Цестий оставался на той же позиции три дня, а иудеи держались перед ним, защищая подступы к своему городу. Они даже заняли высоты, господствовавшие над проходами, готовые обрушиться на римскую армию при первом ее движении. Агриппа понял их замысел и отправил к ним послов с мирными предложениями, надеясь либо вывести римлян из положения, которое казалось ему опасным, убедив иудеев сложить оружие, либо хотя бы посеять раздор между мятежниками и жителями Иерусалима, способный ослабить их. Послы Агриппы, выполнив поручение и объявив от имени Цестия амнистию за все прошлое, если те откроют ему ворота города, получили от мятежников в ответ лишь нападение: одного убили, другого ранили, а тех из народа, кто возмущался этим нарушением священных прав, разогнали камнями и палками.

Цестий, видевший раздор среди врагов, счел момент благоприятным для атаки. Он двинулся на них со всеми силами, обратил в бегство и преследовал до самого Иерусалима, где расположился в семи стадиях от города.

Там он снова оставался в бездействии три дня, вероятно, чтобы изучить местность и подготовиться к штурму. На четвертый день, тридцатого числа месяца Гиперберетея (первого месяца осени), он подступил к стенам. Народ был словно в плену у мятежников. Те, несмотря на свою дерзость, устрашились приближения римской армии и, оставив предместье, заперлись в храме. Цестий сжег квартал Безета, и если бы он развил успех и воспользовался паникой, охватившей врагов, то мог бы взять город и сразу закончить войну. Но он бездействовал, обманутый некоторыми офицерами своей армии, которые, если верить Иосифу, подкупленные деньгами Флора, не желали столь скорого окончания войны и хотели сделать иудейский народ еще более виновным из-за длительного сопротивления римскому оружию.

Видно, что этот полководец был недальновиден и малоталантлив. В городе возник заговор, чтобы открыть ему ворота. Он был предупрежден об этом, но вместо того чтобы воспользоваться прекрасной возможностью, своей медлительностью дал мятежникам время раскрыть заговор и казнить его участников.

После пяти дней безуспешных штурмов на шестой день он наконец прорвался к северным воротам храма и уже почти готов был поджечь их. Мятежники, потрясенные, собирались покинуть город, видя его на грани падения, а народ, напротив, начав дышать свободнее и больше не боясь своих жестоких угнетателей, звал римлян и готовился облегчить им вход. Но Цестий, с непостижимой слепотой, приказал трубить отступление и, объявив свое предприятие невозможным как раз в момент, когда оно было близко к завершению, снял осаду и вернулся в лагерь, который занимал несколькими днями ранее в семи стадиях от города.

Такое поведение, противоречащее всем правилам человеческой мудрости, казалось Иосифу неестественным. Он искал более глубокую причину: «Бог, оскорбленный преступлениями наших тиранов, возненавидел Свое святилище и не пожелал, чтобы слишком быстрая победа оставила его существовать».

Трусость Цестия вернула мятежникам смелость. Они преследовали его при отступлении и убили несколько солдат арьергарда. С этого момента римский полководец не избавился от страха, пока не достиг Антипатриды, города, довольно удаленного от Иерусалима. Постоянно теснимый врагами, чьи ряды росли благодаря успехам, он в панике бежал, вынужденный убивать своих мулов и вьючных животных, а затем бросить даже осадные машины, которые иудеи захватили и впоследствии использовали при обороне против Тита. В различных стычках во время этого отступления он потерял около шести тысяч человек, как пехотинцев, так и всадников, и одно из своих знамен.

Одним словом, победа, бывшая у него в руках, полностью досталась иудеям. Иосиф датирует возвращение победителей в Иерусалим восьмым числом месяца Дия (второго месяца осени).

Этот временный успех мог опьянить мятежников безумной гордостью. Но в Иерусалиме не было ни одного разумного человека, который не понимал бы, что гибель города лишь отсрочена, а гнев римлян, усиленный позором, станет еще страшнее и обрушится на иудеев с новой силой. Эти размышления заставили многих бежать из Иерусалима, как с тонущего корабля. Иосиф называет поименно трех знатных особ, отправившихся к Цестию.

У христиан же было предупреждение, куда более важное, чем все соображения человеческой предусмотрительности. Иисус Христос предрек им, что, когда они увидят идолов в святом месте, нельзя терять ни мгновения и нужно покинуть город, над которым вот-вот разразится Божественная кара. Когда идолы появились у стен Иерусалима среди знамен армии Цестия, христиане в городе поняли, что настал срок, указанный их Божественным Учителем. Точное откровение, данное самым святым среди них, устранило все сомнения, и они воспользовались свободой, появившейся после снятия осады, чтобы уйти в Пеллу, город Переи, к востоку от Иордана.

