§ II. Вторая война Траяна против даков

Согласно хронологии г-на де Тилемона, начало второй войны Траяна против даков мы относим к 855 году от основания Рима. Причиной возобновления войны Дион [1] называет Децебала, который открыто нарушал все условия предыдущего мирного договора. Он принимал римских дезертиров, изготавливал оружие, восстанавливал крепости, призывал соседние народы к союзу с собой. Из некоторых писем Плиния к Траяну [1] можно даже заключить, что Децебал поддерживал тайные связи с парфянами. Он нападал и тревожил народы, выступившие против него в прошлой войне, и силой захватил область, принадлежавшую язигам.

С другой стороны, известно, что Траян жаждал завоеваний. Он считал, что не достиг ничего, лишь принудив Децебала к покорности: его целью было полностью лишить противника власти. Его обычной клятвой в важных делах были слова: «Да смогу я обратить Дакию в римскую провинцию!» По этим причинам легко поверить, что он радостно ухватился за повод, который дал ему Децебал, чтобы сенат объявил того врагом Рима.

Это решение, а также приготовления Траяна к личному руководству войной, как и в первый раз, произвели сильный эффект. Даки, устрашившись, массово покидали своего царя, переходя на сторону римлян. Децебал, встревоженный бегством подданных, запросил мира. Однако ему предложили лишь сдать оружие и лично предстать перед императором. Его гордость не позволила принять столь унизительные условия, и он выбрал войну. Собрав войска, укрепив союзы, он стал готовиться к встрече Траяна.

Если бы он ограничился этим, его мужество заслуживало бы похвалы. Однако, отчаявшись победить врага, он прибег к подлым методам. Децебал подослал убийц к Траяну, который, всегда доступный для подданных, особенно легко приближался к людям во время войны. Один из злодеев был заподозрен, арестован и под пытками выдал сообщников. Так гнусный замысел Децебала провалился.

Не сумев убить Траяна, он попытался захватить кого-то из близких императору. Ему удалось схватить Лонгина, храброго легата, командовавшего легионом. Притворно согласившись на переговоры, будто бы решив сдаться, Децебал вероломно захватил его, заковал в цепи и доставил в свой лагерь. Там он пытался выведать у пленника планы Траяна, но Лонгин отказался предать императора. Тем не менее, Децебал обращался с ним мягко, надеясь обменять его на выгодные условия.

Он отправил к Траяну посла, требуя вернуть земли до Дуная и возместить военные издержки в обмен на свободу Лонгина. Хотя Траян дорожил легатом, он не стал платить такую цену. Его уклончивый ответ оставил Децебала в неопределенности. Однако Лонгин сам решил исход. Достав яд через вольноотпущенника, он написал письмо Траяну, полное мольб, чтобы обмануть Децебала, отправил вольноотпущенника с посланием и принял яд ночью. Разъяренный Децебал потребовал выдачи вольноотпущенника, предлагая взамен тело Лонгина и десять пленных. Траян предпочел сохранить жизнь живому, оставив и вольноотпущенника, и центуриона, опасаясь мести царя.

План Траяна, как упомянуто, заключался в превращении Дакии в провинцию. Для этого он решил построить постоянный мост через Дунай. Этот мост, знаменитый в истории, описан Дионом [2]: двадцать каменных опор высотой 150 футов и толщиной 60, увенчанные 21 аркой. Длина моста составляла 4760 римских футов (около 721 туаза [3]). Каждый берег защищался укреплением.

Однако колонна Траяна [4] и наблюдения графа Марсильи [5] вносят коррективы: мост имел лишь две каменные арки, остальное – деревянная конструкция. Марсильи отмечал, что в выбранном месте (близ древнего Виминациума [2], ныне Цвернин в Венгрии) Дунай летом мелок, а материалы для строительства были в изобилии. Мост Святого Духа на Роне, по его мнению, куда внушительнее.

Траян, вторгшись в Дакию, действовал осмотрительно и настойчиво. Постепенно подчинив страну, он взял столицу Децебала. Царь, лишенный убежища и страшась плена, покончил с собой. Его голова была отослана в Рим.

Вот всё, что сократитель Диона счел нужным сообщить нам об этой войне, которая была весьма важной. Вместо того чтобы представить перед нашими глазами план кампании, задуманный и выполненный Траяном, ход и связь его замыслов, как один успех прокладывал путь другому, он описывает нам поступок одного солдата, который, будучи ранен в бою, сначала удалился в лагерь, а когда узнал, что рана его смертельна, вернулся на поле битвы, чтобы употребить для службы князю и отечеству остаток своей жизни. Этот поступок, без сомнения, прекрасен; но изложение всей системы войны было бы куда более любопытным и поучительным. Приходится довольствоваться тем, что нам дано.

