Проснувшись под утро и почувствовав себя гораздо лучше, Роман Палыч, благо путь был недалёк, сбежал из койки «лазарета» в свою обычную, гражданскую кровать. Хорошо выспавшись, демонстративно выставил напоказ руку на лубке, и вместе с ней торжественно примкнул к своему воинству. В этот момент Роман Палыч явственно ощутил, как сильно вырос его авторитет в собственных глазах…

Уже перед тем, как отправиться на работу, Мортиров вновь попытался инициировать схватку дикарей, громко подав команду «фас», естественно, выражаясь фигурально; и был буквально поражён тем, насколько порой оказывается верна народная мудрость, что «утро вечера мудренее»! Причём не только для самого́ наблюдательного народа, но и для иного стороннего робота: случилось чудо – роботы явно взялись за ум. Похоже, за ночь что-то в их мозгах сложилось в чёткую программу действий. Роман Палыч мог искренне гордиться своим преподавательским талантом: наука предыдущего дня (на примере показательного удара Мортирова по голове дикаря) оказалась вполне прикладной, сколь бы и кому бы ни казалась поначалу примитивной.

Как бы то ни было, но после прозвучавшего приказа на драку, последовавшего от военачальника Мортирова, Первый, нисколько не колеблясь, треснул Второго. Тот рухнул навзничь так интенсивно, что Роман Палыч всерьёз забеспокоился о сохранности паркетного покрытия пола своей квартиры. Способный парень оказался этот Первый; да и сила в нём изначально была заложена немалая: как-никак, – строительно- монтажные мускулы. А там слабых не держат…

В ответ Второй после соответствующего указания своего «начальника стройки» Р. П. Мортирова с тем же успехом повторил тот же самый трюк на Первом.

На радостях Мортиров, боясь спугнуть удачу, тут же выключил обоих бойцов «от сети», и с лёгким сердцем помчался на работу.

Пожалуй, это был самый длинный рабочий день в его жизни. С огромным трудом высидев его до конца и необратимо изогнув опытный образец ложко-вилки, Роман Палыч стремительно возвратился домой. А там, в этот счастливый для себя вечер, совершенно обессилел, покуда бесчисленное количество раз посылал своих бойцов в «нокаут», натравливая друг на друга.

Ночью ему был сон – в бесконечном повторе виделось, что он кричит Первому: «Раз!» И тот, сделав шаг вперед, бьёт Второго точно в нос. Второй, отступив после удара назад, тут же получает команду: «Два!» После чего трещит нос уже Первого… И хотя сон, как говорят знающие, с трудом поддается авторской режиссуре, Роман Палычу во время своего просмотра всё же удалось так расшевелить темп «представления», что роботы с калейдоскопической быстротой реагировали на его такие же стремительные команды. И это оказалось столь же сладостно, сколь и мучительно.

Естественно, утром Мортиров встал с больной, распухшей головой, в глубине которой гулко раздавалось: «Раз! Два! Раз! Два!..» Руки также были заняты своей, самостоятельной жизнью, и как-то странно подёргивались, вроде как пытаясь провести хук, апперкот и крюк одновременно. Выходило довольно коряво, но что гораздо хуже – непроизвольно, поэтому со стороны выглядело как проявление некоторого психического нездоровья. А ещё в это же утро у Мортирова появилась странная привычка время от времени трогать себя за верхнюю губу. Будто проверяя её. А чего проверять-то? Губы его, как и остальное лицо, от рождения и до зрелого возраста никогда не знали бритвенного крема⁶. Не росли на его лице, да остальном теле, волосы, исключая, конечно, брови и ресницы. Ну и причёску, разумеется.

