Отзывы на книги автора «Михаил Лермонтов»

Сегодня великий день - 208 лет назад на "большом поле" в Подмосковье произошла одна из самых великих битв, в которых участвовала русская армия - Бородинское сражение. Когда 23-летний Лермонтов писал свое стихотворение, Империя отмечала 25-летие великой битвы. Для сравнения, это тоже самое, как в 1970 году в СССР праздновалось 25-летие Победы. Я сам не помню то празднование, был еще очень маленьким, но я хорошо помню 30-летие, отмечавшееся в 1975 году. Сельский клуб был полностью забит ветеранами, и эти ветераны были еще относительно молодыми мужиками, многие из которых еще работали. Правда, мой родной дед был уже пенсионером, но еще молодым пенсионером - 62-х лет.

Это я к тому, что в момент написания "Бородино" было полно еще живых и относительно молодых ветеранов той битвы, и то, что стихотворение сразу пришлось по душе читателям и завоевало популярность, говорит о том, что молодой поэт верно уловил тональность и сумел правдиво передать впечатления участников сражения. А то, что будущий стихотворец в детстве и юности слушал такие рассказы, не вызывает сомнений.

Известно, что двоюродный дед поэта - Афанасий Алексеевич Столыпин (брат бабушки), ветеран Отечественной войны 1812 года и участник Бородинского сражения - неоднократно делился с Мишей своими воспоминаниями. Это к нему обращается автор: "Скажи-ка, дядя..."

Но Михаил Юрьевич воспользовался возможностью художественного переосмысления, и построил рассказ "дяди" не от имени офицера-дворянина, кем являлся Афанасий Столыпин, а от имени простого солдата-артиллериста. О принадлежности рассказчика к артиллерии говорят строчки: "Забил снаряд я в пушку туго..." и "Прилёг вздремнуть я у лафета...", а на его рядовое положение указывает: "Не смеют, что ли, командиры".

Такое упрощение образа рассказчика потребовалось Лермонтову для того, чтобы более ёмко и правдиво передать народную сущность войны, получившей наименование Отечественной. Он как бы предвосхитил Льва Толстого с его ярким образом дубины народной войны. И хотя эпитет прозаика относился в основном к партизанскому движению, но и исход больших сражений решали простые русские солдаты - крестьянские дети, набранные по рекрутскому набору. Это - те же самые крепостные, не выбиравшие свою судьбу, но тем сильнее и ярче выражается и чувствуется патриотизм простого русского человека, его любовь к Родине.

Ведь одной из ставок Наполеона на победу над Российской империей было обещание отменить крепостную зависимость, но русские крестьяне не пожелали продаваться иноземному супостату даже такой высокой ценой - Родина, какая бы она не была "уродина" (по определению поэта иного века - Шевчука), не продается. Правда, справедливости ради, надо помянуть, что среди крестьян был пущен слух, что после изгнания французов император в благодарность за победу над врагом и так дарует свободу. Разочарование народное было велико, когда стало ясно, что слух так и останется слухом.

Само стихотворение очень выразительно, на его примере можно изучать использование в поэзии гипербол, олицетворений, эпитетов и сравнений. Оно очень ярко передает предполагаемые звуки: удары, выстрелы, стоны. Вообще в нашей поэзии есть два классических описания динамики большого сражения: "Бородино" и пушкинская "Полтава". И оба написаны ярко и образно, живым, хотя и разным языком, практически не требуют заучивания, запоминаются сами.

Самая крупная и известная повесть из всех пяти, составляющих "Героя нашего времени". И самая насыщенная эмоциями и противоречиями, особенно последними. Противоречивость, видимо, ключевое слово этого произведения, в нем, как ни в какой другой повести цикла раскрывается сложная натура главного героя. Здесь так плотно смешалось всё положительное и отрицательное, что было заложено и проявлено в Печорине, так вычурно переплелось, дополнив одно другим, создав удивительно противоречивый (снова это слово), и в то же время невероятно цельный образ.

