Припадок

Рассказ о прогулке трёх приятелей по домам терпимости Москвы конца позапрошлого века, закончившейся припадком одного из них. Чехов показывает неискоренимость проституции, весь ужас положения девушек, попавших на панель. Невозможность остановить этот бесконечный конвейер прихода всё новых и новых жертв порока. Конечно, тема проституции вечная, неразрешимая. Судя по этому рассказу, Антон Павлович прекрасно понимал червоточины этого явления.

Студент – юрист Григорий Васильев не хотел идти по злачным местам с двумя своими приятелями: студентом – медиком Майером и учеником московского училища живописи Рыбниковым. Для Васильева это первый поход по публичным домам, поэтому его восприятие чрезвычайно подробно и незамылено. В предвкушении новых впечатлений воображение студента рисовало образ девушки «в белой ночной кофточке; она испугается света, страшно сконфузится и скажет: "Ради бога, что вы делаете! Потушите!" Всё это страшно, но любопытно и ново».

Но действительность страшно разочаровала его. Он не увидел ничего ни нового, ни любопытного. «Всё было обыкновенно, прозаично и неинтересно». Полная неряшливость в интерьерах, безвкусица во всём, что составляло содержимое дома терпимости – от дешёвых аляповатых карнизов и картин до платьев и аксельбантов.
"Как всё бедно и глупо! - думал Васильев. - Что во всей этой чепухе, которую я теперь вижу, может искусить нормального человека, побудить его совершить страшный грех - купить за рубль живого человека? Я понимаю любой грех ради блеска, красоты, грации, страсти, вкуса, но тут-то что? Ради чего тут грешат?»

Удивительно, что он не только переживает из-за убогости и пошлости оформления этих гнёзд разврата, но и прекрасно представляет, чего желает потребитель секс-услуг - "Как неумело они продают себя! - думал он. - Неужели они не могут понять, что порок только тогда обаятелен, когда он красив и прячется, когда он носит оболочку добродетели? Скромные черные платья, бледные лица, печальные улыбки и потемки сильнее действуют, чем эта аляповатая мишура». Но во всех публичных домах, что посещают три приятеля (такое впечатление, словно они задались целью обойти их как можно больше), повторяется одно и тоже.

Григорий изучает этот мир порока с отстранённостью энтомолога, рассматривающего среду обитания насекомых. Несмотря на то, что он видит всё это впервые, ему кажется, будто всё он знает давно и «…увидел этот мир в театре на сцене или прочёл бы о нём в книге…»

«У Васильева стучало сердце и горело лицо. Ему было и стыдно перед гостями за свое присутствие здесь, и гадко, и мучительно. Его мучила мысль, что он, порядочный и любящий человек (таким он до сих пор считал себя), ненавидит этих женщин и ничего не чувствует к ним, кроме отвращения. Ему не было жаль ни этих женщин, ни музыкантов, ни лакеев».

Он пытается заставить себя понять всех этих людей. Вглядывается в лицо каждой женщины в поисках виноватой улыбки. Но «на каждом лице он читал только тупое выражение обыденной, пошлой скуки и довольства. Глупые глаза, глупые улыбки, резкие, глупые голоса, наглые движения - и ничего больше». Острые нравственные переживания Григория, стремление разобраться с мотивами людей, оказавшихся в этом странном перевёрнутом мире порока – всё это ведёт его к стрессовому состоянию, усугубляющемуся случившимся происшествием, когда происходит скандал из-за рукоприкладства одного из клиентов по отношению к девушке. Перепады настроения Григория от ненависти и гадливости к острому чувству жалости и злобы на обидчика. Стремление посочувствовать пострадавшей девушке опять переворачивает его эмоции, так как плачущая дама оказывается пьяной.

Вырвавшись из вертепа, Васильев чувствовал широкую гамму разнообразнейших переживаний – «его томило желание скорее выбраться из переулка и идти домой, но еще сильнее хотелось дождаться товарищей и сорвать на них свое тяжелое чувство». «Порок есть, - думал он, - но нет ни сознания вины, ни надежды на спасение. Их продают, покупают, топят в вине и в мерзостях, а они, как овцы, тупы, равнодушны и не понимают. Боже мой, боже мой!" Для него также ясно было, что всё то, что называется человеческим достоинством, личностью, образом и подобием божиим, осквернено тут до основания, "вдрызг", как говорят пьяницы, и что виноваты в этом не один только переулок да тупые женщины».

