Глава 11

Мейси и Присцилла оставались с Маргарет Линч, пока она улаживала формальности, потом проводили ее в такси до дома, убедились, что она в относительном порядке, а прислуга предупреждена об утрате, и лишь тогда уехали. Прощаясь с Мейси, Маргарет Линч выказала сердечность, тронутую печалью, долго не выпускала руки Мейси из своих рук, будто не хотела расстаться с женщиной, знавшей и любившей ее сына. Зазывала Мейси в гости; Мейси обещала ее навещать. Конечно, Маргарет захочет из первых уст (и в первый раз) услышать отчет о трагедии, случившейся на фронте. Пожалуй, это будет полезно обеим женщинам: Маргарет – послушать, Мейси – рассказать. Присцилла, невзирая на протесты Мейси, доехала с ней до ее квартиры в Пимлико. Оказавшись дома, Мейси сразу легла в постель и провалилась в глубокий сон без сновидений.

* * *

На следующий день Мейси проспала и приехала в отель «Дорчестер» в последнюю минуту. Присцилла, как и Мейси, вся в черном, уже ждала у парадной двери. Швейцар распахнул дверцу «Эм-Джи», Присцилла сунула ему чаевые, и подруги поспешили в школу Святого Ансельма.

– Ради всего святого, Мейси, когда ты проведешь в квартиру телефон? – Опустив оконное стекло, Присцилла достала сигарету.

– Телефон есть в конторе, и лично я считаю, это мотовство.

– Мы опаздываем.

– Нет. Вовремя приедем. Да что с тобой такое? Тебя, наверное, в детстве часто к директору вызывали, поэтому ты так разволновалась.

Присцилла хихикнула, рукой попыталась направить облачко сигаретного дыма в окно.

– Ты права. Ненавижу такие разговоры. Может, лучше поселиться за городом и нанять мальчикам домашних учителей? Впрочем, это будет означать капитуляцию – я ведь сама хотела, чтобы по выходным в доме была целая толпа мальчишек, чтобы они играли в теннис, строили шалаши в лесу. А если я заберу сыновей из школы, они навсегда останутся для всех чужаками. Надо придумать что-то другое.

– Слушай, Прис, разве обязательно отправлять детей в закрытую школу на полный пансион?

Присцилла качнула головой:

– В том-то и вопрос. Поговорю с Дугласом – сразу, как только выйду из директорского кабинета. Хвала небесам, мой муж вернется уже на следующей неделе. Мы с лягушатами ужасно по нему соскучились.

– Ну вот мы и приехали.

Мейси проскочила в школьные ворота, припарковалась рядом с другим автомобилем на полукруглой стоянке.

– Видишь, у нас в запасе еще целых пять минут.

– Ты, Мейси, подожди в вестибюле, а я загляну к Коттингему. Скажу, что ты бы хотела с ним встретиться, а я сама пока поговорю с сыновьями. Так у меня появится возможность выяснить, во что они впутались, и оценить ущерб. Будем надеяться, Коттингем настроен благодушно.

Присцилла выбралась из автомобиля, Мейси дала ей визитку. План сработал, вскоре Мейси пригласили к доктору Коттингему, а Присциллу провели в комнату для посетителей. Туда же должны были прислать мальчиков, сняв их с занятий.

– Я вам очень признательна, доктор Коттингем, что вы согласились принять меня без предварительной договоренности.

Мейси шагнула к директору и протянула руку в знак приветствия. Коттингему на вид было лет сорок пять – нечасто встретишь такого молодого директора школы. Впрочем, с виду – типичный «сухарь», с плешью и вечным прищуром, якобы для острастки недисциплинированных подопечных. Правда, Коттингем щеголял пошитым на заказ костюмом в тонкую полоску, свежей до хруста белой сорочкой и шелковым галстуком. Туфли сияли, темные волосы с проседью были зализаны назад. Директорская мантия висела на стуле, наготове – вдруг приведут «на ковер» ученика и придется карать, или, что маловероятно, хвалить. Для того чтобы произвести впечатление на родителей, эта бутафория была не нужна. Однако Коттингем предстал перед Мейси благородным человеком, и она задумалась: как может существовать травля в учебном заведении, которое находится под его руководством? А если может, значит, Коттингем наловчился пускать пыль в глаза.

– Меня это ничуть не затруднило, мисс Доббс.

Коттингем с улыбкой пожал Мейси руку и вернулся на свое место, за полированный дубовый стол.

– Прошу вас, мисс Доббс, садитесь.

Поскольку Мейси молчала, Коттингем заговорил сам:

– Чем могу служить? Кто вы, я понимаю. – Он взял со стола визитку Мейси и прочел вслух: – «Психолог и частный детектив». Весьма впечатляет, если позволите так выразиться. Где вы учились?

– В Гертоне^[6], а потом в Эдинбургском университете, на факультете судебной медицины.

– Так-так-так. – Коттингем положил визитку обратно на стол. – Прошу вас, продолжайте.

– Наша беседа должна быть строго конфиденциальной.

– Разумеется.

– У меня к вам несколько вопросов об одном бывшем ученике. Боюсь, придется мысленно вернуться в прошлое.

– Назовите имя.

– Альфред Сандермир.

– Боже всемогущий! – Коттингем закатил глаза. – Такого и захочешь – не забудешь. Знаете, мисс Доббс, если бы меня попросили навскидку назвать трех-четырех учеников, могущих заинтересовать полицию либо частного детектива, Альфред Сандермир возглавил бы сей прискорбный список.

– Неужели? Почему?

