Аукцион

Жила была семья – отец и сын.
Без ласки матери взрослел мальчишка.
У них была коллекция картин.
И страсть к хорошей музыке и книжкам.
В свободные часы они вдвоем
любили пообщаться у камина
И, слушая создание своё,
отец был счастлив и гордился сыном.

Судьба безжалостна и бьет всегда
из-за угла. И умирает счастье.
Пришла война, а с нею и беда.
Сын пал в бою. И в доме в одночасье
померкла жизнь. Как будто бы туман
заполнил комнаты и стало все бесцветно.
Камин с тех пор отец не зажигал.
А сердце тосковало безответно.

В один из грустных, зимних вечеров
во двор заехал кто – то на машине.
Отец, не видя кто, не слыша слов,
почувствовал, что речь пойдет о сыне.
И правда, на крыльце стоял солдат,
совсем молоденький, с огромным свертком.
– Сэр, это я! Меня Ваш сын спасал.
А сам погиб. Поверьте, мне так горько.

Он с нежностью о доме вспоминал.
О ваших вечерах и о картинах.
Примите мой подарок. Пусть он Вам
напоминает дорогого сына.
Не опуская изумленных глаз,
отец не отрывался от портрета.
– Какой живой… я счастлив… В добрый час
пришли Вы. – Право, мне приятно это.

– С какою точностью изображен.
Примите от меня вознагражденье.
– О, сэр, бесценно то, что сделал он.
И это лишь – моё благодаренье.
Портрет повешен в холле над пальто.
Входящие встречались с сыном взглядом
Приветливое, доброе лицо.
И всем казалось – юноша здесь, рядом.

Пришла пора и заболел отец.
Лежал и думал о судьбе портрета.
В чьи руки попадет? И, наконец,
придумал мудро, как управить это.
И вот идет большой аукцион.
Желающих купить картины – море.
Здесь и Ван Гог, и Рембрант, и Ватто.
И знать влиятельная в полном сборе.

Продажа началась с картины «Сын».
Никто из зала не назначил цену.
И тут же седовласый господин
потребовал произвести замену.
Ведущий даже бровью не повел
и снова ставку стал просить за «Сына».
А зал уже во всю роптать пошел:
– Зачем нам неизвестная картина?

Зачем чинить над нами произвол?
Нам нужно настоящее искусство.
И в этот миг садовник в зал зашел.
В карманах было у него не густо.
– Я десять долларов могу отдать
за эту дорогую мне картину.
Мне довелось его ребенком знать.
Зал загудел: – Вот и продайте «Сына».

Пора уже начать аукцион.
И выставляйте, побыстрей, шедевры.
– Кто, может, двадцать даст? Зал был взбешен.
Ведущий, как назло, трепал им нервы.
Картина продана. Преграды нет.
Ведущий встал и сделал обьявленье:
– Разыгрывался лишь один портрет.
На все другое есть распоряженье:

Кто купит «Сына», все приобретет:
имение и ценные картины.
Пусть сын по-прежнему в любви живет.
Там, где привык. Пусть будет дом у сына.
Вот таково решение отца.
Казалось, в зале засветило солнце.
Ни одного недоброго лица.
Лишь радость, что аукцион закончен.

Знак

Старик тихонько умирал
и на душе была тревога —
он в жизни много повидал,
но так и не увидел Бога.
И, чтоб не разминуться с Ним,
он стал, ни мало и ни много,
почти все время проводить
в качалке – кресле у порога.

Дни пролетали. Медлил Бог.
Старик грустил. Но, как – то утром,
вкатился мячик на порог.
И шестилетняя малютка
во двор вбежала за мячом.
Подняв его, она спросила:
– На что Вы смотрите? О чём
грустите так невыносимо?

Моя мне мама говорит,
что мыслями делиться надо.
Делитесь, господин Старик,
а я побуду с Вами рядом.
Я, может быть, не всё пойму,
но слушать хорошо умею.
Ведь это трудно – одному.
И обняла его за шею.