В каждой из пяти частей романа высвечивается какая-то особенная грань этой личности, этого нового героя, про которого нельзя сразу и наверняка сказать - положителен он или отрицателен. Вот ведь, мастерство Лермонтова, если ко всему, что он сообщает о Печорине, подходить с формальной точки зрения, то трудно сыскать большего подлеца и гордеца, а если с позиции понимания чувств и мотивов, двигающих героем, то он превращается чуть ли не в образец для подражания, а некоторые впечатлительные девицы до сих пор в него влюбляются и готовы ему простить практически всё, себя они видят, наверное, не в образе Веры, он слишком трагичен и обречен, но и не в образах Бэлы и Мери, видимо, считают, что как раз они и подошли бы своенравному офицеру больше других, и он бы в них обязательно влюбился. Простим им их наивность...

Грани личности Печорина, открывающиеся в четвертой повести, невероятно сближают его с другим героем русской литературы - пушкинским Евгением Онегиным. Если вспомнить строфы X-XII из романа в стихах, то придется признать, что они практически полностью подходят не только Онегину, которого описывают, но и Печорину тоже. Помните - то место, которое начинается со строк:

Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать...

Не буду цитировать весь отрывок, всё же это, как-никак, целых три строфы, следовательно - 42 строчки, но вот еще одно место не процитировать не могу, поскольку оно намекает на ключевые эпизоды и "Евгения Онегина" и "Княжны Мери":

Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!
Какие сети им готовил!

Сюжетная близость эпизодов пушкинского романа и лермонтовской повести, касающихся на самом деле совсем не любви, а кое-чего другого - соперничества - бросается в глаза. Онегин желает позлить Ленского, и ухаживает за Ольгой, Печорин испытывает раздражение в отношении Грушницкого, и дабы позлить его, разыгрывает роман с княжной Мери Лиговской. Коллизии развития сюжетов разнятся, но сходятся в финальной точке - раздражающие соперники оказываются убитыми на дуэлях, причем, оба главных героя - Онегин и Печорин - этого на самом деле не хотели.

Черствость и даже циничность Печорина по отношению к одним представителям "водного" общества Кисловодска компенсируется чувственностью и доверительностью к другим. Таким образом герой предстает не только человеком, способным перечеркнуть чужую жизнь, насмеяться над чужими чувствами, но и самому испытывать глубокие чувства и по-своему трактовать честь и справедливость.

Если вдуматься, то становится ясно, что молодой Лермонтов не просто описал некий характер, с большой долей личных качеств и проявлений, но и поднял прямо-таки философскую проблему, которая в начале-середине XIX века еще не была окончательно сформулирована и иллюстрирована. Он обозначил истину, что истины нет. Нет положительных и отрицательных персонажей, как нет плохих и хороших людей, каждый человек имеет свою "правду", свой внутренний кодекс, и там - внутри своего восприятия мира и себя в этом мире - он всегда прав. А если и оказывается неправ, то он всегда может обосновать свое право на эту неправоту.

Конечно, если он не наделает фатальных ошибок, которые заставят его всё переосмыслить и признать свою несостоятельность. Когда такое случается, то теряется интерес к процессу, то есть, к жизни. И тут, если хватает характера одним, или наблюдается его полное отсутствие у других, речь может заходить о суициде, как физическом, так и духовном. Не судите меня, что перемудрил, но на мой взгляд, знаю, что спорный, уходы в религию или эзотерику после серьезных жизненных крушений и есть такого рода - духовный суицид.

Но это я уже отвлекся, вернемся к Печорину, который еще относительно молод и обладает очень лабильной психикой, его пережитые треволнения заставили волноваться и даже прослезиться, но из седла не выбили, хотя, возможно добавили еще некую долю холодности и отстраненности в качестве защитной реакции.