Буря эмоций, переживаемых Васильевым , толкает его к поиску выхода для всех, кто попадает в этот порочный круг разврата. Стресс ведёт его к припадку. Дома в болезненном состоянии ему хочется решить вопрос – «как спасти всех тех женщин, которых он сегодня видел?». В полубреду Григорий ищет пути спасения – выкупить женщину из притона, дать ей возможность заняться другим ремеслом (почему-то всё сводилось к работе на швейной машинке), в крайнем случае, жениться на ней. Но таким способом невозможно остановить поток соблазнённых и брошенных на панель девушек.

Тогда, продолжая мысленно биться над вечной проблемой проституции, студент пытается зайти с другой стороны. Чтобы мужчины «почувствовали всю безнравственность своей рабовладельческой роли и ужаснулись. Надо спасать мужчин». Бред, конечно. Но данный выход –«апостольство», проповедничество, взывание к душам грешников, обращение их к богу.

«Кто-то из приятелей сказал однажды про Васильева, что он талантливый человек. Есть таланты писательские, сценические, художнические, у него же особый талант - человеческий. Он обладает тонким, великолепным чутьем к боли вообще. Как хороший актер отражает в себе чужие движения и голос, так Васильев умеет отражать в своей душе чужую боль. Увидев слезы, он плачет; около больного он сам становится больным и стонет; если видит насилие, то ему кажется, что насилие совершается над ним, он трусит, как мальчик, и, струсив, бежит на помощь. Чужая боль раздражает его, возбуждает, приводит в состояние экстаза и т. п.»

Все эти переживания, попытки снять чужую боль воспринимались его сознанием как вдохновение – «Он плакал, смеялся, говорил вслух те слова, какие он скажет завтра, чувствовал горячую любовь к тем людям, которые послушаются его…» Утомлённое сознание от нравственных метаний утомило его, и он уснул. Но, проснувшись утром, Васильев продолжал находиться в припадке – «Из всех мыслей, лениво бродивших в его голове, только две не раздражали его: одна - что он каждую минуту имеет власть убить себя, другая - что боль не будет продолжаться дольше трех дней». Описываемые Чеховым блуждания Григория в этот день по Москве – это попытки отвлечь себя от боли, заменить её другой болью. А что это будет – изматывающая череда перемещений по городу или «броситься вниз головой» с моста в бурливую Яузу «не из отвращения к жизни, не ради самоубийства, а чтобы хотя ушибиться и одною болью отвлечь другую».

Промучившись ещё ночь, на следующее утро, когда к нему пришли приятели, он зарыдал – «Ведите меня, куда хотите, делайте, что знаете, но, бога ради, скорее спасайте меня! Я убью себя!» Доктор Михаил Сергеевич долго расспрашивал пациента, очень долго. Узнал от приятелей больного и о причинах припадка, о том, что они третьего дня ходили по публичным домам. Васильев задал врачу мучивший его вопрос - «Доктор, скажите мне только одно, - сдерживая себя, чтобы не быть грубым, сказал он, - проституция зло или нет? - Голубчик, кто ж спорит? - сказал доктор с таким выражением, как будто давно уже решил для себя все эти вопросы. - Кто спорит?» И Михаилу Сергеевичу удалось постепенно утихомирить Григория, дав ему капель. Когда он постепенно «успокоился, раздел его и стал исследовать чувствительность его кожи, коленные рефлексы и проч.»

Фраза – «Падших женщин он знал только понаслышке и из книг, и в тех домах, где они живут, не был ни разу в жизни. Он знал, что есть такие безнравственные женщины, которые под давлением роковых обстоятельств - среды, дурного воспитания, нужды и т. п. вынуждены бывают продавать за деньги свою честь».

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 408

«Мне, как медику, кажется, что душевную боль я описал правильно,
по всем правилам психиатрической науки»
(А.П.Чехов о «Припадке» в письме А.Н.Плещееву)

Рассказ «Припадок» был написан Чеховым по просьбе А.Н.Плещеева для сборника, посвящённого памяти В.М.Гаршина, который в период обострения душевной болезни бросился в лестничный пролёт с 4 этажа. Кстати, незадолго до данного трагического события сам Антон Павлович поднимался по этой же крутой лестнице к писателю, но не застал того дома. В ответном письме Чехов сообщил Плещееву: «… есть у меня одна тема: молодой человек гаршинской закваски, недюжинный, честный и глубоко чуткий, попадает первый раз в дом терпимости».