Цестий больше не предпринимал ничего против иудеев. Озабоченный собственной безопасностью и опасаясь, что поражение навлечет на него гнев императора, он охотно разрешил иудеям, находившимся при нем, отправиться к Нерону в Ахайю, чтобы изложить причины войны и свалить вину на Флора. Подставляя его под удар императорского гнева, Цестий надеялся сам избежать опалы, которой боялся.

Затишье, которое Цестий предоставил иудеям, они использовали для подготовки к войне. Совет нации, заседавший в Иерусалиме, назначил командовать в городе Иосифа, сына Гориона, и первосвященника Анана. Элеазар, сын Симона, вождь мятежников, домогался этого поста. Он отличился при преследовании Цестия и захватил богатую добычу. Однако его тиранические наклонности справедливо вызывали опасения, и подозрения лишили его должности. Тем не менее, с помощью хитрых интриг и умелого использования своих богатств, он приобрел в народе влияние, хотя официального титула ему и не дали.

Совет распределил других военачальников по различным областям: в Идумею, Иерихон, Перею. Историк Иосиф был назначен ответственным за Галилею. Он оставил нас в неведении относительно подробностей действий своих коллег, но весьма пространно описал собственные деяния – поведение, выдающее тщеславие, черты которого нередки в его сочинениях. Однако это не причина пренебрегать тем, что может быть интересно и полезно в его описании своего правления и подвигов. Я выделю обстоятельства, которые покажутся мне наиболее способными либо порадовать читателя, либо его просветить.

Его методы выдают человека, мыслящего превосходно в делах управления. Первой его целью было заслужить любовь тех, кто должен был ему повиноваться. Зная, что способ расположить к себе знатных людей края – это делиться с ними властью, а народ, в свою очередь, будет рад управлению со стороны magistrates, избранных из его соплеменников, он учредил совет из семидесяти старейшин для общего надзора над всей Галилеей и решения важных дел. Менее значительные вопросы решались на местах судом из семи судей, которых он назначил в каждом городе; себе же он оставил лишь важнейшие дела и те, что могли повлечь смертную казнь.

Таков был установленный им порядок внутреннего управления. Не менее искусно он принял меры для подготовки к войне, угрожавшей стране. Он укрепил множество мест, набрал всю молодежь Галилеи, составившую сто тысяч солдат; однако не использовал всю эту массу одновременно для военных действий: половина отправлялась в поход, другая оставалась в городах и селениях, обеспечивая пропитание сражающимся.

Убежденный, что одной храбрости недостаточно для создания хороших войск и что дисциплина должна направлять доблесть, Иосиф взял пример с римлян и решил обучить своих галилеян по их образцу. Два главных преимущества римских армий над вражескими заключались в быстроте повиновения и знании военных упражнений. Иосиф заметил, что большое число офицеров чрезвычайно способствует быстрому и легкому повиновению солдат. Поэтому он умножил подразделения своих войск и, следовательно, число командиров. Что касается упражнений, он не надеялся сравняться в этом с долгим опытом римлян, но не упустил ничего из того, что было в его силах, чтобы приучить своих солдат частыми повторениями распознавать сигналы, подаваемые трубой, выполнять все необходимые в бою эволюции – для нападения или защиты. Среди наставлений он примешивал сильные увещевания, постоянно напоминая им, с какими врагами им предстоит сражаться и каких усилий потребуется, чтобы победить победителей вселенной.

Он даже предпринял искоренение пороков, слишком обычных для войск и особенно свирепствовавших тогда среди иудеев. Он часто говорил им, что судит об их будущей службе в боях по тому, насколько они воздерживаются от преступлений, к которым привыкли: воровства, грабежа, разбоя; если они перестанут считать позволенным обманывать своих соотечественников и больше не будут видеть для себя выгоды в разорении тех, кого обязаны защищать своим оружием. «Никогда, – добавлял он, – войны не ведутся лучше, чем когда солдаты, в них участвующие, имеют чистую совесть. Напротив, те, кто несет в себе пороки, навлекают на себя врагов не только среди людей, но и самого Бога».

Иосиф подавал пример умеренности и воздержания, к которым призывал своих подчиненных. Будучи тогда тридцати лет, он не поддавался ни сладострастию, ни жадности к богатству. Он уважал целомудрие женщин, отвергал подношения, которые ему хотели сделать, не принимал даже десятины, причитавшейся ему как священнику. И хотя у него не раз была возможность отомстить врагам, вызванным завистью, он предпочитал смягчать их своей кротостью.