– Ну, хорошо, скажу тебе.
Я ожидаю Знак от Бога.
Чтоб убедиться, что Он есть.
Ведь жить осталось мне немного.
– О, эти Знаки есть везде.
И мама часто повторяет:
Смотри вокруг – тот, кто в беде,
есть Знак. Он помощь ожидает.

Скажите, Господин Старик.
Вам часто люди помогали?
А Вы, на их спешили крик?
Все Знаками у Бога стали.
И мама говорит еще,
что если хочешь видеть Бога,
глаза свои не закрывай,
а оглядись вокруг немного.

Он есть во всех простых вещах.
В ручье, в траве, в слезах, в улыбке.
Поэтому забудь свой страх.
И научись… играть на скрипке.
И дни последние свои
в любви и радости живи.
Она ушла. Он улыбался —
Ребенок Знаком оказался.

Глупец

Не чувствует беду малыш,
вприпрыжку следуя за мамой.
Соседи шепчутся: – Глупыш…
И головой качают странно.
– Куда мы, мам? – его вопрос
так и остался без ответа.
В детдоме паренёк возрос,
не зная ласки и привета.

Он к маме пьющей приходил
в безрадостные воскресенья.
Жалел её, стирал и мыл.
Любил и проявлял терпенье.
– Глупец, судачили вокруг,
ни капли гордости в нем нету.
А он, уставший от разлук,
о ней молился до рассвета.

Летело время. Институт
закончил мальчик из детдома.
Неблагодарный выбрал труд
по мнению его знакомых:
– Глупец, пошел в учителя, —
соседи брызгали слюною.
себя унизил до нуля —
возиться будет со шпаною.

Он для детишек был, как бог.
Такой наставник им не снился.
А у соседей снова шок —
учитель-то вчера женился!
– Глупец, немыслимый глупец.
Красавец, в жены взял калеку.
Но что для любящих сердец
змеиное шипенье это?

Не пожалели злобных слов
при виде двух приемных деток:
– Глупец, весь детский дом готов
усыновить. Своих ведь нету.
Шло время. Выросла семья —
невестка, дети, зять, шесть внуков.
Все очень близкие друзья,
любовь в семье всему порукой.

Весною ранней на реке,
подтаяв, льдина оторвалась.
Беспомощно на ней в тоске
собака бедная металась.

Не размышляя, спас её,
запрыгнув в ледяную воду.
И повод дал сказать – «глупец»
неравнодушному народу.
Шептались на похоронах:
– Жил, как глупец, ушёл нелепо.
А он уже на Небесах
у Райских Врат даёт ответы:

– Как твоё имя?. – Я забыл.
Глупцом меня соседи звали.
Всю жизнь свою им был не мил —
не так всё делал я, как ждали.
– Ну что же, проходи скорей,
закончились твои скитанья.
И знай, для Глупости твоей —
Любовь у Господа названье.

Последний вызов

Последний вызов был на пять часов
Таксист, подъехав к дому, дал сигнал.
Никто не вышел на протяжный зов.
Он подошел к калитке, постучал.
– Минуточку, испортился замок, —
Раздался хрупкий, женский голосок.
Открылась дверь и на ее порог
Впорхнул изящный белый Мотылек.

Лет девяносто было Мотыльку.
Из ситца платье, шляпа и вуаль.
На шляпе и на платье по цветку.
В глазах застыла светлая печаль.
Квартира ее выглядела так,
Как будто в ней никто не жил давно-
Вся мебель в покрывалах и чехлах,
Пустые стены, мутное окно.

– Вы не могли б снести мой чемодан, —
Я, к сожаленью, не имею сил.
– Конечно, я все сделаю, мадам, —
Он бережно ей руку предложил.
Легко довел и посадил в авто,
Взял чемоданчик и захлопнул дверь.
Уселся рядом и спросил: – Ну, что,
Куда мы отправляемся теперь?