Так вот, поскольку встал он с «разбитой» головой, а болеть, как и все нормальные люди, не любил, то этакое крайне неприятное положение вещей в будущем вовсе не прельщало. Поэтому Мортиров вновь забрался в электронные недра своих подопечных. Для начала необходимо было изгнать из них крайнюю созерцательность и вселить на временно опустевшее место хотя бы зачатки самостоятельности, коего, по мнению творца, так не хватало этим бесхитростным головам, из-за чего голове самого Роман Палыча приходилось работать с явной перегрузкой, контролируя буквально каждый шаг каждого робота. Затем необходимо было запустить процесс самосовершенствования дикарей. А попутно, как наиболее простое и быстрое решение, сулящее интересный результат, он снабдил роботов датчиками тактильных ощущений, реагирующими на грубое физическое воздействие извне. Иными словами, научил дикарей чувствовать боль.

После первого же обмена ударами дикари стали опрометью разбегаться, увидя перед собой «взведённый» кулак. Мортиров аккуратно изловил обоих, и тут же произвёл ещё одну операцию над ними, поскольку, как оказалось, теперь крайне требовалось добавить в характер дикарей огромную долю неукротимости напополам с полной решимостью биться до конца. Несмотря ни на что.

Теперь Мортиров не успевал менять их кулаки: в течение часа футбольная кисть сначала превращалась в размочаленный комок, а затем полностью разлеталась вместе со всей более твердой основой – никто не хотел уступать, несмотря на страшные, состроенные от боли рожи, что корчили дикари во время драк. Эти гримасы однозначно показывали, что роботам было действительно не по себе. А насколько – да кто ж мог сказать? Поди разбери эти искусственные чувства и простенькую, встроенную на заводе-изготовителе лицевую мимику! Никто на свете, включая самого их создателя, не мог покуда точно знать, что именно творилось под толстыми сводами черепов этих существ, описать со всей определённостью, что они на самом деле «ощущали». Вот если бы роботы умели говорить, то да! Если бы Мортиров мог их слышать, тогда конечно! Особенно, если бы при этом он смог их понять, то, вероятно, поразился бы отчаянным воплям сквозь слёзы. Но слёз тоже не было. Не умели солдатики их проливать.

Роман Палыч почесал лоб, тем самым взяв на заметку, что в ближайшем грядущем стоит вплотную заняться решением доселе молчаливого, но заговорившего вдруг во весь голос вопроса озвучки дикарей.

Однако про руки. Их проблему нужно было решать тотчас. Роман Палыч изначально предполагал, что непрофильные кулаки могут оказаться недостаточно прочными, но вечный русский авось и с ним сыграл дурную шутку – не пронесло. За день приходилось менять оконечности рук у роботов до двадцати раз. Но что гораздо неприятнее – через пару минут схватки напрочь терялась зрелищность боя, так как глядеть, как роботы машут разбитыми в лохмотья руками, было невмоготу. Мортиров опять отправился в магазин…

…Теперь дикари выглядели очень внушительно, словно истые профи-мухачи на боксёрском ринге, поскольку обзавелись настоящим, продвинутым инвентарём от «Качка»⁷ – замечательными перчатками облегчённого типа из особо прочного сталепластика.

Кстати сказать, кисти рук Роман Палыч взял тоже от игрушечных боксёров, купив несколько десятков соответствующих ремкоплектов и в процессе доработки значительно усилив их компоненты, чтобы снова не «обжечься на молоке». И надо сказать, они, кулаки, вышли на славу: основа их кисти была куда как прочнее, нежели у злосчастных футболистов; однако процесс переделки занял значительное время. Мортиров уже терял остатки терпения, доводя модернизацию до конца. Зато по её завершении дело пошло гораздо веселей. А какой сочный звук обрели удары!

И снова незадача! За пару часов интенсивного боя лопались кости предплечий каждого бойца, превращаясь в бесполезные осколки. Напрашивался простой вывод: похоже, требовалось укрепить «арматуру» рук до локтя, а лучше, если и до самого плеча. Мортиров после недолгих размышления на эту тему установил на каждое предплечье и плечо по демпферу, задача которого состояла в том, чтобы в случае критического удара поглотить часть энергии, не давая ломаться кости. И только теперь руки стали по-настоящему надежны.