Заголовок же своей рецензии я одолжил у фильма Иосифа Хейфица, снятого по рассказу Чехова "Дуэль". Дело в том, что этот парадоксальный эпитет подходит не только Лаевскому, но и Печорину. И показательно, что Олег Даль играл обоих: Лаевского в том самом фильме, и Печорина в фильме-спектакле "Страницы журнала Печорина".

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

"Мцыри", пожалуй, лучшая романтическая поэма русской литературы. Это настоящая жемчужина отечественной поэтической словесности, в которой нет ни одной лишней строки, и в то же время произведение очень компактное, если не сказать короткое, не перегруженное, тот случай о котором можно сказать: "прекрасно не тогда, когда нечего добавить, а тогда, когда нечего отнять".

Поэма стала визитной карточкой поэта, в ней наиболее полно отразлась его мятущаяся и бунтующая душа, его идея бегства и одиночества. В какой-то мере Мцыри - альтер-это самого Лермонтова, у которого очень непросто складывались отношения со светом, в котором поэт ощущал себя чужаком. Может потому главный герой и получил то имя, под которым мы его знаем. Ведь сначала, в черновой рукописи, поэма называлась "Бэри", что по-грузински так и значит - "монах", но в конце концов Лермонтов остановился на другом названии, "Мцыри" переводится и как "послушник", и как "чужак".

Известно, что поэма пользовалась необыкновенной популярностью в среде революционеров, главный герой был ярким выразителем борьбы за свободу, способным на героический поступок, на самопожертвование ради родины и своей идеи. Монастырь ассоциировался у них с темницей духа, с тягостной атмосферой имперских порядков. В этом есть доля истины, но символику поэмы следует понимать шире, монастырь - это любая косная система, сковывающая свободу индивида, подчиняющая его волю, а побег - попытка активно повлиять на ситуацию, но не за счет революционных преобразований, как это понимали революционеры, а за счёт поисков ответов на мучающие вопросы в самом себе.

Поиск утраченной родины - это поиск самого себя, сражение с барсом - сражение с собственными демонами, с собственными недостатками и слабостями. И в этом контексте тема одиночества начинает звучать еще сильнее,Мцыри одинок во всех частях поэмы, он одинок до побега, во время его и после, очень остро напоминая другой лермонтовский образ - белеющий парус в голубом тумане...

За темой одиночества скрывается другая лермонтовская тема - обреченности и поражения, которая очень ярко и органично будет представлена автором позднее в образе и судьбе Печорина. И все же, несмотря на обреченность, поэт оправдывает борьбу, ибо смысл в ней самой - борьба и есть жизнь, о чем и говорит устами Мцыри:

Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.

Но не обходится и без сожаления, поскольку в поэме очень сильно звучат мотивы надежды и веры в свою удачу, то и ноты разочарования не могут не прорываться:

Но тщетно спорил я с судьбой:
Она смеялась надо мной!

И все же, романтическая составляющая затмевает собой жизненную неудачу юного послушника, вселяя в сердца читателей веру в мечту, придавая им силы надеяться и стремиться к лучшему. По большому счёту, знаменитая "Песнь о Буревестнике" Горького является концентрированной вытяжкой из лермонтовской поэмы.

Сделав круг, мы снова возвращаемся к революционерам, поскольку они и есть самые отпетые романтики в этом мире, и революционером по-настоящему можно быть только в молодости. Нет, есть и пожилые поборники революций, но это уже, скорее, функционеры, нежели революционеры, ими движет уже не мечта, а практические соображения. Поэтому только революционно-настроенный юноша, с горячо горящими глазами, может сказать:

Я молод, молод... Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл.
Как ненавидел и любил?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл: ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, — я также мог бы жить!