Децебал придумал оригинальный способ сохранить свои сокровища. Отведя реку Саргетию [6], которая орошала его столицу, он вырыл яму посреди русла этой реки и построил там каменный vault, куда поместил свое золото, серебро, драгоценные камни и всё, что не боится сырости. Затем, замуровав вход в vault камнем, он засыпал всё землёй и вернул реке её обычное течение. Что касается ценной мебели, богатых тканей и тому подобного, он спрятал всё, чем владел в этом роде, в отдалённых и уединённых пещерах. Наконец, варварской предосторожностью, чтобы сохранить тайну, он приказал убить всех, кто помогал ему в этих операциях. После его смерти один дакийский вельможа по имени Бицилис, которому он доверился, был взят в плен римлянами и рассказал им всё, что я только что изложил. Траян воспользовался этим советом и возместил военные расходы за счёт сокровищ Децебала [7]. Так Дакия, согласно желанию, которое он так часто выражал, стала римской провинцией. Он позаботился украсить и укрепить своё завоевание, которое было обширным, поскольку, по словам Евтропия, занимало тысячу тысяч шагов или триста тридцать лье в окружности. Но эта великая страна была опустошена войнами; и Траян, чтобы заселить её, привёл жителей со всех концов римского мира. Среди колоний, которые он там основал, главной была Зармизегетуза, бывшая столица царства Децебала, которой Траян дал своё имя, назвав её Ульпия Траяна. Во Фракии и Мезии, провинциях, соседствующих с Дакией, также есть города, построенные или расширенные этим императором, которые можно рассматривать как памятники его внимания ко всему, что касалось его завоевания. История упоминает, среди прочего, Никополь, или город победы, Марцианополь, Плотинополь, названные так в честь Марцианы и Плотины, сестры и жены Траяна.

По возвращении в Рим он во второй раз отпраздновал триумф над даками и отметил его играми, которые давал народу в течение ста двадцати трёх дней. Похоже, что эти игры состояли главным образом из боёв с дикими зверями и между гладиаторами. Дион насчитывает одиннадцать тысяч диких зверей, убитых там, и десять тысяч гладиаторов, сражавшихся.

Победы Траяна над даками произвели такой резонанс, что к нему прибыли посольства от самых отдалённых и варварских народов, в частности от индийцев, которые поздравили его. До сих пор сохранился знаменитый памятник этих побед: колонна Траяна, которая, согласно объяснениям Чаккони и Фабретти, представляет в своих барельефах главные подвиги Траяна в его двух войнах против даков. Победитель сам написал её историю, если верить цитате Присциана [8]. Но он так мало упражнялся в изучении литературы, что нам трудно поверить, будто он хотел стать автором. Скорее можно предположить, что кто-то одолжил ему своё перо и приписал ему труд, материал для которого император мог предоставить, но не его композицию.

Пока он расширял границы империи за Дунаем, Пальма, один из его легатов, командовавший легионами в Сирии, покорил Аравию Петрейскую, превратив её в римскую провинцию. Это было как бы предвестием и залогом побед, которые Траян вскоре одержал сам на Востоке.

Его пребывание в Риме между окончанием войны с даками и началом войны против парфян было недолгим, однако он ознаменовал его заботами и трудами, достойными великого князя. Именно в этот период Дион помещает строительство великолепной дороги, которая пересекала Понтийские болота от начала до конца; труд огромный, но бесплодный. Несмотря на упорные попытки римлян осушить эти болота или сделать их проходимыми, природа, сильнее всякого искусства и усилий людей, всегда возвращала всё в первоначальное состояние, в котором они пребывают и поныне.

Траян также перечеканил всю монету, которая износилась и потеряла вес от времени.

В то же время началось строительство великолепной площади, носящей его имя.

Заговор, составленный против него, послужил лишь к прославлению его милосердия. Красс, который был его главой и которого, несомненно, следует отличать от Кальпурния Красса, автора заговора против Нервы, был передан князем на суд сената и приговорён просто к изгнанию. Он провёл там спокойные дни в течение всего правления того, кому хотел отнять трон и жизнь. Он был ещё жив, когда Адриан пришёл к власти.

Заботы о мире не удовлетворяли активности Траяна. Он любил войну до страсти и, не имея более случая вести её на Западе, искал повода на Востоке, у парфян. Армения дала ему желаемый предлог.

Мы не можем сказать, что происходило в этой стране с тех пор, как Тиридат получил корону из рук Нерона. Во время, о котором я говорю, Экседар владел армянским царством и получил инвеституру от Хосрова, тогдашнего царя парфян. Траян утверждал, что этим нарушаются права римской империи, и решил потребовать отчёта, или, вернее, воспользоваться случаем для расширения своих владений: ибо он не собирался, как его предшественники, давать корону Армении князю, который держал бы её от него, а хотел завоевать её и присоединить к своим владениям. Для выполнения этого замысла нужно было воевать с парфянами, и эта мысль льстила ему, суля победы над народом, который до сих пор сохранял своего рода равенство с римлянами. Он тем менее сомневался в успехе, что парфяне были тогда ослаблены внутренними раздорами, которые не могли не дать больших преимуществ тому, кто нападёт на них в таком положении.

