Где-то там, далеко, едва уловимо для слуха вновь раздались крики. Полководец открыл глаза. Лишь мгновение назад ему казалось, что всё случившееся – дурной сон. Теперь же, когда он опять увидел эти стены, тяжкая явь навалилась на него с новой силой. Страха не было. Но почему-то тоска и печаль сильно бередили его душу. В помещении явно добавилось света. Взглянув вверх на маленький проём, он увидел в нём крохотный кусочек почти белого неба. Ночь прошла.

«Если до полудня они не придут сюда, то нам самим нужно будет выйти к ним наружу. Нет ничего хуже неизвестности. Мои воины хоть и находятся в относительной безопасности, но долгой осады без пищи и воды ни им, ни мне не выдержать. Следует чаще беспокоить врага и любой ценой заманивать его в эти строения. Снизу их не одолеть, а вот по одному и с высоты можно. Только бить их следует дружно, без промаха и без паники. Остаться здесь заживо погребёнными нам нельзя. Уж лучше там, на воле, принять любую другую, но достойную смерть», – Хнумхотеп размышлял над предстоящим поведением.

Сомнений в правильности избранной тактики войны у него не было. Решение, принятое им, было единственно верным. Над тем, какие великаны, откуда они появились в этих местах, на что они способны и чего вообще хотят добиться, он не задумывался, понимая всю тщетность напрасных усилий и не желая тратить силы.

Бросив взгляд на своих охранников, он вновь закрыл глаза и продолжил свои мысли: «Они, наверняка, покончили с рабами. Остаёмся только мы. Судя по их размерам, они не смогут опускаться и подниматься по этим лестницам парами. Это хорошо. Это очень удобно для нас. Длинные копья и острые стрелы обязательно выручат нас. Кем бы они ни были, у них есть головы, а они всегда и у всех – самая уязвимая часть. Головы у них точно имеются, и очень даже не пустые, иначе такие сооружения не были бы сотворены ими. Хотя они могут и не быть их творцами».

Хнумхотеп протёр руками лицо, внимательно оглядел ладони, стряхнул их и задумчиво посмотрел на противоположную стену: «Надо же, как всё-таки удивительна жизнь! Теперь, с высоты прожитых мною лет, я понимаю, что с годами она, насыщаясь, отсеивая ненужное и бессмысленное, начинает сужаться и устремляться к небесам, подобно этому строению, у которого, как мне кажется, каждый ярус означает определённый этап жизни. Вначале для человека важно всё. Потом – только доступное. После важно лишь всё необходимое. Затем ему очень нужно главное. И напоследок у него остаётся что-то одно, а вот что оно, я ещё не познал. Когда-то давно, в детстве, для меня, несмышлёныша, важным казалось очень многое, почти всё, что меня окружало, и оно было большим, словно нижний ярус этого помещения. С каждым днём, благодаря родителям, я понимал и то, что не всё доступно мне. Наверное, этот период соответствует уровню второго яруса. С годами я взрослел. Меня стало интересовать только то необходимое, что давало возможность служить самостоятельно. Вон ярус в человеческий рост и есть тот мой возраст. Затем, вкусив изрядно одиночества, из всего, что было дорого моей душе, я возжелал главное – семью. Где-то там, вверху, есть ярус, равный и тем моим годам. Ну а сейчас для меня остался лишь этот маленький кусочек неба. Не думаю, что это и есть венец всей моей жизни. Что-то земное, открытое и чистое будет моим единственным и последним».

Громкие тяжёлые шаги, гулко отражаясь от стен, наполнили всё нижнее помещение, прервав спокойное течение его мыслей. Быстро вскочив, он бросился к проёму. Два телохранителя с боков наставили вниз копья. Другие двое натянули свои луки и расположились в шаге перед лестницей, вглядываясь в проход, своими округлыми шероховатыми сводами уходящий под наклоном вглубь. Хнумхотеп подобрал свой лук, опробовал его упругость, заложил стрелу и встал между ними. На самых верхних, ближних к ним ступенях на пыльном слое отчётливо проглядывались следы их ног. Напряжение нарастало. Звуки приблизились, и уже через миг им стало понятно, что исполины поднимаются к ним. Несмотря на прохладу, царящую здесь, люди покрылись потом, обильно стекавшим по коже.

– Спокойно. Не спешите. Ждите моей команды, – прошептал полководец, ещё сильнее натянув тетиву.