«Мы почитаем всех нулями,
А единицами - себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Проблема судьбы так называемого "наполеоновского" человека (иначе говоря – грандиозного нарцисса, которого уместно, пожалуй, считать и психологическим (или энергетическим) вампиром), впервые в русской литературе обозначенная А.С.Пушкиным, у Лермонтова получила своё развитие в несколько ином аспекте. Можно здесь вспомнить незавершённый роман «Княгиня Лиговская», поэму «Демон», пьесу в стихах «Маскарад». Ну, и, разумеется, над ними гордо возвышается прекрасная вершина творчества Лермонтова – психологический роман «Герой нашего времени», озаглавленный автором в первых черновых рукописях несколько иначе - «Один из героев начала века».

Достоевский, например, в «Дневнике писателя» за 1876г называл Печорина "уродливейшим калекой", "дурным человечком", "злым человечком" и относил его к "людям прочной ненависти". Исследуя эволюцию образа Онегина, Фёдор Михайлович писал: «Этот тип вошел, наконец, в сознание всего нашего общества и пошел перерождаться и развиваться с каждым новым поколением. В Печорине он дошел до неутолимой, желчной злобы и до странной, в высшей степени оригинально русской противоположности двух разнородных элементов: эгоизма до самообожания и в то же время злобного самонеуважения. И всё та же жажда истины и деятельности и всё то же вечно роковое "нечего делать"! От злобы и как будто на смех Печорин бросается в дикую, странную деятельность, которая приводит его к глупой, смешной, ненужной смерти» (Ф.М.Достоевский «Ряд статей о русской литературе» (1861г) ).

Но, благодаря развитию психологии, нам теперь известно, что «эгоизм до самообожания» и «злобное самонеуважение» вполне совместимы в личности нарциссического типа. Причём эти, на первый взгляд, противоположные качества присущи любому патологическому нарциссу, хотя к национальности они вряд ли имеют какое-то отношение. Нарцисс обожает и прославляет выдуманный, идеализированный образ себя, а не себя настоящего. Однако реального себя он любит и уважает скорее слишком мало, чем слишком много. Более того, на самом деле он себя ненавидит. И именно деструктивная сила этой ненависти к себе настоящему и приводит токсичную личность к трагическому финалу - окончательному саморазрушению, то есть «к глупой, смешной, ненужной смерти», говоря словами Достоевского. А кажущаяся неуязвимость нарциссов – это создаваемый ими же миф. На самом-то деле у них очень слабое, уязвимое эго, которое они и пытаются раздувать до невероятных размеров, создавая грандиозный, но при этом ложный, фальшивый фасад, за которым прячется обиженный, травмированный ребёнок.

Нарциссические черты есть, конечно, у каждого человека. Причём совсем без них сложно обойтись, так как, например, здоровый эгоизм просто необходим для выживания. Но если говорить о Печорине, то у него, на мой взгляд, прослеживается даже не нарциссическая акцентуация характера, а ярко выраженное нарциссическое расстройство личности (НРЛ). Он жаждет власти и контроля, убеждён в собственном превосходстве, а также лишён эмпатии и способности любить. Герой искренне заявляет: «Я смеюсь над всем на свете, особенно над чувствами». Кроме того, Печорин с огромным удовольствием питается чужими психоэмоциональными ресурсами. Иными словами - вампирит, постепенно высасывая жизненную энергию своей жертвы и со зверским аппетитом пожирая украденную у неё душу.

В «Княжне Мери» (центральной части романа) Печорин сам себе признаётся, что мысль о страданиях княжны, специально вызванных именно им, доставляет ему «необъятное наслаждение», и откровенно сравнивает себя с Вампиром – изощрённо жестоким героем популярного в те времена английского произведения Полидори «Вампир», ошибочно приписываемого Байрону. Оба героя (Печорин и лорд Ротвен (Вампир)), как настоящие нарциссы-манипуляторы, наполнены обаянием зла и легко влюбляют в себя женщин. Более того, они иногда даже становятся объектами обожания для некоторых читательниц или литературных героинь. Вышеназванный "задумчивый Вампир" был, например, одним из кумиров пушкинской Татьяны Лариной:

