Письма. ГЛАВА 1

На улице льёт. Ведь дождь словно знает, когда ему нужно придти, чтобы было не видно твоих слез. Обнимая мокрыми брызгами, он, словно живой, говорит: «я уберегу тебя». От лишних глаз. Потому что – это слезы радости, которую не хочется объяснять, ее хочется просто жить.

Знаешь, я люблю дождь. И почти никогда не беру зонт.

Сегодня, хлюпая по лужам своими новенькими кроссовками на высокой подошве, я перебежала улицу. Промокшее платье обнимало мое тело. С ресниц по щекам струились линии из воды, собирающиеся в узоры. Мокрая и счастливая. Я кричала в небо.

Вот она, любимая вывеска. Отбрасывая взгляд назад, я увидела, как капли ударяются об асфальт, словно в такт моему сердцу. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Все тело подыгрывало мокрым шалунам, отбивающим ритм. Это наш с ним танец. Танец с дождем. Ты тоже там был, да?

Дверь студии открывается. Ну, здравствуй.

Сегодня новый рабочий день. Мои красавицы уже пришли. Каждая из них восхищает меня. Обычно ко мне приходят те, с кем мы на одной волне. Те, кто чувствуют зачем они идут. Ты же знаешь, тренера выбирают по отклику. Я преподаю разным людям, но эта группа особенная. У моих подопечных в спине установлены импланты. Два длинных стержня, скрепленные шурупами. У кого-то 18 шурупов, у кого-то 20, у некоторых 8, у всех по-разному.

Почему они приходят ко мне? Потому что я их понимаю, потому что прошла через это тоже. Да, я все-таки сделала операцию.

Мой позвоночник нежно обнимает 24 шурупа. 1 направляющая сломана, однако я этого не чувствую.

Я и не думала становиться тренером. Многие ищут предназначение, расстраиваются, что не могут отыскать. Мое нашло меня само. C’est la vie.

Не знаю кем я могла стать, если бы не моя болезнь. Люблю ее всем сердцем и ненавижу тоже всем. В благодарности за такой невероятный, разный опыт этой жизни и, в то же время, это словно насмешка от всевышнего. Проверка на прочность? Знаю, знаю, что все не просто так.

Когда я понимаю насколько время быстротечно, то начинаю танцевать и заниматься йогой. Меня это возвращает в жизнь. Йога – не только на коврике, она во всем.

Танцевать всем телом.

Танцевать душой, вдыхая запахи улицы. Я «танцую» внутри, когда занимаюсь телом и это мое лекарство от всего. Тело единственный настолько близкий друг, который чувствует все. Иногда я предаю его, нет, часто, а потом прислушиваюсь к нему, как к дыханию ребенка во сне, и обнимаю, такой свет ведь лучится, когда его слышишь, оно оживает.

Танцевать руками, когда трогаю других людей.

Танцевать всем сердцем с самой собой. Наедине, и среди толпы. Эта болезнь научила меня ещё сильнее радоваться и чувствовать.

Если это Боль – то она невероятной силы, но не бывает такого, с чем невозможно справиться, просто часто жалеть себя удобнее. Если это любовь – то с головой и в потоках, а любовь она во всем. Особенно, в боли – это учитель, большой, сильный, любовный.

Эта болезнь научила меня ещё лучше видеть людей, их боль, и всех их я люблю, особенно тех, с кем больно. Да, да, именно так, потому что там самый мощный рост. Пока я чувствую – я жива.

Она научила меня многому. Но самое главное, что я действительно не знаю кем могла быть, если бы не она. У меня точно не оказалось бы всех этих прекрасных людей. Тех малых минут, что мы видимся, даря друг другу самое сокровенное. Опыт. Тех, с кем душами в цунами. Тех, с кем с любовью помолчать.

