Отзывы на книгу «Некоторые не попадут в ад»

С писателем Захаром Прилепиным я познакомилась в университете. Однокурсник читал его роман «Санкья», я заинтересовалась — какое интересное название, будто восточное, уносящее в неизвестные дали. Нашла в интернете что-то другое — роман «Патологии» о чеченской войне.

После «Патологий» и «Саньки» были «Черная обезьяна», «Восьмерка», сборники рассказов и статей. Эти статьи, стройные, тонкие, звенящие, лепящиеся, как поцелуи на морозе, восхищали и заставляли голову работать по-другому. Ого, какие бывают на свете литературные персонажи — не только Настенька из рассказов Сорокина, пелевинский какой-нибудь Азадовский или переводчик Даниэль Штайн и прочие Дети Арбата — но и Саша Тишин, Егор Ташевский, Артем Горяинов. Парни с окраин не самых центровых городов в стоптанных коцах — лето проводишь в деревне, а зимы в панельках и вокруг них — так росли все, кого я знаю. Пацанский стиль, наш стиль.

А потом случилась «Обитель» — что про нее только не писали: и про отзвуки Варлама Шаламова с Дмитрием Лихачевым, про ГУЛАГ и СЛОН как модель России, про достоевскую полифонию и толстовскую долби. Но там, в символистской россыпи предложений и глав, с заусенцами и родинками, большой и точный наш портрет: фотка 3 на 4, медицинская карточка, выписка из налоговой и справка о погашенной судимости.

Как раз вовремя началась война.

Вот и гадай, как лох: пафос, а может, лепет?
Прятаться или сметь?
Гиппиус или Блок? Быков или Прилепин?
Родина или смерть?

Ирина Евса, «Шествие»

«Не чужая смута», «Все, что должно разрешиться» — ответ коллективному грядущему хаму, слово в защиту протоплазмы. Бурный поток событий 2014-2016 годов, который описан живо, полемично, остроумно, с любовью и болью за всех и ко всем причастным. Объятия Захара широкие, хватает иным приблудным. В статьях и постах того времени читалось бодрое — ничего, погодим еще, посмотрим. А вот роман «Некоторые не попадут в ад» — который совсем не роман, а военная хроника — лукавая фантасмагория. Этого не должно было произойти никогда, но это произошло.

Прилепин рассказывает о формировании своего батальона, жизни в Донецке и на линии соприкосновения, о своих бойцах, семье и друзьях. Если в «Обители» еще можно говорить о языке более-менее членораздельно, натягивая ассоциации-шаблоны на пространство романа в попытке хоть как-нибудь концептуально его описать, то язык «Ада» — это невыразимая полнота жизни, сама жизнь.

Струнки, ворсинки, сосочки, рецепторы — все работает вхолостую. Авторское «я» здесь настолько огромно, что нельзя его описать, зафиксировать, сделать экстракт. Ни деталью, ни символом, ни мазком его не поймать, Захар «все» и «ничто» одновременно. Интонации, структура повествования, сюжетные изгибы — это едва заметный поворот головы, глубокий вдох, блеск глаз.

Автор нас успокаивает, мол, это роман, иллюзия, фантазия, фантасмагория. Для нас — да, для тысяч погибших в Донецке и Луганске, для их родственников, детей, жен и друзей — наоборот. Это полнокровная история их беды, хроника их побед и трагедий. Ну нет, не так: это хроника нашей гордости и нашего горя (если люди Донбасса позволят нам хоть постоять рядом с ними, исполинами).

Книга писалась чуть больше месяца, и это лучшее, что у нас есть сейчас. Сколько ни искала, не нашла ни одного сколько-нибудь схожего по силе, простоте, нежности и любви. Нас разменивают, убивают, не замечают, нас, червей, мы в глубине. Заступись за нас.