– Вот адрес на бумажке. И мадам
С волнением спросила, можно ли
Проехаться по дорогим местам,
В которых жизни дни ее прошли.
– Я не спешу, ведь это – грустный путь,
Мне в хоспис… Видно, подошел мой срок…
Таксист боялся на неё взглянуть —
Рождался в горле жалости комок.

– Моя семья уехала давно,
Врач говорит, что времени в обрез.
Начнем отсюда – за углом кино,
Где мужа мне Господь послал с небес.
Они гуляли больше двух часов
И он увидел улицы, дома,
Где жили ее детство и любовь,
Не знавшие, что впереди – зима.

Уже стемнело, фонари зажглись
Она сказала: – Всё. Спасибо Вам.
Поехали по адресу. Таксист
В ответ: – Как скажете, мадам.

И вот уже у хосписа она.
Коляска, санитар, вокруг покой.
Вопрос таксисту: – Сколько я должна?
– Нисколько, – покачал он головой.
И, наклонившись, обнял вдруг её.
Она шепнула: – Ты мне счастье дал, —
Спасибо за терпение твое.
А он в ответ её поцеловал.

Назад дорога в полной тишине.
В глазах прощальный взгляд её стоял
– Как хорошо, что вызов дали мне,
Что я не разозлился, подождал.
Еще он чувствовал, что этот день —
Особенный и душу изменил.
Его покрыла благодати сень
И он страницу новую открыл.

Ответное добро

От голода кружилась голова.
Уже недалеко и до беды…
Босой мальчишка, двигаясь едва,
в дверь постучал и попросил воды.
Хозяйка, состраданье ощутив,
вернулась со стаканом молока.
И мальчик, от участия ожив,
поверил – есть на свете доброта.

Минуло тридцать лет. Он стал врачом
и вспоминал её добро не раз.
И вот однажды, на обходе днём,
увидел взгляд запомнившихся глаз.
Внутри всё замерло. Ужель, она?
Болезнь не пощадила красоту…
Ей операция была нужна —
настал момент воздать за доброту.

И он её ужаснейший недуг
любовью благодарной победил.
Умением своих волшебных рук
он радость дальше жить ей подарил.
Но эту радость омрачала мысль,
что ждут её квитанции врачей.
И надо у кого-то взять взаймы
и стать должницей до последних дней.

Но, чудо. Ожиданьям вопреки,
была на счёте, в уголке листка
печать «Оплачен счёт». И от руки:
«Оплачено стаканом молока».
P.S. И подпись: Доктор Говард Келли.

Осколки доброты

В погожий день свой выходной
Семья на пляже проводила.
Кружили чайки над волной
И солнце ласково светило.
Играли дети на песке,
А папа маме пел на ушко.
Вдруг показалась вдалеке
Всем надоевшая старушка.

Седые волосы её
Трепал нещадно вольный ветер.
Одета в грязное тряпьё,
Но взгляд неимоверно светел.
Брела старушка по песку
И очень часто нагибалась.
И в сумку тощую свою
Похоже, что-то собирала.

Отец детей своих позвал,
Заставил их собрать игрушки:
Он, как и все, предпочитал
Держаться дальше от старушки.
Она поближе подошла
И с наслажденьем разогнулась.
Детей увидев, расцвела,
И ртом беззубым улыбнулась.

Улыбки не было в ответ.
Привет души остался с нею.
Недобрый взгляд был послан вслед
Той, что покой смутить посмела.
А несколько недель спустя
Под рубрикою «Ангел сущий»
Была журнальная статья
О пляжной маленькой старушке.

На пляжи с самого утра
Спешила старая в тревоге
Собрать осколки из стекла,
Чтоб не поранить детям ноги.
Что знаем мы о Красоте?!
Она не в вычурном наряде.
А скромно прячется в Душе
И в любящем и светлом взгляде.