– Ольга Николаевна, машина у подъезда. Проводите, пожалуйста, Софью Сергеевну домой и уложите ее в постель. Снабдите всем необходимым для ее быстрого восстановления, прежде всего медикаментами. Дополнительное питание уже в машине. Когда вернетесь, загляните ко мне с отчетом!

Он улыбнулся врачу, давая понять, что строгость его рассчитана только на Софью.

– Будет выполнено, товарищ полковник! – отчеканила с улыбкой Ольга Николаевна.

Вот при таких обстоятельствах, несмотря на нескончаемый поток все новых заданий, которые следовало выполнить срочно и грамотно, Софья Сергеевна получила два дня отпуска.

Зная беспокойный характер пациентки, доктор перед отъездом сделала больной укол успокоительного действия, и Софья Сергеевна уснула.

Возле ее постели тотчас устроилась обеспокоенная ее состоянием соседка и подруга Елена, чтобы наблюдать и, в случае необходимости, помочь, чем нужно, ночью, когда все болячки, как известно, обостряются.

Софья проснулась в пять утра. За окном господствовала непроглядная тьма. Воспоминания о том, что с нею произошло, терзали ее. Она считала себя чуть ли не дезертиром, возложившим на плечи других сотрудников свою работу и проблемы.

Но, проанализировав ситуацию, она подумала, что, располагая свободным временем, она может освободиться от одной занозы, сидевшей в ее сердце.

Поэтому, помучавшись еще около часа в постели, она тихо, стараясь не разбудить задремавшую подругу, поднялась и, пошатываясь от слабости, стала собираться в дорогу. Правда, за окном все еще стояла та самая, беспросветная тьма.

Однако ее ухищрения относительно Елены оказались напрасными, и соседка, ахнув, спросила:

– Куда это ты, моя милая, собралась ни свет ни заря?

Софья слабо улыбнулась, присела на кровать, обняла и поцеловала Елену.

– Понимаешь, друг мой, сидит у меня в сердце одна заноза. Вот хочу, пользуясь случаем, ее вытащить, тем более что сделать это нужно было давно, а у меня просто не было времени. А поскольку лежать колодой даже сутки я просто не смогу, попытаюсь решить эту проблему.

– Что за заноза? – спросила подруга. – Если не секрет, конечно!

– Не секрет! Уже больше года я не видела и ничего не слышала об Илье Максимовиче. Ты должна помнить его. Это наш часовщик.

– Да, я помню и его, и его папашу. Они всегда осматривали все приборы у нас в доме, и ты права, что-то Илюша пропал из поля зрения. А я тоже забыла о нем, – сказала Елена. – Но одну я тебя все равно не отпущу. Они же где-то у черта на куличках живут. И не думай даже!

– Пойми, Илья уже в возрасте, он одинок, возможно, беспомощен, с одной рукой-то. Меня это ужасно мучает. Я должна узнать, все ли у него в порядке.

– Значит, пойдем вместе, – твердо заявила Елена. – Это во-первых! Во-вторых, измеряем давление и принимаем лекарство! В-третьих, завтракаем! У меня остался вчерашний супчик из мороженой картошки. Ну и морковный чай.

За скудным завтраком Елена спросила:

– Слушай, а почему у них какая-то странная фамилия. Кстати, а как их кличут? Я что-то не могу припомнить.

– У них немецкая фамилия – Штерн. Они из обрусевших немцев. Еще их прадед был приглашен в Россию для обслуживания морских приборов. У папы на корабле вся аппаратура находилась под постоянным контролем Максима Ивановича.

В нашем доме он бывал постоянно, обслуживая часовую коллекцию моего папы, заодно и налаживал всю домашнюю технику, которая была у нас. Он всегда приводил с собой своего сына – Илью.

Я помню, как они пришли к нам, когда мне было восемь лет. Папа увел Максима Ивановича к себе в кабинет, а меня попросил развлекать Илью, накрыть стол и угостить гостя чаем. Илья был очень красивый. Высокий, стройный, зеленоглазый, с вьющимися светлыми волосами.

Кроме того, он был очень воспитанный. Хорошо владел несколькими языками. Мы беседовали с ним на французском, он помогал мне накрывать на стол. В общем, они были нашими близкими друзьями, как говорил мой папа.

И вот всю последнюю неделю Илюша снился мне, и я очень обеспокоена неизвестностью о нем. Как подумаю, что с ним что-то случилось, а я не пришла на помощь, не могу ни спать, ни есть.

– Почему он не женился? – спросила Елена.