«А нынче все умы в тумане,
Мораль на нас наводит сон,
Порок любезен — и в романе,
И там уж торжествует он.
Британской музы небылицы
Тревожат сон отроковицы,
И стал теперь её кумир
Или задумчивый Вампир,
Или Мельмот, бродяга мрачный…»
(А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)

Лермонтов упоминал Вампира и в предварительном варианте предисловия к роману: «Если вы верили существованию Мельмота, Вампира и других – отчего же вы не верите в действительность Печорина?».

Своего рода черновой разработкой образа Печорина, получившего своё дальнейшее развитие в «Герое нашего времени», можно, наверное, считать незаконченный (во многом автобиографичный) роман «Княгиня Лиговская». Там основой одной сюжетной линии, связанной с Печориным, послужили отношения М.Ю.Лермонтова с Е.А.Сушковой. То, что сделал в реальности молодой поэт с этой девушкой, - жесточайший нарциссический абьюз. История их отношений была отражена и в воспоминаниях Сушковой, и в отдельных письмах Михаила Юрьевича (к А.М.Верещагиной и М.А.Лопухиной), в которых он подробно описывал свои расчётливые игры и тактики манипулирования, применяемые к Сушковой. Это чистой воды эмоциональное и психологическое насилие над несчастной жертвой, доставляющее удовольствие любому злокачественному нарциссу-вампиру.

Даже сам Печорин, размышляя о любви к нему Веры, искренне удивлялся: «Неужели зло так привлекательно?». Это прекрасный риторический вопрос из его внутреннего монолога о себе самом. Но некоторые читатели и особенно читательницы действительно до сих пор симпатизируют такому жестокому и хладнокровному покорителю женских сердец и порой даже видят в нём идеал мужчины. Пожалуй, чтобы в полной мере понять Печорина, надо, наверное, или самому быть нарциссом, или владеть знаниями о злокачественном нарциссизме, которые теперь необходимы каждому человеку для собственной защиты. Ведь и в наше время таких опасных и токсичных "героев" (то есть типичных представителей века) не стало меньше.

Знаменитый публицист А.Герцен сказал: «Книга – это духовное завещание одного поколения другому». И правда, проходят годы и века, разделяющие
поколения, но между ними всегда остается та связующая ниточка –
литературное наследие и наказы писателей прошлых веков.

  Прошло уже 180 лет со дня публикации романа М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени», но произведение это актуально и популярно и сегодня. Что же здесь «духовно завещает» автор, и почему ценность романа не только в
литературе, но и в жизни так высока?

   Чтобы ответить на эти вопросы, я постаралась  как можно глубже
вникнуть в произведение, ведь идейный замысел всего романа не лежит на поверхности, суть его кроется в характере главного героя – Григория Александровича Печорина.
    Лермонтов в предисловии к своему роману пишет:

«Герой нашего времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их

развитии».

Но в предисловии к журналу Печорина автор уже оправдывает его и, мало того, надеется на то, что и читатели его оправдают.

«…может быть, они найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека, уже не имеющего отныне ничего общего с здешним миром: мы почти всегда извиняем то, что понимаем».

Так осуждает писатель главного героя или сочувствует ему?

«Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? – Мой ответ – заглавие этой книги. – «Да это злая ирония!» - скажут они. – Не знаю».

Печорин – человек эгоцентричный, откровенно злой и гордый. Это манипулятор, играющий с людьми, как с куклами, играющий с их судьбами и чувствами. С кем бы герой не сталкивался, он в любом случае оказывается сильнее и выше духовно. Печорин несомненно побеждает во всех этих
«сражениях» с людьми. Но что ему приносят эти победы? Ничего. Они только губят героя. Ведь всякая попытка его найти в себе отголоски настоящих чувств: любви или дружбы, оборачивается провалом.
       Одной из важнейших, по моему мнению, главой романа является глава «Княжна Мэри». Именно в ней конфликт между главным героем и другими людьми перерастает в конфликт с обществом.