Драки в перчатках, как показалось поначалу, выглядели неплохо. Но что-то неуловимо изменилось, и кажется, не в лучшую сторону. Роман Палыч был не на шутку озадачен, не в силах сообразить причину загадочной метаморфозы; и, надо признаться, понадобилось немало мыслительных усилий с его стороны, пока выяснилась скрытая подоплёка его непонятного недовольства: оказывается, удельное шокирующее действие удара дикаря стало меньше даже несмотря на некоторый прирост общего веса руки-кулака. Однако в итоге немного увеличившаяся мощь удара парадоксально уменьшилась, поскольку стала более распределённой. Т.е. – на единицу площади лица дикаря стало приходиться меньше ударных джоулей. Или килоджоулей? Да и демпферы сыграли свою негативную роль…

Найдя ответ на этот непростой вопрос, Мортиров тут же принялся мастерить соответствующий индикатор, чтобы внедрить его датчики в самые удароопасные места дикарей. Как оказалось, никакими килоджоулями здесь и не пахло. Тем не менее средняя величина удара в 3,5 джоуля в пересчёте на человеческие возможности оказалась очень даже неплохой, и она со временем явно возрастала. Роман Палыч визуально отмечал эту очевидную для него прогрессию с начала боевой деятельности своих роботов.

Впрочем, появилось одно неприятное обстоятельство, совершенно не устраивавшее творца. Оно заключалось в том, что после «спортивно-боксёрской» модернизации дикари абсолютно не могли делать ничего другого, как только махать кулаками: любой может попробовать хоть что-то произвести по хозяйству в толстой перчатке – ничего путного не выйдет! А Мортирову требовались бойцы, умеющие многое. Скажем, хотя бы взять в руку камень…

Дикари вновь оснастились «голыми» кулаками, легко превращавшимися в случае надобности в обычные ладони с пальцами. Увы, расход разбитых пятерней опять полез вверх.

Пройдя описанные этапы, так сказать, малого круга ада, Роман Палыч на своём тяжком опыте лишний раз убедился в справедливости тезиса – усиление нагрузки в одной части конструкции неизбежно тянет за собой соответствующие изменения в другой. Если кратко, то любой мало-мальски сложный проект нужно рассчитывать как тактически – подетально, так и стратегически – в общем. Как большой инженер (а именно таковым Мортиров себя и считал), он не должен был об этом забывать никогда. О чём речь? Да о том, что дикари оказались весьма восприимчивы к «наукам», которыми Роман Палыч так заботливо напичкал их: саморазвитию и самосовершенствованию. Роботы скомпенсировали все предохранители, в короткий срок значительно нарастив силу своих ударов. Как следствие, теперь руки дикарей гарантированно вылетали из плечевых суставов уже через полчаса интенсивного столкновения.

Кроме того, вскоре в одном из боёв у дикаря №2 напрочь отлетела голова – не выдержал возросших ударных нагрузок главный верхний шарнир центральной арматуры-позвонка. Мортиров тут же взглянул на показание КИП: энергия удара дикаря №1 составила целых 5 Джоулей! Оказывается, чтобы достичь такой мощи, Первый самостоятельно и втайне ото всех затянул демпферы своих рук до предельной жёсткости, увеличив её почти до единицы – максимально возможного значения.

Мортиров не стал журить робота за самоуправство – зачем же бить по рукам инициативного бойца, ведь тот «хотел» как лучше. Да и потом, не того ли он сам добивался от обоих воинов? Однако шарниры голов обоих дикарей пришлось заметно усилить; впрочем, как и плечевые суставы.

Закончив эту работу, Роман Палыч весьма кстати вспомнил одно интервью на Гв в рамках передачи «В мире животных», взятое ведущим у «Мудрой Курочки-Несушки»⁸. Так вот, она, будучи как бы в полутрансе, изрекла, вернее, – прокудахтала: «Яйцо нужно нести целиком, а не частями!»

Кстати говоря, с тех пор, как люди научились понимать речи животных, те, к всеобщему удивлению, оказались довольно афористичны. Так, одна подопытная мышь, кажется, белая (из другой Гв-передачи), из небольшого числа тех избранных, кто смог после экспериментов дожить до статуса телезвезды, как-то невзначай обронила: «Если отбросить плинтус, горизонт неимоверно ширится!» К чему именно это было сказано, Роман Палыч не успел вспомнить, т.к. мысль его внезапно споткнулась на ровном месте, запнувшись и моментально забывшись. Поэтому Мортиров тут же вернулся к своим баранам, то бишь – роботам.