– Знаешь, Илюша окончил университет и работал где-то инженером. После того как, испытывая какой-то прибор, он потерял руку (ему ампутировали кисть), он стал считать, что не имеет права связывать кого-либо, поскольку он – инвалид.

– Да, грустная история! – подытожила разговор Елена.

Подруги быстро собрались, Софья захватила с собой свой дополнительный паек, выданный ей по случаю болезни, кое-какие медикаменты, спички и даже несколько щепок для растопки печки, взяла бутылку воды и несколько глотков спирта.

Елена слила в баночку остаток супа и тоже прихватила с собой.

– Ты будто на фронт собралась, – пошутила она над Софьей, столь тщательно собирающейся к Илье.

– Это еще одна заноза в моем сердце. Фронт! После всего увиденного я вот думаю, что бы еще продать и закупить хоть сотню пар валенок для наших ополченцев. Но этим я займусь завтра. Придется опять обращаться к Борису Абрамовичу. Только он сможет помочь мне.

– Ты бы, Софьюшка, – покачала головой соседка, – хоть немного о себе подумала.

– Сейчас для этого не самое лучшее время, – ответила Софья. – Если бы все сейчас думали только о себе, немцы уже вошли бы в Ленинград и полностью уничтожили его. Сопротивляясь, мы спасаем Москву и всю страну. Вон сколько сил этот шизофреник бросил на нас.

Женщины вышли на улицу в ледяную тьму, и Елена, с опаской поглядывая на Софью, спросила:

– Ты уверена, что с тобой все в порядке и ты сможешь добраться до цели? Не забывай, что у тебя предынфарктное состояние, врач предупредила, чтобы ты вообще два дня не вставала.

– Со мной все в порядке, – беспечно ответила Софья, хотя ее пошатывало от слабости.

Добирались они мучительно долго, попали под обстрел, начавшийся перед рассветом. Перебегая с одной стороны улицы на другую, постоянно натыкаясь на трупы людей, собак, крыс, несколько раз падали. У Софьи были разорваны на коленках чулки, одна коленка распухла и жутко болела.

Но наконец женщины достигли цели своего путешествия. Звонок в квартире не работал, но дверь оказалась не запертой, она сама распахнулась перед ними, как будто приглашая войти.

Софья посветила фонариком и обнаружила еще одну дверь, через которую они очутились в жилом помещении. Однако, подняв головы кверху, незваные гостьи обнаружили над собой небо. В потолке зияла огромная дыра, а в углу на кровати кто-то лежал под невероятной кучей одеял и полушубков. Ужас охватил их обеих.

– Неужели умер? – прошептала Елена.

Софья нащупала фонариком тот край кровати, где располагалась закутанная в несколько платков голова. Попавший лежащему на кровати человеку в глаза луч заставил его простонать:

– Кто вы?

– Илья Максимович, – продолжая светить в лицо лежащему, обратилась к нему Софья.

Он открыл глаза и еле слышным голосом прошептал:

– Ангел, Софьюшка, я знал, что вы придете.

Больше говорить он не мог, не было сил, но по щекам его текли слезы.

Софья наклонилась к нему и поцеловала в лоб.

– Илья Максимович, вы можете встать? – спросила она, с болью и трудом узнавая в этом обтянутом кожей скелете бывшего красавца, умницу, интеллигента до мозга костей Илью Максимовича.

Он попробовал встать, но тут же упал как подкошенный.

– Совсем оставили меня силы, – еле слышно проговорил он.

– А почему никто из коллег не посещает вас? – спросила Софья.

– Институт, в котором я работал последнее время, эвакуировали, а я не мог оставить свой город. Пытался попасть в ополчение, но такой инвалид, как я, никому не нужен. Хотя я прекрасно управлялся и одной рукой. Тушил на крыше снаряды, возил воду в госпиталь. Но месяц назад у меня украли карточки, вот я и ослаб.

Он говорил медленно и очень тихо, расходуя на это последние силы.

– Все понятно, Ильюша! – Софья нежно погладила его по лицу. Мы отвезем вас сейчас в госпиталь. Я видела в коридоре большие сани.

Женщины разогрели воду, припасенную Софьей, напоили несчастного. Разогрели принесенные остатки супчика и очень осторожно покормили им Илью Максимовича.

Затем уложили и вынесли во двор сани, вынесли на руках и самого Илью. Он был легким, как ребенок. Везли его невероятно долго. Каждые полчаса давали по ложечке разогретой воды, которая к концу пути превратилась в лед.

В госпитале принимать больного отказались, он был битком забит такими же несчастными. Здесь буквально яблоку некуда было упасть.