       В «Княжне Мэри» Печорин вступает в так называемое «водяное общество». Члены его думаю, что главный герой гордится своей принадлежностью к нему. Но так ли это на самом деле? Обратимся к тексту романа:

«Я вернулся домой, волнуемый двумя различными чувствами. Первое было – грусть.  «За что они все меня ненавидят? – думал я. – За что? Обидел ли я кого-нибудь? Нет. Неужели я принадлежу к числу тех людей, которых один вид уже порождает недоброжелательство?» И я чувствовал, что ядовитая злость мало-помалу наполняла мою душу».

Действительно, Печорин не только не гордится, но и настроен враждебно  по отношению к «обществу». Ведь его участники лицемерны и искусственны. Он хочет бытьнепохожим на них, делать все вопреки их интересам, противоречить им.

«…быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерение, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание из хитростей и замыслов…»

«Водяное общество» здесь олицетворяет все общество в целом, поэтому конфликт главного героя с «водяным обществом» можно расценивать как конфликт со всем обществом, борьба с ним.
    Основная тема данной главы противостояние Грушницкого и Печорина за любовь Мэри. Но у главного героя это не любовь. Это интрига, игра с
чувствами невинной девушки, дабы развеять скуку да потешить собственное самолюбие.

« А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!чувствую в себе эту ненасытную жаднось, поглощающую всё, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы».

Но почему же ему недоступна любовь или дружба, простое человеческое счастье?

    Во-первых, Печорин не признает дружбу. В своём журнале он пишет:

«…я к дружбе не способен: из двух друзей всегда один – раб другого,  хотя часто ни один из них в этом не признаётся; рабом я быть не могу, а повелевать в этом случае – труд утомительный, потому что надо вместе с этим и обманывать…»

«А что такое счастие?» Для Печорина это «насыщенная гордость». Он убежден :

«Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает ими волноваться…».«Из жизненной бури я вынес только несколько идей – и ни одного чувства. Я давно уже живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки с строгим любопытством, но без участия».

Да, главный герой совершает неблагородный и в какой-то мере
бесчувственный поступок, играя с Мэри. Но нельзя сказать, что Печорин
бесстрастен, что он не способен любить. Примером этого служат его
отношения с Верой. «Она вверилась мне снова с прежней беспечностью, - и я её не обману: она – единственная женщина в мире, которую я не в силах обмануть»,- пишет главный герой. Но он также утверждает: «Я не могу сделаться рабом любимой женщины».  Герой не принимает серьезные отношения, он не готов жертвовать своей независимостью, своей свободой ради других, а безразличие к жизни подавляет искреннее чувство, поэтому в любви он несчастен.
      Итак, Печорин отказался от чувств. Он равнодушен к своей судьбе, как Пушкинский Онегин «охладел к жизни». Пропасть между ним и людьми, между ним и обществом в целом разрастается, а одиночество все
усиливается. Вот и сочувствие автора, сочувствие не только к герою, но и
ко всему молодому поколению 30-ых годов XIX века.
      Печорин – образ во многом эпохальный, отражающий целое поколение людей, со всеми их пороками: бездействием, прожиганием жизни впустую, эгоизмом. Это образ «лишнего человека»  в обществе, не способного найти свое предназначения в жизни, глубоко одинокого и самоосуждающегося.  
      Главный герой – герой «своего» времени, но только ли своего? Ведь
Лермонтов написал поистине  великий роман о становлении личности, о поиске себя, о противостоянии обществу. Это ли не «духовное завещание" писателя будущим поколениям?!

P.S.Эй, ты там за экраном! Спасибо большое, что прочитал мою рецензию до конца)))
С любовью, Mashylka