Эта болезнь – мое излечение, мое осознание, мой дар, мое время, моя карма, часть моей жизни. А за ней я. Уязвимая и в броне, любящая и злая, нежная и чёрствая, сильная и слабая, смелая и прячущаяся. Любящая и любимая.

Помеченная жизнью. Зацелованная судьбой. Возлюбленная меж светом и тьмой.

Это не болезнь – это спрятавшаяся любовь. Когда она открывается так – пропадает все внешнее, оставляя чувства, оставляя ее, тихо трепещущую.

Сердечность.

Мне пора бежать. Позже все обязательно тебе расскажу. Боже мой, как давно я не видела тебя. И даже начала забывать твое лицо. Татуировки на теле. Смех. До встречи.

***

– Макушкой тянемся вверх. Делаем глубокий вдох, живот идет вперед, диафрагма сокращается и опускается вниз, расталкиваем ребра в разные стороны. На выдохе подтягиваем мышцы тазового дна, живот возвращается на место, диафрагма расслабляется. И снова, вдо-о-ох и вы-ы-ыдох. Направляем внимание на дыхание, растягиваем его, сканируем тело. Наблюдаем за мыслями и отпускаем их.

С этих слов начинаются занятия, которые я провожу. Пишу это тебе, и сама себе не верю. Радуюсь.

«Я тренер и веду занятия йогой для людей, имеющих титановые конструкции в позвоночнике». Ух, ты! Так можно было? Я знаю, ты гордишься мной.

Еще полтора года назад я бы не поверила, что вообще когда-нибудь скажу вслух эту фразу: «я – тренер». Удивительно. Я бы очень хотела обнять тебя сейчас, почувствовать твое тепло, побыть рядом. Мы ведь не виделись с тех пор кроме как во сне. Все очень изменилось. Больше нет той девочки, которую скосила болезнь. Со мной все в порядке. Я справилась. И расскажу тебе то, что ты пропустил.

В детстве я знала, что буду помогать людям. Мой путь к этому был долгий, не всегда понятный умом, часто пугающий и разочаровывающий. Было чувство, что я упустила все возможности, какие только были в моей жизни. А самое главное – время. И все, что могу сказать – каждый, на первый взгляд, незначительный шаг становится шагом на пути к большому делу.

Мой путь продолжается и сейчас, и я верю, что ему нет конца и края.

Жить и в каждом шаге видеть этот путь – это и есть предназначение, которое все так ищут.

Можно никогда не дойти в пункт назначения и быть самым счастливым, а можно добраться до цели и не почувствовать ничего, кроме пустоты.

Путь ради пути, на котором в мелочах ты находишь жизнь.

Мой большой город светится окнами домов по ночам, потому что каждый внутри меня зажигает свой свет. Все эти лампочки ценны, понимаешь?

Ты тоже стал одной из них. Самой теплой, важной и необходимой.

Я всегда буду хранить в сердце это тепло, а свет оставлю искрой в глазах. Это то, что ты вложил мне, чтобы тогда стало еще чуточку ярче в моем мире, родившемся из темноты.

«Головка, головка, черненькая, идет!» – слышались голоса акушерок.

Так я родилась.

Конечно, ты не поверишь, что я увидела свое появление на свет. Как? Во сне, в подростковом возрасте. И я понимаю твое недоумение.

Потом были вопросы маме, которая тоже не могла вымолвить ни слова в ответ на мои возгласы.

«Откуда ты узнала слова врачей? Я ни с кем это не обсуждала».

Конечно, я понимаю, что функции нашего мозга велики и не претендую на мистику. Я просто вспомнила. Эта функция есть у нас «в наборе», только мы ее забываем и не пользуемся.

Так началась жизнь маленького человека. Я помню, ты все это время был рядом, менял пеленки, гулял со мной и укладывал спать.

Говорят, что ребенок смотрит на мир взрослых немного искаженно. Воспринимает все близко к сердцу. Травмируется там, где взрослому чаще не больно.