Слава Богу, Софье удалось из госпиталя дозвониться до своего врача, чтобы попросить ее о помощи.

Ольга Николаевна пришла в ужас от поведения своей пациентки. Она грозилась доложить начальству немедленно о нарушении Софьей приказа лежать, но будучи человеком добрым и отзывчивым на чужую беду, сумела прислать за ними машину и уложила в свой лазарет Илью на несколько дней.

– У него, – сказала врач, – очень тяжелый случай дистрофии, и я опасаюсь самого худшего. Поэтому будем добиваться его эвакуации в Волхвов.

Но Илью еще следовало уговорить на это. Софья пообещала ему, что, как только наступит улучшение, она сама заберет его обратно и устроит на работу.

– Ваши золотые руки очень нужны нам и в ополчении, и в армии. Вы способны починить, собрать и разобрать любую технику, что в современных условиях очень важно и нужно. Я постараюсь убедить в этом свое начальство. За вами, Илюша, еще бегать будут и умолять, чтобы вы им что-то починили, настроили или собрали.

После этого Илья сдался.

– Главное, – сказал он, – внести хоть скромный вклад в дело Победы!

Приходить в себя ему пришлось восемь месяцев. Но потом Софья забрала его и устроила на работу. Все ее пророческие слова сбылись.

Но в этот день, 24 февраля 1942 года, ей еще пришлось повоевать с Ольгой Николаевной, чтобы та отпустила ее домой, пообещав выполнить все предписания врача в оставшиеся в ее распоряжении еще одни сутки.

6 марта 1942 г.

И если чем-нибудь могу гордиться,

То, как и все друзья мои вокруг,

Горжусь, что до сих пор могу трудиться,

Не складывая ослабевших рук.

Горжусь, что в эти дни, как никогда,

Мы знали вдохновение труда.

Берггольц О. Ленинградская тетрадь

15 февраля в газете «Ленинградская правда» писалось: «…Местная промышленность и артели, объединенные Госпромсоветом, наряду с безукоризненным выполнением заказов фронта выпустили в последнее время многие десятки тысяч огнетушителей, печей-времянок, ведер, кипятильников, самоварных труб, массу противопожарного оборудования и арматуры…

Очищены от снега, мусора и нечистот полностью или частично дворы в 335 домах Октябрьского района. В 150 домах Смольненского района отеплены водопроводные трубы, и население этих домов теперь обеспечено водой.

Введены в строй водопроводные трубы в 150 домах Дзержинского района».

Совершенно обессиленные, измученные голодом и холодом жители города в это ужасное время всеми силами помогая фронту, стремились восстановить и очистить Ленинград.

Не обращая внимания на постоянные бомбежки и обстрелы, ставшие неотъемлемой частью их жизни, как мороз или дождь, эти истинные богатыри русского духа совершали трудовые подвиги, вкладывая в свой труд бесконечную любовь к своей Родине и ненависть к ее врагам.

В своей коммунальной квартире Софья вместе со всеми жильцами участвовала в очистке двора и улицы. Но поскольку на работе ей приходилось находиться с утра часов до 2–3 ночи, то свои обязанности по уборке она перенесла на шесть часов утра.

Ее радовало, что все ее домочадцы поднялись также рано, несмотря на слабость или занятость, и дружно взялись за дело, без каких-либо разговоров о своем состоянии здоровья.

Вышли все: Софья, Елена, ее дочь Нина и внучка Мария, совершенно ослабевшая Вера Ивановна и даже пришедшая ночью после тяжелейшей рабочей смены на заводе Зоя.

При этом все просили Софью спокойно идти на работу, говоря, что сделают все сами, зная о недавно случившемся у нее сердечном приступе.

Но Софья сказала, что этот труд ей в радость. Да, трудновато держать лом в руках и пробивать снег, лопатой и метлой собирать на сани и отвозить мусор, но радостно, что назло врагу они не сломлены, едины, тверды в своем стремлении победить и сохранить свой город.

– Тем более, – сказала она, – что руководство города разрешило устраивать огороды повсеместно, в том числе на площадях, вдоль улиц, в скверах и парках. Мы вырастим с вами картофель, лук, морковь. Нам никакая блокада будет не страшна.

Софья, преодолевая слабость и дурноту, с трудом поднимая лом, сгибаясь под его тяжестью, старалась не показывать свое реальное состояние. Она шутила, напевала песни, улыбалась, буквально вливая силу в своих ослабевших, больных и измученных голодом соседок.

Грязный снег, утрамбованный под панели стен, казался чугунным. Но женщины долбили его.