Мы не знаем ни происхождения, ни обстоятельств этих разделений. У нас даже нет достоверного списка парфянских царей от Вологеза до Хосрова. При Тите упоминается некий Артабан, правивший этим народом. В начале правления Траяна им управлял Пакор. Хосров и Партамасир, о которых нам вскоре предстоит говорить, были сыновьями Пакора [9]. Вот все, что наши источники сообщают нам о состоянии дел на Востоке, когда Траян покинул Рим, чтобы начать там войну. Г-н де Тиллемон датирует этот отъезд октябрем года, который мы считаем 857-м от основания Рима.

Кажется, Траян, прежде чем применить силу, попытался решить дело переговорами. Какой бы страстной ни была его любовь к оружию, он ценил добрые поступки и не желал казаться ни жестоким, ни несправедливым. Поэтому он выразил Хосрову недовольство тем, что тот посягнул на права римского народа в вопросе о короне Армении. Но он получил гордый ответ, который развязал ему руки и дал полную свободу действовать по своему усмотрению. Вследствие этого он начал готовиться к столь важной войне и лично отправился в путь.

Едва он прибыл в Афины, как к нему явилось посольство от Хосрова, которого приближение опасности заставило переменить свои намерения. Парфянский царь прислал ему дары, просил его дружбы и сообщал, что, не найдя Экседара подходящим ни для римлян, ни для парфян, он лишил его власти. Наконец, он умолял Траяна даровать Партамасиру, его брату, инвеституру на армянское царство, как Нерон некогда даровал ее Тиридату.

Быть может, Траяну было бы трудно отвергнуть эти предложения, если бы они были сделаны ему сразу; но теперь они запоздали. Он уже предпринял шаги и считал себя вправе не отступать. Поэтому он ответил послам Хосрова, что дружба доказывается делами, а не словами; что он скоро будет в Сирии и там, рассмотрев все вблизи, примет наиболее подходящее решение.

Решение, которое ему подходило, было – война, и успех превзошел его ожидания. Все склонилось перед ним. Города открывали ему ворота; мелкие цари и сатрапы этих земель выходили ему навстречу с дарами, заявляя, что подчиняются его приказам и признают его арбитром своей судьбы. Вскоре вся Армения была завоевана, и Партамасир, который сначала пытался обороняться, вернулся к системе покорности, уже ранее предложенной римскому императору, в надежде на последний шанс.

Он написал ему письмо, употребляя титул царя, но не получил ответа. Тогда он понял, от какого титула следует отказаться, и опустил его во втором письме, в котором просил Траяна о встрече с М. Юнием, наместником Каппадокии. Траян отправил к нему сына Юния, а сам продолжал продвигаться вперед, расширяя свои завоевания. Сокращенный вариант Диона не сообщает нам, что произошло между Партамасиром и римским посланцем. Мы знаем только, что парфянский царевич принял решение, которое поставило его в опасное положение и обернулось для него крайне неудачно.

Он явился в римский лагерь близ Элегии, города в Армении, без охранной грамоты, без иных гарантий, кроме собственного представления о великодушии Траяна, которое он простирал так же далеко, как и свои надежды. Он застал императора сидящим на трибунале, поклонился ему, снял с головы диадему, положил ее к ногам императора и стоял в молчании, ожидая, что диадема будет ему возврана. Римское войско, сбежавшееся на это зрелище, подняло радостные крики и провозгласило Траяна императором, считая, что обращение Арсакида, сына и брата парфянских царей, в положение пленника – победа тем более почетная, что она не стоила ни капли крови. Партамасир испугался этих криков; он воспринял их как оскорбление и угрозу и обернулся, ища способа бежать. Но, видя себя окруженным со всех сторон, он попросил у Траяна частной аудиенции. Она была ему дана. Траян вошел с ним в свою палатку, выслушал его, но ничего не обещал. Партамасир, отчаявшийся и униженный, вышел из палатки и даже из лагеря.

Казалось бы, Траян, не намеревавшийся ни удерживать его, ни что-либо ему предоставлять, мог позволить ему удалиться свободно. Но он этого не сделал. Он хотел, чтобы все войско стало свидетелем его ответа парфянскому царевичу. Поэтому он приказал догнать его и вернуть; затем он снова взошел на трибунал и предложил ему объясниться перед всем собранием.

Партамасир был возмущен обращением, которому подвергался; он не знал, чем это кончится. Поэтому, преисполнившись негодования, он не стеснялся в жалобах и упреках и протестовал против насилия, чинимого над ним. «Я не был ни побежден вами, ни взят в плен, – сказал он. – Я пришел сюда добровольно, надеясь, что со мной будут обращаться соответственно моему положению, и что вы даруете мне корону Армении, как Нерон дал ее Тиридату». Траян ответил ему, что он не уступит Армению никому; что она принадлежит римлянам и будет управляться римским магистратом; что, впрочем, Партамасир напрасно тревожится о своей свободе, и что ему позволено уйти, куда он сочтет нужным. Парфянский царевич удалился вместе со своими соплеменниками, сопровождавшими его. Что касается армян, Траян оставил их как подданных империи.