– Драчун, задира, тиран. Типичное поведение для второго сына в семье, только помноженное на десять. Вероятно, причина в том, что его старший брат был гордостью школы, лучшим спортсменом и лучшим учеником. Причем его положительные качества также можно умножать на десять. – Коттингем взглянул на часы. – Сейчас принесу личное дело Альфреда Сандермира. Я покину вас ровно на минуту.

Коттингем вышел, Мейси осталась одна. Впервые – наедине с собой и в состоянии бодрствования с тех пор, как умер Саймон – а это случилось всего двенадцать часов назад. Мейси встала, приблизилась к окну, смотревшему во внутренний двор, где мальчики отдыхали на переменах. Справа двор защищала стена директорского дома, за которой, вероятно, располагался сад. Хорошо; полное впечатление, что живешь за городом, подумала Мейси про директора. Интересно, Саймон учился в такой же школе? Мейси помрачнела. Оказывается, ей почти ничего не известно о жизни Саймона до их встречи. Чем она располагает? Обрывками, лоскутиками информации, полученными от Присциллы – Линчи и Эверндены дружили семьями, Саймон водил компанию с Присциллиными братьями. Получается, сведения Мейси о Саймоне сводятся к короткому военному периоду влюбленности – и к долгому послевоенному периоду скорби по человеку, физически живому, но, по сути, погибшему на войне. Теперь же Саймон в самом деле мертв. Остается ждать похорон и носить траур. Кто или что займет в душе Мейси место, столько лет принадлежавшее Саймону? Как Мейси распорядится нежданной свободой? Она словно была все эти годы землей на пустыре, которую вдруг вздумали вспахать. Но что вырастет на такой земле – когда Саймона больше нет?

– Нам с вами повезло, мисс Доббс. Моя секретарша без труда отыскала личное дело Альфреда Сандермира. На редкость толковая молодая леди эта мисс Ларкин. Итак, что мы имеем?

Коттингем занял место за дубовым столом, как бы даже и не заметив, что в его отсутствие посетительница прошлась по кабинету. Мейси села напротив Коттингема.

– Успеваемость оставляет желать лучшего. Неплохие результаты в спорте, впрочем, юный Сандермир явно не тянул на гордое звание спортсмена, ибо не пользовался авторитетом товарищей. Нечего было и думать назначать его капитаном крикетной команды или команды регбистов, хотя физическая подготовка вполне позволяла.

Коттингем перевернул несколько страниц.

– Меня особенно интересуют случаи отстранения Сандермира от занятий.

– Терпение, мисс Доббс. – Коттингем взял стопку листков, сколотых вместе и вложенных в личное дело. – Вот здесь у нас и даты имеются – все, вплоть до последнего, окончательного исключения из школы. – Он протянул Мейси листок. – Обратите внимание на частотность, мисс Доббс. Каждый раз мы отправляли Сандермира к отцу. Насколько я понимаю, в эти периоды Сандермир изнывал от скуки в кентском фамильном особняке.

– Его наказывали за то, что он задирал других детей?

– Задирал? Да он их тиранил! Шантажировал! И какими изощренными способами! Впрочем, мотивы Сандермира не отличались разнообразием. Все свои пакости он совершал ради денег. О нет, сам он в деньгах не нуждался. Но ему было невыносимо видеть чужие карманные деньги, и он регулярно их вымогал. – Коттингем поднял взгляд на Мейси. – Да-да, мисс Доббс, вымогал, притом, как пишут в полицейских протоколах, «под угрозой физической расправы».

– И он действительно осуществлял свои угрозы?

– Конечно. Субъекты вроде Сандермира всегда так поступают. Причем жертве приходилось туго в обоих случаях – если она пыталась защищаться и если покорно терпела побои. – Коттингем взглянул на часы. – Я могу вам еще чем-нибудь быть полезен, мисс Доббс?

Мейси спрятала блокнот и ручку в черный кожаный портфель.

– Благодарю вас, я получила исчерпывающую информацию.

Коттингем проводил Мейси до двери, протянул на прощание руку. Пожимая ее, Мейси задала вопрос:

– Меня очень беспокоят юные Партриджи. Их терроризируют, они защищаются, что вполне понятно. Как вы намерены решать эту проблему?

– Я считаю, что «терроризируют» – это громко сказано. Братья Партридж всего-навсего проходят адаптационный период. Не стоит обращать на это внимание. Со временем они найдут общий язык с другими учениками. Педагоги вмешиваются лишь в тех случаях, когда существует реальная угроза телесных повреждений. Но согласитесь – мальчишкам свойственно ставить друг другу фингалы или расквашивать носы. Следует также помнить, что поле для регби таит в разы больше опасностей, чем дортуар. – Коттингем нахмурился. – Партриджи не такие, как все. Надо, чтобы они вписались в коллектив. Как только это произойдет, как только они станут частью стаи – травля прекратится. У себя дома или во Франции братья Партридж могут быть кем им заблагорассудится. Но здесь – закрытая школа, а это все равно что армия. Нужно учиться шагать в ногу.

– Еще раз большое спасибо, доктор Коттингем.

Выйдя за дверь, Мейси брезгливо передернула плечами.

* * *

– Господи, что стряслось?

Мейси переводила взгляд с Присциллы, которая хмурилась и качала головой, на троих мальчиков, сидевших подле матери. Старший, Тимоти, щеголял фингалом; средний, Томас, – глубокой ссадиной на щеке; а младший, Тарквин, то и дело просовывал язык в щель, где еще недавно росли четыре передних зуба.