Работали из последних сил, с одной мыслью: «Только бы не свалиться».

Когда очистили свой двор, вышли за ворота и стали убирать улицу, начался обстрел. Громкоговоритель, установленный на перекрестке двух улиц, ожил, объявив, что начался артиллерийский обстрел района и население просят укрыться.

В подтверждение этому объявлению на противоположной стороне улицы громыхнул разорвавшийся снаряд. Но никто не бросился бежать, женщины спокойно продолжали свое дело, перебрасываясь между собой то шуткой, то обсуждением своих житейских проблем.

Проходивший мимо солдатик предложил свою помощь и, забрав лом у еле стоявшей на ногах Веры Ивановны, начал быстро и деловито долбить лед.

– Мы заговоренные от их железок, – шутил он, показывая на вражеские огневые точки, – а они все подохнут у стен Ленинграда. Это я вам, бабоньки, обещаю.

В половине девятого Софья была вынуждена покинуть подруг, ей пора идти на службу, где ее ждет непочатый край работы, тем более что сегодня она задержалась с разрешения начальника, чтобы принять участие в уборке своего двора и улицы. И хотя Софья старалась не показать своей слабости, храбрилась и улыбалась, еле удерживая в руках лом и лопату, но войдя в свою комнату, чтобы переодеться, она села на стул, закрыла глаза и ощутила такую усталость и разбитость, что минут десять не могла подняться. У нее кружилась голова, дико болели спина и разбитое колено, грудь была стиснута, как тисками, она не могла продохнуть. От этой обессиленности она расплакалась, прекрасно понимая, что сейчас не время, но не будучи в состоянии овладеть собою.

О ее болезни и истинном самочувствии знала лишь Елена, поэтому она почти сразу сделала перерыв в работе и заглянула к Софье.

Увидев подругу в слезах и совершенно разбитую, она спросила:

– Соня, вскипятить чаю? У меня есть немного цикория. Может, он тебе поможет взбодриться? Лекарство не забыла принять? – спросила она.

– Все в порядке, не волнуйся, дорогая. А цикория я, пожалуй, выпью.

Софья поднялась и стала переодеваться. Через несколько минут они с Еленой уже пили «кофе».

И хотя на службе Софья предупредила начальника, что придет к десяти часам, все же решила прийти пораньше, чтобы все подготовить как следует к предстоящей работе.

В девять часов она вышла из дома.

Проходя мимо соседнего двора, она чуть не столкнулась с женщиной, выбежавшей с обезумевшим лицом на улицу в одном халатике и усевшейся на какой-то обломок, отвалившийся от стены, не замечая никого и ничего вокруг. Казалось, она не ощущает холода, хотя на улице все еще держалась минусовая температура.

Софья, спешившая на работу, не смогла пройти мимо ее горя. Остановившись возле странной женщины, она спросила ее:

– Что случилось?

Но женщина не заметила ее и не услышала ее вопроса, она находилась в полной прострации.

Софья стала тормошить ее, но та никак не реагировала. Наконец, прибегнув к старому проверенному способу, похлопав ее по щекам, Софья вывела женщину из невменяемого состояния и узнала, что у нее умирает дочь, совсем маленькая девочка, у нее дистрофия. В доме нет ни еды, ни тепла. В больницу не берут, в эвакуацию еще не подошла очередь.

– Я больше не могу это видеть. Лучше я замерзну тут, но не увижу мертвой свою малышку.

Софья попросила женщину успокоиться, пойти одеться и вместе с ней отправиться на ее работу.

– Я постараюсь помочь вам, но я уже опаздываю. Оденьтесь, возьмите дочку с собой. Если хотите, я помогу вам собраться.

Женщина вдруг встала перед ней на колени прямо в снег голыми ногами и стала целовать руки Софье.

– Только помогите, я буду обязана вам всю жизнь!

Софье еле удалось поднять ее с коленей и повторить, что им следует спешить.

Наконец, забрав с постели ребенка и одев находящуюся на грани помешательства маму, Софье удалось вывести их на улицу и быстрым шагом, чтобы отвлечь женщину от ее горя, довести до Смольного.

Здесь прежде всего она повела их в медсанчасть. Дежуривший сегодня доктор Василий Евгеньевич был давним приятелем Софьи, и она попросила его оказать посильную помощь ребенку и мамаше. Сама же сразу отправилась к своему начальнику хлопотать об их дальнейшей судьбе.

Алексей Георгиевич успокоил Софью, пообещав с ближайшей машиной отправить их в эвакуацию, но напомнив Софье, что сегодня очень много работы и придется заниматься делами до самой ночи.