Скажу сразу и прямо - «...ад» чисто мужской роман, не для сопливых толерастов. Кисейным барышням и мальчикам, дрочащим на Гейропу, не следовало «пукать» своими «рецензиями». Да и глупость, что истинный писатель является чьим-то литературным выучеником, да еще выискивать в стиле письма Прилепина проценты от якобы его кумиров. Ну, и совсем мерзко утверждать, что он мент, омоновец («все менты неприятные люди...»), потому и нечитабелен. Выходит, что столичные салонные борзописцы, питомцы литинститута, не нюхавшие тягот жизни, а пороха так вообще, пишут матку-правду, а какой-то там провинциал надуманную чушь? Ну, и хватит о них ненавистниках, а по мне, так просто завистниках чужому таланту.
Роман «весомо, грубо, зримо» (лучше поэта не скажешь) рассказал нам о реалиях многострадального Донбасса. Вот именно за тем и нужна «правильная» литература, чтобы фокусировать восприятие подлинных проблем бытия, а не уводить читателя в мир аморфных грез. Ну, и больше не буду о сем предмете как таковом, ибо он только инструмент в саморазвитии личностей.
Короче, Россия оставила Донбасс расхлебываться одному за стремление в русский мир, как говорится, – кинула. Вот почему герои романа пьют – от безнадеги и предательства.
Зачем был нужен этот надрывный порыв, зачем тысячи загубленных жизней и судеб?! Неужели ради того, чтобы отдать богатства целого края опять украинским олигархам, даже не российским. Зачем интриги мадридского двора, подлость и подставы. Для чего обнадеживать людей, давать им веру, а потом бесцеремонно, походя порушить все. Зачем!? Бессмысленная жестокость...
Откровенно пессимистический роман, но это честный роман, но так и хочется крикнуть - б...., как все плохо.
А где выход? Походу нет его, смирись гордый человек.
Мы привыкли, что писатель обязан вселять в нас оптимизм, веру в светлое будущее, в торжество справедливости, наконец. А тут прямо обратное... Но это и есть урок романа «Некоторые не попадут в ад» - все как в настоящей жизни, а ты читатель - соучастник происходящего, терпила... И некуда не деться, зачастую обстоятельства выше нас. Прими все как есть, и живи дальше – вот мудрость бытия.
А теперь мое недовольство. 28 апреля был круглый теле-стол у Соловьева. Там был и Захар Прилепин. Я думал, он им всем врежет. А он стал мямлить, что наши СМИ безыдейны и аполитичны, воспитывают амеб и т.д., и т.п. А почему, а где выход, а кто виноват? Ни слова... А зачем тогда пришел, за каким х...м (герои романа часто употребляют это словечко)?!
Мы в преддверии великого праздника – 75-летия ПОБЕДЫ. Соловьев, что там сказал про Жукова. А почему ты Захар ничего не сказал, что нас заставляют забыть о Верховном главнокомандующем, а ведь роль Иосифа Сталина никак не соизмерима с ролью маршала Жукова. Талдычат одно, в угоду либерастам и дерьмократам – злодей, злодей... Хотят переделать историю под себя. Почему ты ничего не сказал Захар в преддверии дня Победы? Знаю, не рискнул. А вот Пушилин рискнул, а может им рискнули, хоть на три дня в году дал Донецку его старое имя - Сталино.
Вот такие брат, Горацио, дела...
А роман, честное слово, – превосходный! Это роман реквием, роман эпитафия.
Светлая память Александру Владимировичу Захарченко - настоящему народному герою и человеку большой души!

Прошло десять дней после того, как я прочитал книгу, а эмоции до сих пор не улеглись. Нет, то, что книга талантливая, очень хорошо написанная и искренняя - это однозначно. Но ощущения от неё очень противоречивые, не находящие внутреннего компромисса, не приходящие к какому-то консенсусу между разумом и совестью . Это как Джокер в исполнении Леджера – умопомрачительный персонаж, приковывающий к себе внимание: хочется быть на него похожим, за его судьбу переживаешь, вешаешь на стену плакат с его изображением или запиливаешь его себе на аватарку… Но дружить с Джокером не получится. Или ещё есть такие харизматические герои, как Тайлер Дёрден, Ганнибал Лектер или Чапаев. Но ты бы не хотел, чтобы Чапаев был твоим соседом по лестничной клетке, подъезду, дому или улице – ещё начнёт допытываться, прислонив в тихом месте к тёплой стенке, мол, я - Чапаев, а ты-то кто вообще такой? Хочется самому быть похожим на героя этой фантасмагории, многие черты с удовольствием на себя примеряешь, но вот видеть рядом с собой такого ближнего не хочется. Потому одновременно и духоподъёмно, и совестно.