Я слушала лекции и, знаешь, психологи выдвигают гипотезу, что многие случаи раздуты маленькой головкой до масштабов вселенской обиды. Так ли это? Мой субъективный опыт показывает, что детские воспоминания откладываются в подсознании на всю жизнь. И сильно влияют на выборы в будущем, уверенность, наличие комплексов и многое другое. Умение выражать свои чувства в моменте, открытость новому, знание работы своего организма, понимание как сонастроиться с самим собой – все это необходимо развивать. Однако, я не считаю, что стоит обесценивать детские обиды. Помочь человеку их отпустить, даже если кажется, что они несущественные, найти инструменты работы с собой тому, кто этого действительно хочет. А хочет ли – вот вопрос.

Не так важно, что нас травмировало, важно, как это повлияло на тело. Кого-то может глубоко ранить неловкая фраза во время обеда, а кто-то никогда о ней не вспомнит. Часто ли мы проговариваем то, что чувствуем в детстве? Ты проговаривал? Говорил, что чувствуешь? Просил поддержки?

Вот и мне кажется, что не каждого этому научили и не каждый родитель готов дать такую поддержку. Себе взрослому научиться давать опору – вот что важно.

Я не психолог, хотя часто случается, что меня выбирают на эту роль и, честно говоря, она мне по душе. Я могу почувствовать, что нужно человеку, который прошел через боль; что испытывает человек, имеющий определенную болезнь; что переживает ребенок, который теряет близких. Я могу ощутить то, что сама даже не переживала. Мой инструмент – активное слушание и объятия, а еще – слово, которое приходит через меня. Что для этого нужно? Умение сопереживать. Нет, не жалость. Умение быть в моменте рядом с человеком всем своим существом и верить в его силу.

Жизненно необходимо вернуть себе открытость. Это ведь наука о душе.

В наше время, уткнувшись в гаджеты, реальная жизнь часто проходит мимо. Такое время. Наступает эпоха технократии. А где же здесь место чувствам?

Я не знаю, папа, как там у других, но точно-точно уверена, что для любой боли нужен выход, такой же, как и для любви. Иначе, застряв в дверях, внутрь пройти не сможет больше ничего.

***

Свет ярко падал в окно моей девятиметровой комнаты. Сколько мне было? Пять? Четыре? Тебя тогда уже не было рядом.

Я помню только как зашла в комнату, мама сидела у окна на кровати, на которой вы когда-то любили друг друга. Да, я тогда была совсем маленькая, год-два? Но эти моменты помню. Было так красиво. Вы словно сливались телами в одно. А я тихонько смотрела между перил кроватки. Кода я появилась на свет вам было всего по девятнадцать. Такие юные влюбленные сердца. Я помню, по рассказам бабушки, какая красивая у вас была любовь.

Но в тот день мама сидела там одна. Увидев меня, она, даже не смущаясь, спросила:

– Принцесса, ты ведь никогда меня не бросишь? Ни-ко-г…

Развязанный жгут упал на пол, рука последовала за ним. Тело обмякло, а глаза закатились. По ее венам сладко пустилась река забвения.

– Мамочка, я всегда буду рядом. Я никогда тебя не брошу! – говорила я, проглатывая маленькие детские слезки, смотря на закатывающиеся глаза мамы.

И снова она там, в том мире, где ей лучше, чем рядом со мной. Почему она все время уходит туда? Так или иначе, я еще долгие годы буду любить ее любой, ты знаешь.

Не помню, скучала ли я тогда по тебе. Хотя кому я вру, конечно скучала. Просто моя память старательно уберегала меня от боли. За что я ей очень благодарна. Я вообще плохо помню нас вместе. Эти моменты – словно вспышки в памяти, чувствами. Вот папа приехал на дачу, я бегу, сломя голову, бросая все игрушки и подруг; вот папа забрал с собой, мы едем на бешеной скорости только потому что я прошу «быстрее!»; вот папа учит меня кататься на велосипеде; а вот откуда ни возьмись у него дома появились пони прямо для меня; а вот я выросла, и папа привез к себе домой погостить; вот я случайно нашла диск с порнографией. Вот у папы родился сын. Другая семья. Все так редко, мимолетно, но так сочно и важно.