Самым опасным из этих врагов был Иоанн, уроженец Гисхалы, города в Галилее, и потому носящий в истории это прозвище. Этот человек, которого мы вскоре увидим одним из главных виновников бедствий Иерусалима, изображен Иосифом как самый коварный и вероломный из смертных, мастер лжи, умевший придавать своим клеветническим выдумкам видимость правдоподобия. Для него хитрость была добродетелью, и он применял ее даже к самым близким людям. Жестокий и кровожадный, он скрывал свою мрачную натуру под личиной притворной мягкости, пока надежда на выгоду не заставляла его сбросить маску. Сначала он был беден, и долгое время нужда ограничивала масштабы зла, которое он мог совершить. Но уже тогда в нем была безмерная ambition, и он устремлял свои взоры к самым высоким целям. Он начал с разбоя на больших дорогах, и в этом благородном занятии собрал шайку, постепенно выросшую до четырехсот человек – всех крепких, дерзких, давно привычных к убийствам и грабежам; ибо он тщательно отбирал таких и не принимал никого без испытания. Во главе этого отряда он рыскал по Галилее, добавляя ужасы опустошения к беспорядкам, уже вызванным приближением войны.

Когда Иосиф прибыл командовать в этой провинции, он совсем не знал дурного характера Иоанна из Гисхалы и считал его человеком, чья энергия и смелость могли в сложившихся обстоятельствах принести большую пользу. [Примечание: Иоанн из Гисхалы – один из лидеров еврейского восстания против Рима, известный своей жестокостью и коварством.] Тот ловко воспользовался благоприятным отношением к нему командующего. Ему нужны были деньги для осуществления честолюбивых замыслов, которые непрерывные успехи питали в его душе. Он добился от Иосифа поручения укрепить Гисхалу, свою родину, и взимал для этой цели тяжелые поборы, большая часть которых оставалась в его руках. Кроме того, он выхлопотал себе исключительное право на торговлю галилейским маслом для иудеев, рассеянных по Сирии, которые таким образом избавлялись от необходимости пользоваться маслом, приготовленным нечистыми руками идолопоклонников. [Примечание: По иудейскому закону, масло, приготовленное язычниками, считалось нечистым.] Галилея была полна оливковых деревьев, и в тот год урожай был особенно обилен. Таким образом, Иоанн нашел огромный сбыт для своего товара, получая семьсот процентов прибыли.

Скопив благодаря этим разным способам большие богатства, он вскоре использовал их против того, чьему покровительству был обязан. Он задумал погубить Иосифа в надежде занять его место и стать командующим Галилеи. Он приказал подчинявшимся ему разбойникам возобновить свои набеги и грабежи с еще большей яростью, чем прежде, рассчитывая на одно из двух: либо заманить Иосифа в засаду, если тот лично отправится пресекать беспорядки, либо, если он останется бездействовать, обвинить его в пренебрежении безопасностью страны. Он также распустил через своих агентов слух, что Иосиф поддерживает тайные связи с римлянами. В конце концов ему удалось возбудить против Иосифа мятежи, поднять целые города и несколько раз поставить его на край гибели. Иосифу потребовалось все его присутствие духа, все его искусство и вся любовь, которую его справедливое правление снискало ему у народа, чтобы избежать предательства Иоанна из Гисхалы и удержаться у власти. Подробности этих событий можно найти у него самого, но они, по-моему, не относятся к тому, что должно входить в общую историю, подобную этой.

В это время Цестий умер, возможно, от огорчения, вызванного его неудачным походом, и управление Сирией было поручено Муциану. [Примечание: Гай Цестий Галл – римский наместник Сирии, потерпевший поражение от евреев в 66 г. н. э.] Но Иудейская война требовала особого полководца, который мог бы посвятить себя исключительно этой цели. Веспасиан был назначен на этот пост, независимо от наместника Сирии. В другом месте я уже говорил о причинах, побудивших Нерона сделать этот выбор.

Сразу после своего назначения Веспасиан отправил своего сына Тита в Александрию, чтобы привести оттуда пятый и десятый легионы. Сам он, переправившись через Геллеспонт, сухим путем прибыл в Антиохию, а оттуда – в Птолемаиду, где назначил общий сбор своей армии. Он привел с собой пятнадцатый легион, к которому присоединились двадцать когорт, несколько кавалерийских отрядов и вспомогательные войска, предоставленные царями Агриппой, Антиохом Коммагенским, Соэмом Эмесским и арабом Малхом. Когда Тит прибыл с двумя легионами из Александрии, армия насчитывала шестьдесят тысяч человек.

Веспасиан установил в ней строгую дисциплину, и благодаря этой заботе, всегда бывшей первостепенной у великих полководцев, он начал завоевывать уважение как союзников, так и врагов.