И вновь творец-игрок был недоволен – опять чего-то явно недоставало для полноты чувств. Пресновато проходил каждый бой. Чрезмерная, бескомпромиссная прямота Первого и такая же предсказуемая бесхитростность Второго стали наводить на их создателя зелёную тоску, которая день ото дня становилась всё гуще. Мортиров подспудно понимал: требовалась «изюминка» – динамика событий, нанизанная на более извилистый сюжет.

Поначалу Роман Палыч решил обойтись чисто косметическими мерами, для чего прибавил обоим бойцам звероподобности. Ну так, чуть-чуть, снабдив каждого пышной шевелюрой. Причём Первый получился иссиня-чёрным брюнетом, а Второй – настоящим блондином. К каждой причёске прилагался обязательный набор густых волос на груди, спине, руках до локтя и ногах до колен. Именно так, видимо, представлял себе Мортиров настоящего брутального самца.

Предварительно оглядев своих модифицированных бойцов, Роман Палыч довольно крякнул и погладил каждого по спине – шерсть получилась средней жёсткости. Как раз то, что и было нужно.

Через день, однако, после ряда тестовых боёв, блондина пришлось несколько затемнить. Его белая опушка плохо смотрелась издали, поэтому отныне он стал слегка мелированным шатеном. А его «меховой подбой» на груди и спине контрастно выделялся тремя чёрными продольными полосами, подчёркивающими бледную розоватость тела.

Конечно, Роман Палыч отметил свою излишнюю склонность к украшательству, но корить себя не стал. Так ведь и в самом деле – насколько хорошо отделаешь своё творение (в художественном смысле), настолько замечательно оно и будет глядеться со стороны.

Тем не менее предпринятые изменения ни в коей мере не изменили кардинальной схемы боёв. Каждый дикарь, будь то тёмненький или же светленький, дрался до последнего своего кулака. упорно стоя на своём месте, зачастую разбивая руки до самых локтей.

Именно эти тяжёлые, изнурительные раздумья Роман Палыча над повторяющимися изо дня в день, однообразными по сути и форме боями и привели его к осознанию скрытой доселе истины: его подопечным крайне недостаёт изворотливости, хитрости. Им как воздух требовалась способность обвести противника вокруг пальца, чтобы победить не просто любой ценой, а с наименьшими потерями. А поскольку ни малейшего опыта в таком деле у него самого не было, то именно таким сложным, эмпирическим путем Мортиров нащупывал главные принципы ведения военных действий своими солдатиками. Это было самое трудное, чему пытался научить питомцев Мортиров. Пожалуй – самому главному в науке побеждать врага.

Проведя поверхностный психоанализ самого себя, Роман Палыч тут же обнаружил в себе задатки изворотливости и подлости, которые немедленно и безостановочно принялся саморазвивать. Более того, только благодаря этой, с нежданной радостью обнаруженной в себе беспринципности, довольно легко конвертировал эти качества в поведенческий алгоритм своих солдат.

Сложность заключалась в том, что сам Мортиров был настоящий человек, что как раз и позволило довольно легко постичь механизм обмана. Гораздо трудней было научить этому дикарей, которых никак нельзя было причислить к живым существам. Однако, если за дело берётся дилетант, то результат, как правило, легко предсказуем: либо он будет успешным, либо нет. Итог стараний «Главного Психолога» М оказался положительным. Все нужные факторы были учтены, рассчитаны и внедрены в математическую модель сознания дикарей. Таким образом, этот совершенно непредсказуемый по итогу трудный этап обучения роботов также был благополучно преодолен: они стали более избирательны по своим действиям в схватках. Можно сказать, стали гораздо изобретательнее, научившись бить в спину…

С этого времени Мортиров едва высиживал на работе положенные шесть часов, а затем гладкое, но чем-то сильно озабоченное лицо его просветлялось. Далее Роман Палыча уже ничто не могло удержать на рабочем месте. Он нервным шагом ускользал домой.