У героя романа, от лица которого ведётся повествование, какое-то такое же обаяние. Он одновременно какой-то словно бы из сплошных углов и ощерившийся, как македонская фаланга – не подступись, но одновременно и неосязаемый, проходящий сквозь пальцы и неумолимый, как буран в полярную ночь, когда вокруг пятьсот; или как туман, ранним майским утром – он вокруг тебя, ты внутри него, раскрываешь объятия – он в них, но смыкаешь руки, а в них пустота… Во время чтения передо мной постоянно и попеременно маячили два мема, две ассоциации, два лейтмотива, претендующие на то, чтобы стать выводом. С одной стороны:

а с другой стороны вспоминаются строки Вертинского:

Но никто не додумался просто встать на колени

И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране

Даже светлые подвиги — это только ступени

В бесконечные пропасти к недоступной весне.

Вообще же теперь, спустя десять дней, я к такому выводу склоняюсь, хочу такую мораль из книги вынести:

Я не в силах врать – хочется войны,

Но не та война, чтоб героем быть

Что ж такое, ..., Господи, прости

Разучи стрелять – научи любить!

Ну, поэтому и роман - фантасмагория*

* Фантасмагория (искусство) — нагромождение причудливых образов, видений, фантазий; хаос, сумбур, гротеск.

Ещё это книга о загадочной русской душе и о том, что международный опыт не всегда применим в условиях СНГ. Роман очень похож на «Четвёртую мировую» Маркоса, но Субкоманданте победил, снял маску и растворился в своём Чьяпасе, а Захара не пускают в ДНР. Сапатисты вполне довольны своим положением и продолжают движение вперёд, а вот руками ополченцев кто надо жар загрёб и теперь их, оставшихся с обожжёнными ладошками, так или иначе уводят за кулисы. Кому-то подкидывают рожок от автомата в машину, а кому-то – бомбу. По плодам их узнаете их. Видимо, ДНР – это не Чьяпас.

Это очень хорошая книга, от которой очень грустно и от которой остаётся много вопросов, которые задаёт автор, а отвечать приходится читателю. Мои ответы получились грустными: как-то всё бесполезно, зло и ненужно…