Я помню отрывки и то, что ты боялся прикосновений, объятий, поцелуев, проявления чувств, того, что таааак важно было мне. Помню тот момент, когда ты лег прямо передо мной около дивана, кажется, я смотрела мультики и испытывала невыразимый трепет, очень сильно хотела тебя обнять. В руках было так много нежности. Пересилив необъяснимый страх, я пустила свои руки в твои черные, как уголь, и жесткие волосы, в которых уже была седина. Прислушиваясь, тихонько, я чувствовала; а сюда можно, а вот тут разрешишь? Я трогала твою голову, и получала тот необходимый ребенку контакт с телом папы, невербальный и такой важный. В этом была связь, детско-родительская естественная сексуальность и лю-бовь. Этот момент и эти импульсы в руках останутся навсегда со мной, через них я проявляю свои чувства теперь. Многие этого боятся, поэтому часто я спрашиваю: «можно тебя обнять?»

Знаю, что тебе было трудно говорить со мной, искать темы. Тюрьма меняет людей. Сильно меняет. Но я все та же. Смотри, я здесь.

Наши недолгие разговоры тогда кончались тем, что ты дарил мне то, о чем я мечтала, «покупал» меня и все было очень быстро. Я понимаю сейчас, что ты просто не знал что сказать, ведь за годы между нами появилась целая пропасть времени. Ты будто торопился жить и думал, что так проявляется твоя любовь. Но, пап, истинно я мечтала только о тебе рядом хотя бы иногда, чувствами, объятиями, глубиной. Особенно тогда, когда мой мир превратился в ад.

Сейчас я знаю, что ты всегда был рядом, в моей душе. Не виню тебя, потому что так должно было быть и так было нужно. Ты самая сильная душа, которая могла стать мне таким учителем в этой жизни.

Я до сих пор храню твою вышивку, которую мне повесили на стену над кроваткой, потом узнала, что ты сделал ее в тюрьме. Понимаю, что ты попал туда по глупости, вышивке уже 25 лет, она вон в той коробочке в ящике. Иногда я достаю ее, чтобы потрогать и вдохнуть ее запах… или твой? Не представляю, как это было трудновыполнимо в таких условиях, достать все это, вышить, подписать, нарисовать, передать. Вот самое ценное, что могло быть у нас с тобой. Те тринадцать мышей стали моим талисманом, но узнала я, что их тринадцать только недавно, посчитав. Это число – мой подарок рая от тебя. Теперь, когда по жизни оно сопровождает меня, я вспоминаю тебя и благодарю.

Помню, как ты учил меня рисовать, помнишь тот мультик в блокноте? Как ты это сделал? Это поразило мой детский мозг!

Твои рисунки, похоже, были очень талантливыми, а я разрешила себе рисовать только недавно. Однако мне скоро тридцать.

Мне пора бежать. Завтра я напишу тебе снова. Обнимаю тебя и очень люблю.

***

Меня пытались перешить. Вывернуть наизнанку и сшить по новой.

Но те раны, которые узорами были вырезаны на сердечке маленькой J. не исчезли. Они зарубцевались, на них проросла жизнь, они основа. Эти рубцы стали корнями. И тут до меня дошло.

Не нужно быть какой-то. У меня никогда это не получалось!

Я одеваюсь по душе, делаю по душе и живу этим. Открываюсь, словно солнце и закрываюсь, как ёжик. Смеюсь и плачу. Люблю и ненавижу. Это живое. Это и есть жизнь.

Если сегодня я нежная девушка, то течение жизни и ощущение внутренней женщины вырывается изнутри.