III

Меж тем на самой работе творилось неладное. Все вдруг стали замечать, что с Мортировым что-то не то…

Раньше тот был мужчина хоть куда, такой замечательный в любых отношениях. Можно сказать, заметный… Правда, безо всяких ненужных претензий: ни в космос не рвался, ни в глубь океана не спешил. Но этим-то и был ценен в некоторых, в основном женских, кругах. Он не пропадал сутками в лаборатории, как другие. Проходя мимо дамы, непременно с улыбкой выдавал в меру галантный, хотя и стандартный комплимент. Да и вообще… Подавал хоть и пустые, но всё же надежды.

А теперь?.. Худой, как щепка (куда делась его приятная закруглённость силуэта?), ни одну женщину не замечает, чем тут же настроил их против себя. С коллегами не разговаривает. Часто сидит, словно истукан, вперив горящие странным огнём глаза прямо перед собой. У кого-то из женщин мелькнуло было высказывание – мол, уж не влюбился ли наш Мортиров? Но что-то подсказывало окружающим, что нет. Не очень-то похож был наш Роман на Ромео… Особенно, когда зловеще ухмылялся, ощеривая длинные передние зубы, хищно торчащие вперёд и смущающие собеседников.

Роман Палыч Мортиров теперь не ходил, а маршировал, стараясь двигаться либо по прямой, либо чёткими углами, словно выполнял команды «Направо!» и «Налево!». Однажды начальник вызвал его к себе по какому-то пустяковому делу. Мортиров тут же явился и, зайдя в кабинет, пристукнул каблуками, громко отрапортовав о своём прибытии. Это произвело на начальника тягостное впечатление, и он стал всерьёз подумывать – а не предоставить ли Роман Палычу внеочередной отпуск?

Останавливало то, что в их Институт нестандартных разработок поступил срочный заказ от министерства общественного питания на изготовление некоего прибора. И самым подходящим специалистом в этой деликатесной области считался именно Мортиров. Заменить его было некем. Поэтому идея с отпуском пока так и осталась лишь благим намерением.

Впрочем, сам Мортиров чувствовал себя превосходно, вынашивая свои, никому неизвестные планы…

IV

Роман Палыч был глубоко чужд беллетристике, как и она ему, и уж тем более отродясь не читывал её. Кругозор его всегда очерчивался исключительно научно-технической литературой. Однако, являясь абсолютным прагматиком, он безошибочно угадал основные принципы отношений человека с его же нечеловеческими производными. Поэтому ещё на самой ранней стадии проектирования, а затем и практической отладки искусственных мозгов своих дикарей заложил в них все «три закона роботехники»⁹, которые обеспечивали необходимые базовые принципы мирного сосуществования между ним и его питомцами. Но, естественно, далеко не все. А поскольку Мортиров принадлежал к инженерной школе старой формации, той, что свято чтила строгие «Правила Техники Безопасности на производстве», то и в быту придерживался тех же закономерностей. Тем более, что даже самое тщательное соблюдение упомянутых «Трёх Законов…» не отменяло и не подменяло собой действия других столь же основополагающих естественнонаучных устоев, т.е. – законов статистики; а именно – в первую очередь фактора случайности. Как бы ни старались роботы не попасть в своего военачальника хоть рукой, хоть ногой, или вовсе чем попало, а совсем исключить такое нехорошее развитие событий никак было нельзя. Именно поэтому, опираясь на большой массив фактов непредсказуемости, полученный во время наблюдаемых боёв своих дикарей, Мортиров обнаружил в себе талант теоретика и совершенно самостоятельно вывел «Двуединый постулат», который жёстко заявлял миру:

– Один камень, пущенный одной чужой рукой в случайную сторону, может случайно прилететь в твой глаз.

– Один из множества камней, пущенных множеством чужих рук во множество случайных сторон, обязательно прилетит в твой глаз.