На самой нижней ступени, доступной взорам, накрывая её от грани до выпирающего ребра следующей, появилась огромная чёрно-синяя ступня с выступающими серо-жёлтыми крючковатыми ногтями. Тут же показалась громадная волосатая голова, одновременно с которой по бокам в стены прохода уже упирались неимоверно большие кисти рук с когтистыми пальцами. Через мгновение великан был полностью на виду. Он не спешил. Люди, не смея шелохнуться, следили за ним. Тот поднял голову, и они встретились взглядами. Его красные глаза с чёрными круглыми зрачками, с каждым мгновением заметно сужавшимися от света, впились прямо в лицо Хнумхотепа, вонзаясь жутким холодком и буравя его до самого сердца.

– Пора, – прошептал командующий и выпустил стрелу.

В тот же миг расслабились ещё два лука, каждый издав вибрирующий глухой звук тетивы. Первая стрела вошла почти наполовину в его правый глаз, разорвав листовидным медным наконечником мягкую студенистую плоть, из которой двумя сильными фонтанами ударила чёрно-алая кровь. Ещё одна стрела вонзилась ему чуть ниже левой щеки. Третья, угодив в середину выпуклого лба, переломившись, отскочила в сторону, оставив на нём небольшую кровоточащую рваную рану. Не издав ни единого звука, резко мотнув головой, слизнув языком кровь с верхней губы, великан, проведя одной рукой по лицу, выставив вторую с растопыренными пальцами, прикрываясь ею, ринулся наверх. Выпущенные ещё три стрелы угодили ему прямо в ладонь. Он на миг опустил руки. Его окровавленная голова уже торчала над проёмом. Люди отскочили. Хнумхотеп, схватив лежащее копьё, в прыжке ткнул им в оставшийся глаз, с усилием, но быстро вытащив его и снова вонзив туда же. Великан замер.

Последовавший примеру военачальника один из воинов слишком близко подступил к нему, выбирая момент для удара. Тот, неожиданно задрав здоровую руку, тут же сгрёб его и с грохотом повалился вниз. Тяжело дыша, утирая пот, Хнумхотеп с остальными осторожно подошёл к проёму, из которого торчало копьё погибшего телохранителя. Сквозь оседающую пыль они увидели лежащего ничком великана, из-под руки которого торчала мозолистая человеческая нога.

– Сколько их там? – прошептал полководец.

Лёгкий сквозной ветерок шевелил щетинистый гребень исполина. Люди устало присели по краям прохода, не отводя глаз от чудовища. Наступило безмолвие.

Хнумхотем подался вперёд и стал вытягивать наверх копьё. В этот момент он увидел внизу пару огромных рук, быстро вцепившихся в ноги погибшего великана и потянувших его в темноту. Голова последнего, гулко ударяясь о ступени, вскоре исчезла из виду. Послышались шорох и возня, довольно быстро отдалившиеся и уже через миг затихшие. Видимо, другие, подумал старший, волоком утащили умершего собрата.

«Значит, они притаились. Выжидали», – промелькнула у него мысль.

Тело погибшего воина осталось лежать вдоль третьей ступени, свисая с неё головой. Рядом с ним чёрным пятном валялся его парик.

Прислушавшись внимательнее, Хнумхотеп мягко спрыгнул на нижнюю ступень и замер. Три телохранителя придвинулись к нему, готовые следовать за ним. Он поднял руку, запрещая им шевелиться. Взглянув на них, он приложил палец к своим губам, призывая их к тишине. Затем, обозначив руками натянутый лук, ткнул пальцем вниз. Воины, кивнув, нацелили туда стрелы. Шагнув к краю, он бесшумно спустился на следующую ступень и вновь замер. Через некоторое время он находился уже на третьей ступени. Внизу было тихо. Подняв своего охранника, бережно опуская его на поверхность каждой верхней ступени и после этого забираясь на неё, Хнумхотеп вернулся. Приняв из его рук тяжёлое, обмякшее тело товарища, воины положили его на пол в стороне, прикрыв ему глаза. Каких-либо ран на нём не было видно, и лишь тоненькие струйки крови, вытекшие из уголков рта и из носа, свидетельствовали о внутренних повреждениях, полученных от сильного сжатия. Мощь великанов была неимоверной.

Внизу по-прежнему стояла тишина. Яркий луч солнечного света действовал на людей весьма ободряюще. Они одержали первую победу, а потери в войне всегда неизбежны. Все помнили об этом и относились к утратам с должным пониманием. Время для скорби ещё не наступило.

Хнумхотеп осмотрел вооружение. Стрел было много. Помимо длинных пяти копий, имелись десять копий для метания. Разложив их для удобства по краям проёма, он устало присел, вытянув натруженные ноги.

Факел продолжал гореть, но его пламя ослабевало. Один из воинов, заметив это, подпалил от него другой факел и присел у прохода. Огонь нельзя было гасить. Оставшиеся два факела они предусмотрительно расположили прямо под горящими. Ожидание становилось невыносимым. Отдохнув, Хнумхотеп решительно встал. Телохранители также поднялись и смотрели на него.