«Припадок» является замечательной художественной иллюстрацией психического расстройства. Сверхчувствительность людей, о которых говорят, что они как будто без кожи, - одна из важнейших особенностей Пограничного Расстройства Личности (ПРЛ). В прежние времена такого диагноза, как и многих других, не существовало, что не могло не затруднять лечение. Более того, не сумела уберечь 33-летнего Гаршина от нелепой смерти и его жена – на тот момент единственная в России женщина с образованием врача-психиатра. Но вряд ли имеет большое значение точное название заболевания чеховского героя, тем более что расстройства достаточно часто бывают смешанными. Вполне возможно, что в рассказе речь идёт даже не о состоянии на грани между неврозом и психозом, свойственном расстройствам личности, а уже о приближении к психозу. В любом случае, наверное, не стоит чрезмерно романтизировать слишком уж тонкую душевную организацию человека, приводящую порой к тяжёлым депрессиям, к самоповреждениям или даже к суициду, как в случае с Гаршиным.

Кроме того, в «Припадке» рассматривается острая социальная тема – узаконенная проституция, затрагиваемая в своём творчестве и Гаршиным. Но у Чехова предметом изображения становится не само по себе это негативное явление, а его осмысление человеком гаршинского психотипа – студентом-юристом Григорием Васильевым, умеющим «отражать в своей душе чужую боль». Чехов вступает в своеобразный диалог с Гаршиным, глядя на проблему под несколько иным углом зрения. У Гаршина падшая женщина страдает от унижения её человеческого достоинства. Нечто подобное ожидает увидеть в домах терпимости и Васильев. Однако при столкновении с реальностью идиллическое представление о проститутках, вынесенное героем из книг, разрушается, что приводит Григория к душевной боли. Вместо ожидаемых страданий и печальной, виноватой улыбки «на каждом лице он читал только тупое выражение обыденной, пошлой скуки и довольства. Глупые глаза, глупые улыбки, резкие, глупые голоса, наглые движения - и ничего больше». И в результате долгих и мучительных размышлений надежда на спасение продажных женщин покидает студента, осознавшего собственное бессилие в борьбе с общественным злом: «истинное апостольство заключается не в одной только проповеди, но и в делах…».

«Всё внимание его было обращено на душевную боль, которая мучила его. Это была боль тупая, беспредметная, неопределённая, похожая и на тоску, и на страх в высочайшей степени, и на отчаяние»

Центром повествования стало исследование душевной боли человека без кожи - Григория Васильева, в образе которого отражены черты Гаршина. Герой «сторожит каждый свой шаг и каждое своё слово, мнителен, осторожен и малейший пустяк готов возводить на степень вопроса». Британский литературовед Дональд Рейфилд (автор самой полной биографии Чехова) охарактеризовал чувствительного студента так: «вполне в духе Гаршина, чист помыслами, горяч душой и находится на грани безумия». Психическое состояние героя раскрывается в соотнесении с красивым природным явлением – падающим снегом, сквозь призму которого можно увидеть настроение и душевную динамику впечатлительного молодого человека.

На протяжении всего рассказа у Васильева прослеживаются симптомы, свойственные, в частности, и упомянутому ПРЛ: эмоциональная нестабильность, импульсивность, раздражительность, резкие перепады настроения, слезливость, неконтролируемый гнев, агрессивность, акты самоповреждения, суицидальные мысли и т.д. Чехов подробно описывает не только течение, но и постепенное приближение нервного припадка, чётко ощущаемое и осознаваемое самим страдающим героем, так как припадок этот был далеко не единственным в его юной жизни. И студент из личного опыта уже знал, что возникшая душевная боль не должна продолжаться дольше трёх дней. Именно так произошло и в данном случае, который оказался лишь очередным (к сожалению, не первым и вряд ли последним) эпизодом психического расстройства этого человека без кожи.

А закончилось всё так же неожиданно, как и началось. Финал же рассказа даже несколько ироничен...