Отношение к творчеству Захара Прилепина прочно определяется выбором: за или против Донбасса. Кто за Донбасс, непременно будут восторгаться его новым романом, кто вынужден выступать против – в лучшем случае порицать, а то и просто охаивать. Это и есть формула успеха писателя: пристрастность, пристрастность и ещё раз пристрастность, которая создаёт много шума. Пристрастен Прилепин, пристрастны сторонники и противники Прилепина. Но для литературы важней беспристрастность. Прилепин вправе принять ту сторону конфликта, которая ему ближе. Литература же требует иного: художественной убедительности прежде всего.
Впрочем, в новом романе Прилепин стремится убедить читателя, что это – больше, чем литература. К такому же приёму прибегает Лимонов. Но если Лимонов, как ни пыжился, так и не оказался (и не окажется) сопричастным чему-то значительному, то Прилепину в этом отношении повезло (или не повезло): многолетний лимоновский перформанс не идёт ни в какое сравнение со смертью Захарченко. И сколько бы реверансов перед «стариком Эдом» ни совершил Прилепин на страницах романа, он понимает, что Лимонов – «иссохший, жёлтый, осыпающийся на сгибах листок» (справка об участии Лимонова в югославской гражданской войне), а сам Прилепин – «удостоверение советника Главы воюющей юной небывалой республики». Имея на руках такую карту, как лист отрывного календаря с датой 31 августа 2018 года, Прилепин стремится её удачно разыграть.
Анализировать роман нужно с конца, тем более что читатель прекрасно знает о том, о чём полгода назад сообщалось в СМИ: будет взрыв, будет смерть, всё будет – в конце повествования. А после этого – ничего, тишина, пустота, закрытая книга. Очень символично. Больше, чем литература?
Нет, не больше, потому что книга была написана после 31 августа. Развесёлые перебранки солдат Тайсона и Злого, позирование Прилепина на фоне Беллуччи и Кустурицы, переглядывание с чужой женой – всё было описано после смерти Захарченко. Формула Прилепина «кто-то сочиняет романы – а я там живу» оказывается ложной. Роман и жизнь – отдельны, поэтому можно писать о весёлом и праздном после смерти главного героя.
Кстати, главный герой книги – именно Захарченко, а не якающий на каждой странице Прилепин. Без гибели главы ДНР автору и писать было бы не о чем. Боевые будни скучны, как их ни раскрашивай. А прошлая, мирная жизнь солдат и вовсе кажется выдуманной. Например, боец с позывным Граф жил в станице, в хозяйстве его отца было три быка. Время – начало 2000-х. Для каких таких нужд в хозяйстве понадобилось аж три быка? Или вот: поймал отец малолетнего Графа за картами – «заставил съесть всю колоду, целиком, без воды». Прежде чем описывать такое, писателю-реалисту Прилепину следовало бы попробовать это на себе. Если бы выжил, заодно рассказал, каково потом на желудке.
Не меньше несуразиц и касательно Захарченко. Вот он дарит дочери автора свой смартфон. Выковыривает симку – и дарит. Так запросто. А контакты, сообщения, личную информацию, хранящуюся в памяти девайса, глава ДНР (или просто Глава) тоже девочке подарил? Что, Захарченко был настолько глуп и непрактичен?
Или заходит Глава вечером в магазин, прикупить продуктов. Берёт корзину – и к прилавку, как все. Захар ждёт его возле кассы. А про личку Главы – ни слова. Где ж они были? В машине покуривали?
У романа есть два недостатка, связанные с его написанием. Первый: недостаток сюжетный. Несмотря на близкое общение с главой ДНР, у Прилепина явно не хватало творческого материала, поэтому пришлось писать и о себе, любимом, и о событиях, с Донбассом вообще не связанных (общение с Кустурицей, с Лимоновым). Наиболее ярким примером подобного текстуального балласта является, конечно, перечисление (почти на страницу) исполнителей, чьи песни автор слушал за рулём, направляясь в Донбасс.
Второй: недостаток времени. «Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится – что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным», – откровенничает автор в аннотации. Так ли?
Новый роман Прилепина – очень своевременная книга. Своевременная для писателя. Интерес к фигуре Захарченко со временем постепенно будет ослабевать. А издать роман сейчас, всего через семь месяцев после трагического взрыва – для этого нужно было очень постараться. Писатель действовал с чуть ли не журналистской оперативностью. Куй железо, пока горячо. Куй, не отходя от кассы.
Как следствие, явные художественные недоработки текста. Эпизоды не завершены не только логически, но и эмоционально. Вот дал Глава задание: взять языка. И майор Захар додумывает, что языка могут обменять на попавшего в плен бойца ДНР, которого сейчас, допустим, избивает «наш несчастный неприятель» (так автор называет солдат ВСУ). Вылазка за языком заканчивается неудачей (хоть и без потерь) – и всё. А что там с предполагаемым соратником, которого?.. Но автор уже перескакивает на другой эпизод.
Торопливость Прилепина оборачивается против него ещё и тем, что лишает возможности подумать: а как можно улучшить роман, усилив образ главного героя? Вот пишет Прилепин, что «старик Эд» – ровня Платону и Ленину. Думаю, и сам Прилепин доживёт до того времени, когда станет очевидной подлинная значимость Лимонова, уже сейчас сдувшегося, как воздушный шарик. Но роман-то – о Захарченко. И Прилепин второпях пропускает фантастический выигрышный ход: сравнить Захарченко с Че Геварой. Для этого есть более чем достаточное художественное основание: оба пали жертвами охотившихся на них вражеских спецслубж. Догадайся Прилепин об этом – и какой арсенал (пострашней дээнэровской «вундер-вафли») оказался бы у него в наличии. Но автор спешит, перо бежит, гонорар уже прописан в договоре с издательством.
Ещё одной особенностью романа является тяга автора к высокопарным архаизмам: Путин – император, Никита Михалков – царедворец. Прилепин и раньше величал Путина императором, но в книге подобное словесное изъявление верноподданичества активно разрабатывается как художественный приём. И автор настолько уверен в своей убедительности, что не боится стать посмешищем. Только у читателя это вызывает отвращение: настолько приторно, что противно.