– Выходим, – тихо скомандовал он.

Разобрав оружие, они стали спускаться. Впереди всех, прихватив с собой факел и освещая им путь, продвигался сам полководец. Всюду на ступенях блестела разбрызганная кровь. Добрались до площадки. Прислушиваясь, остановились. Отсюда влево за угол тянулись широкие кровавые полосы.

Повернув голову, Хнумхотеп кивнул. Воины, приставив копья к стене, разом прыгнули вперёд и выпустили стрелы. Сразу послышался звон наконечников, характерный для удара металла о камень. Проход был пуст. Двинулись дальше. В нижнем помещении никого не было. Приблизились к ступеням, ведущим наверх. Оттуда проникал свет. Подав рукой сигнал остановиться, Хнумхотеп подошёл поближе и взглянул в проход. Он был свободен. И здесь везде были обильные кровавые пятна. Преодолев двенадцатую ступень, прикрываясь от ослепительного света, вдыхая жаркий воздух, все замерли. За входным проёмом на земле виднелись следы волочения, уходящие в правую сторону.

Хнумхотеп выступил наружу. Два телохранителя, чуть поотстав от него, стали обходить его слева. Третий находился за ним. Пытаясь выглянуть за боковой выступ вертикального блока, он ещё не успел сделать и шага, как вдруг уловил за спиной какое-то движение, и тут же его слух резанул раздавшийся жуткий хруст костей. Мгновенно оглянувшись, он увидел выпрямляющегося великана. От двоих его воинов остались лишь два бесформенных пласта месива, сочащихся кровавой жижей.

Метнув в голову исполина свой факел и молниеносно отпрыгнув назад, обратно в спасительный проход, Хнумхотеп, толкнув вниз стоящего на пути последнего воина, стал спрыгивать по лестнице. Телохранитель, не ожидавший удара и кубарем пролетевший несколько ступеней, подхваченный военачальником, прихрамывая, устремился вместе с ним к проёму в верхнее помещение. Пробежав через подземелье, почти задыхаясь и торопясь, что есть сил они стали быстро забираться по лестнице. Сзади сквозь шум в ушах были слышны шаги великана. Проскочив площадку, они повернули дальше и забрались ещё на одну ступень. Теперь подъём на каждую из них давался с огромным усилием. Наконец Хнумхотеп оказался на поверхности, протянул руку и затащил воина. Не сговариваясь, оба стянули мешавшие парики и отбросили в сторону. Больше не теряя драгоценного времени, не обращая никакого внимания на многочисленные ушибы и ссадины, они снарядили луки и, утирая друг о друга потные лица, изготовились для стрельбы. Великан не заставил долго ждать себя и уже поднялся на площадку.

– Бей по глазам, – прохрипел полководец.

Две стрелы угодили чудовищу в рот. Следующие две вонзились ему в правый глаз. Он пошатнулся, но продолжил движение, низко опустив голову, пытаясь выдернуть их из себя. Быстро подхватив короткие копья, они дружно метнули их, попав ему в руки чуть выше локтей. Его щетинистая макушка была уже вровень с полом. Хнумхотеп, нервно проворачивая в крепком захвате древко длинного копья, присел, ожидая появления его лица, и как только оно показалось на поверхности, с криком вонзил его в левый глаз, ощутив мягкую, податливую плоть. Великан судорожно мотнул головой. Копьё выпало из рук Хнумхотепа и ударило по ноге стоящего в шаге от него телохранителя. Не удержавшись, тот упал на колено, но уже в следующее мгновение он вскочил, взглянул на прощание в глаза полководца, взметнул копьё, высоко подпрыгнул и рухнул на голову великана, вонзая остриё в основание его шеи. Хнумхотеп бросился к нему в надежде спасти. В этот момент израненный исполин стал сильно вертеть окровавленной головой, затем отступил и резко осел. Телохранитель не удержался, ударился о стену и сорвался ему за спину.

Находясь на самом краю проёма и не ожидая внезапного отхода великана, Хнумхотеп, потеряв равновесие, полетел вниз, успев выставить руки. От прямого удара ладонями о поверхность ступени острая боль тут же пронзила его левое запястье и в один миг переросла в саднящую и жгучую резь где-то посреди живота. В том месте, куда он упал, под ним что-то было. Его рот сразу же наполнился кисловато-сладкой слюной, вытекая сквозь сжатые губы. Дыхание сбилось. Перед глазами поплыли тёмные круги. Пытаясь зацепиться правой рукой за грань проёма, он потянулся, но что-то сдерживало его снизу. Он вновь опустился. Силы покидали его.

