Когда художники эпохи Возрождения открыли для себя древнегреческие образцы, они обнаружили, что у Афродит и прочих Флор волосы растут только на голове. Оно и неудивительно: ведь речь идёт о бронзовых скульптурах и их мраморных римских копиях. Но с тех пор вступил в силу негласный уговор: за право живописать обнажённую натуру приходится платить игрой в божественность. Мол, мы изображаем не женщину, но богиню, добропорядочную женщину раздевать у нас нет ни малейших оснований, это в конце концов оскорбило бы христианскую мораль. Главное отличие богини от простой смертной подсказали всё те же эллины: у богини не растут «срамные волосы». Так и повелось, что в искусстве начиная с XV века господствует обнажённая женская плоть, но отсутствует сама женщина. Так продолжалось до XIX века, и даже после «Махи обнажённой» Гойи, после «Олимпии» Мане, после «Больших обнажённых» Модильяни прошло не одно десятилетие, прежде чем женское тело без античного «фотошопа» перестало шокировать публику