Он выступил в поход в 818 году от основания Рима, в 67 году от Рождества Христова [Примечание: Согласно римскому летоисчислению.] и прежде всего решил покорить Галилею – провинцию, изобилующую укрепленными городами, прикрывавшими Иерусалим. Он уже овладел столицей этой области, Сефорисом, – важнейшим и прекрасно укрепленным пунктом. Жители этого города не примкнули к всеобщему восстанию против римлян и даже заключили соглашение с Цестием. Узнав о прибытии Веспасиана в Птолемаиду, они поспешили возобновить заверения в своей верности и, обещая сражаться на стороне римлян против своих соотечественников, попросили у него войска, чтобы действовать без страха. Веспасиан, понимавший всю выгоду этого предложения, с радостью принял его и послал им шесть тысяч пехотинцев и тысячу всадников под командованием трибуна Плацида. Этот офицер не ограничился защитой вверенного ему города от нападений мятежников. Он совершал вылазки в окрестности, опустошая всю равнинную местность, а Иосиф, который, как я уже говорил, командовал в Галилее от имени иудеев, нигде не осмеливался ему противостоять. Правда, он попытался напасть на Сефорис, но, потерпев неудачу, лишь еще больше разъярил римлян, которые в отместку за эту дерзость, воспринятую ими как оскорбление, наполнили всю страну убийствами и ужасом, так что никто не осмеливался показываться за стенами городов, укрепленных Иосифом.

Плацид, видя, что ужас распространился по сельской местности, надеялся, что он проник и в города, и подошел к Иотапате, сильнейшей крепости Галилеи. Однако он встретил стойкое сопротивление. Гарнизон сделал вылазку и дал ему понять, что его надежды слишком высоки. Тем не менее он отступил в полном порядке, потеряв всего семь человек убитыми и несколько ранеными.

Между тем Веспасиан выступил из Птолемаиды со всеми своими силами и, достигнув границ Галилеи, остановился там на некоторое время, чтобы проверить, не устрашит ли мятежников вид римской армии, готовой вступить в их страну, и не склонит ли их к раскаянию. Они испугались, но не настолько, чтобы принять разумное решение. Иосиф стоял лагерем близ Сефориса с отрядом, численность которого он не указывает. Ужас овладел его людьми: почти все разбежались, не только не вступив в бой, но даже не увидев врага. С этого момента Иосиф предчувствовал худший исход войны и, не имея возможности держаться в поле с оставшимися у него немногими воинами, удалился от опасности и отступил в Тивериаду.

Таким образом, Веспасиану пришлось вести войну только против городов Галилеи, и весь его поход прошел без единого сражения. Он с ходу взял Гадару и, хотя не встретил там сопротивления, предал жителей мечу, желая одним ударом посеять ужас в стране и показать пример суровости, который сломил бы мужество врагов. Истребив все население Гадары, он поджег город, сжег также окрестные деревни и двинулся к Иотапате. Поскольку дорога туда была усеяна скалами и холмами, труднопроходимой для пехоты и совершенно непроезжей для конницы, он сначала послал войска, чтобы расчистить ее. Они работали четыре дня и проложили армии широкую и удобную дорогу. На пятый день Иосиф бросился в крепость, решив защищать ее до последней крайности.

Дело было не в том, что он надеялся на благополучный исход войны. Я уже говорил, что он предвидел, чем она закончится, и был убежден, что для его народа нет иного спасения, кроме покорности подавляющей его силе. Кроме того, он знал, что лично найдет милость у римлян. Но, как он сам сказал, предпочел тысячу раз рискнуть жизнью, чем предать родину и бесчестным малодушием запятнать доверенное ему командование. Погруженный в эти мысли, он написал из Тивериады в верховный совет нации, заседавший в Иерусалиме, точно изложив положение дел, не преувеличивая и не умаляя фактов, чтобы избежать двойной опасности: с одной стороны, обвинений в трусости, с другой – внушения адресатам безрассудной уверенности, которая могла бы привести их к гибели. Похоже, Иосиф не получил ответа на это послание, когда вошел в Иотапату.

Веспасиан был восхищен, узнав, что командующий Галилеей, которого он считал самым искусным военачальником у противника, заперся в городе, которому предстояло оказаться в осаде. Как только ему донесли об этом, он отправил трибуна Плацида и другого офицера с тысячью всадников, чтобы окружить город и не дать Иосифу ускользнуть. На следующий день Веспасиан лично прибыл с войском, чтобы начать осаду.

Описание этой осады было тщательно составлено Иосифом, командовавшим в городе, и заслуживает того, чтобы быть приведенным здесь целиком. Но поскольку оно очень пространно, я вынужден сократить его, ограничившись общей картиной событий, а не подробным и детальным рассказом.