания обычного пастуха. Так кто он на самом деле и для чего находится здесь? Лазутчик циньского императора? Что он мог узнать за эти полтора года пребывания в рабстве? Даже если он и узнал что-нибудь, то как он мог передать сведения? Это невозможно. Он явно беглец, а не лазутчик. Видно, что рабство не сломило его дух. Что-то поддерживает в нем стойкость. Такое может быть, но только в том случае, когда человек надеется на что-то или на кого-то. Нужно пристальнее следить за ним, за каждым его действием, за каждым его словом», – Тюйлюхой решительно встал и посмотрел на огонь в очаге. «Великое небо впервые послало мне в мои зрелые годы единственного сына. Да, я старею, но я никому не позволю подвергать его опасности», – он хлопнул в ладони. Вошел начальник стражи. Он склонился в ожидании веления.

– Туцу, не сводить глаз с этого раба. Ты должен знать все о нем, – повелел Тюйлюхой.

– Повинуюсь, властитель, – начальник стражи тихо удалился. Он знал, что получил особое задание, так как ваньци обратился к нему по имени.

* * *

– Властитель, тот раб просит встречи с тобой. Он очень просит, чтобы ты срочно принял его, – на заре следующего дня доложил Тюйлюхою Туцу.

– Пусть войдет, – разрешил Тюйлюхой.

Туцу ввел раба и замер за его спиной.

– Говори, – повелел рабу ваньци, присаживаясь на свое место.

– Ваньци, благодарю тебя за позволение предстать перед тобой, – раб почтительно склонил голову. Он почти чисто говорил на языке хуннов, чем явно удивил Тюйлюхойя.

– Я слушаю тебя, – ваньци жестом позволил ему продолжить.

– У меня есть важное сведение для тебя, – смотря ему в лицо, сказал раб и слегка повел головой к левому плечу, за которым стоял Туцу, тем самым давая понять, что тому не следует слышать их дальнейшего разговора. Ваньци понял его и, взглянув на Туцу, кивнул. Тот ловко связал рабу руки за спиной, склонился и покинул юрту.

– На днях начнется война. Ты двинешься на восток. Поход будет дальним и для тебя тяжелым, – тихо произнес раб, пристально смотря в глаза ваньци.

Тюйлюхой, ожидавший от раба каких-то сведений о циньской империи, не сразу понял сказанного им, но когда осознал, то был очень удивлен, внешне же не проявив своего восприятия его слов.

– Воины на рыжих конях понесут потери больше воинов на белых конях, – выдержав паузу, продолжил раб. – Вороных и серых там не будет.

Тюйлюхой был растерян и не знал, как реагировать на сказанное рабом. Он был поражен тем, что раб знает о нововведении великого шаньюя. Придя к власти полгода назад, великий шаньюй велел всю конницу разделить на четыре части по окрасу лошадей. На севере были вороные кони, на западе белые, на востоке серые и здесь на юге рыжие.

– Как твое имя? – вдруг спросил он раба.

– Гуан Си, ваньци, – склонив голову, назвался раб.

– Продолжай, – уже без повелительного тона, разрешил ваньци.

– Ты должен знать, чем закончится поход. Все завершится благополучно для тебя. Дунху, восточные варвары, будут разгромлены вами, – уверенно заявил раб.

Тюйлюхой встал, обошел очаг, подошел к рабу и пристально посмотрел ему в глаза. Тот не отвел взгляда и продолжал спокойно смотреть на него. Тюйлюхой хлопнул в ладони. Вошел начальник стражи.

– Уведи его, – повелел Тюйлюхой.

– Повинуюсь, властитель, – склонился Туцу и вывел из юрты раба.

Оставшись один, Тюйлюхой несколько раз сжал кулаки, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и, пройдя вглубь юрты, опустился на лежак, покрытый мягкими овечьими шкурами, и уставился в клочок синего неба, видневшийся в открытом дымоотводе в самом центре свода.

«Что это было? Что это все означает? Ничего не понимаю. Может быть, это всего лишь сон? Не могу поверить, что я все это слышал. А может, этого раба вовсе и не существует? Может, мне он привиделся? Ну нет же. Он только что стоял передо мной. Я не теряю разум. Он есть и все это сказал он. Сказал мне. Сказал и ушел. А мне что делать со всем этим? Не надо было мне прошлой ночью думать о нем. Поэтому он навязался на мою голову. Зачем мне знать все это? Для чего?» – словно пытаясь избавиться от назойливых мыслей, он мотнул головой и присел. «Он что, провидец? Откуда он все это знает? Так, спокойно. Что из всего сказанного им является правдой? Поход на племена дунху? Нет. Великий шаньюй как-то обмолвился об этом, но ничего не уточнял. Окрас лошадей? Да. Но откуда раб знает об этом? Все время он находится только здесь. Видимо, услышал от кого-то. Хотя такого не может быть. Еще он сказал, что на днях начнется поход. Как это понимать? Дунху затребовали у великого шаньюя его любимого скакуна. Он отдал им его. По их требованию отдал им и лучшую свою наложницу. Полосу пустынной ничьей земли не отдал. Но ведь она им и не нужна. Она никому не нужна. Они попытались завладеть ею и тут же, после его отказа, успокоились. Так. Все. Хватит. У меня уже все путается в голове. Нужно отвлечься, иначе захвораю», – Тюйлюхой решительно поднялся и вышел из юрты.

* * *

Прошел еще один день. Наступила ночь. Тюйлюхой крепко спал.

– Властитель, вставай. Прибыл гонец от великого шаньюя, – Туцу тряс его за плечо.

– Кто? Где? – не успев отойти от глубокого сна, ничего не понимая, ваньци присел на лежаке, щурясь и заслоняясь рукой от света очага.

– Срочный гонец от великого шаньюя, властитель. Вот его особый знак, – поспешно отступив на шаг, вытянув руку с бронзовым рельефным медальоном на кожаном шнурке, повторил начальник стражи.

Тюйлюхой быстро обулся, вскочил на ноги и побежал к выходу, на ходу натягивая на себя одежду и подпоясываясь. Гонец, увидев его выходящим из юрты, ловко спрыгнул с лошади, склонился и произнес: «Ваньци Тюйлюхой, великий шаньюй повелевает тебе до рассвета выступить со всеми войсками на восток. Через два дня пути ты объединишься с остальными ваньци из южных войск. Еще через три дня вас встретят ваньци западных войск. Командующий всеми силами сам чжуки-ван левого крыла. Вы идете на дунху. Это все».

Гонец поклонился, взял у Туцу свой знак, быстро развернулся, запрыгнул на лошадь и умчался, исчезнув в темноте, будто его и не было здесь. Тюйлюхой растерянно смотрел ему в след, затем очнулся и тут же, повернувшись к Туцу, повелел ему поднимать войска, сворачивать становище и срочно вызвать к нему всех военачальников.