Прикрыв отяжелевшие веки, сильно задыхаясь от удушья, он приоткрыл рот, выталкивая языком скопившуюся жидкость. Воздух тут же проник внутрь, слегка остужая горящие лёгкие. Немного полежав без движений, он набрался сил и всё же начал приподниматься, превозмогая страшную боль, помогая себе здоровой рукой. Лишь теперь, склонившись, он увидел то, от чего ему было так больно и что так мешало ему подняться. Вывернутая вверх громадная левая кисть великана своим последним выпрямленным пальцем находилась прямо под ним. Его огромный коготь, залитый кровью, впился ему чуть ниже груди, цепляясь изогнутым острым концом за подреберье. Слабыми частыми рывками сдвигаясь с него, он с трудом, но освободился от страшного захвата. Холодный пот градом катился со лба, заливая ему глаза.

Хнумхотеп присел, опираясь спиной о бок ступени. Его левая рука была сломана в запястье. Она бугрилась костями под почерневшей в этом месте кожей. Из раны на животе вытекала кровь. Зажав её покалеченной рукой, он встал. Голова сильно закружилась. Внутри всё горело. Даже при самом малейшем его шевелении каждый толчок пульсирующей крови отдавался сильной болью во всём теле. Прикрыв глаза, он пошатнулся. В голове зашумело. Всё бешено завертелось пред внутренним взором. Подавшись вперёд, ничего уже не понимая, он полетел вниз, скользя по спине и ногам великана. Сознание потухло.

Очнулся Хнумхотеп от пронизывающего холода. Лёжа на левом боку, подтянув к груди колени, он попытался выпрямить их и вновь почувствовал нестерпимую боль во всём теле. Теперь она наполняла всё его существо, не выделяя отдельно боль в животе и в руке. Он уже слышал свой зубной скрежет. Каждый мускул в нём содрогался от сильного озноба. Немного полежав, он разлепил веки, устало перевёл взгляд от стены чуть в сторону и увидел потускневшие мёртвые глаза своего телохранителя. С огромным усилием протянув дрожащую руку, он прикрыл их. Кругом царила тишина.

«Мне нужно обязательно выбраться на свет», – в его голове как-то очень вязко появилась единственная мысль.

Помогая себе здоровой рукой, он перевернулся вниз лицом и, упёршись в пол лбом и коленями, прижав увечную руку к животу, попытался подняться, но ничего из этого не получилось. Сил хватило лишь выпрямиться. Цепляясь рукой за стену, он стал продвигаться на коленях. У края каждой ступени он осторожно ложился на правый бок, спускал ноги и соскальзывал вниз. Нижнее помещение он преодолел в полусознании, часто останавливаясь, отдыхая, прижимаясь к полу щекой, вдыхая пахнущую камнем пыль.

Перед самой первой ступенью лестницы, ведущей к выходу из этого строения, он долго успокаивался, набираясь сил. Свежий воздух и земной свет, проникавшие сверху, зародили в нём надежду не на жизнь, а на смерть под открытым небом. Опираясь спиной, вытянув назад руку и ухватившись ею за край ступени, через ужасную боль и неимоверную усталость, он всё же приподнялся на ногах. Затем, слегка отдышавшись, он, как прежде, завалился на ступень правым боком, цепляясь рукой и срывая ногти, подтянул ноги. Сердце разрывалось от нагрузок. Каждая следующая ступень давалась всё труднее и труднее. Ему уже не верилось, что они когда-нибудь закончатся.

Прошло очень много времени, прежде чем он оказался на самом верху. Перед ним оставался лишь входной проём. Лёжа на боку в полном изнеможении и бессилии, Хнумхотеп смотрел в небо, понимая, что ему удалось увидеть его. И здесь вокруг стояла звенящая тишина. Оставался последний рывок. И он сделал его. Подтягиваясь разодранными в кровавые клочья пальцами уцелевшей руки, отталкиваясь почти отнявшимися ногами, он выполз наружу и, уже не обращая внимания на боль, откинулся на спину. Неизменная бездонная синева нависала над ним тёплой прозрачностью. Ещё никогда в его жизни она не была так желанна ему и так родна, как сейчас. Он впервые всей душой почувствовал себя её неотъемлемой частью.

– Прости меня, Великая Земля. Тебе я отдаю всего лишь своё бренное тело, да и то истерзанное. Вечному Небу я посвящаю единственное, что осталось у меня, – мою душу, – прошептал он окровавленным ртом.

Хнумхотеп умер. Он был единственным из всех людей, кому удалось дольше остальных продержаться в этой горной долине, среди столь странных, но удивительных строений – величественных пирамид.

Вдали, среди восточных горных склонов, поднимаясь всё выше и выше, оглянувшись на прощание, уходили два синетелых великана. То была последняя Пара, пришедшая в этот чуждый для них мир. Других Пар на этой стороне в живых уже не осталось.