– Ваше величество, осмелюсь спросить: она самая красивая и…

– Самая остроумная, – закончил король. – Надо сказать Гойму, чтобы он и не думал увозить жену из Дрездена. Необычайно мила, диковата немного, но это со временем пройдет.

Гойм наблюдал издали. Он пытался отгадать мысли Анны, которую тотчас окружили графиня Рейс, госпожа Гюльхен и графиня Вицтум.

Король, увидев подобострастие дам, пожал плечами.

– Они уже поклоняются восходящей звезде, – шепнул он Фюрстенбергу, – опасаюсь, как бы эти интриганки не ошиблись в расчетах.

Фюрстенберг посмотрел на Августа с недоумением.

– И ты ошибаешься, и они ошибаются, – спокойно произнес Август, наклонившись к уху князя. – Графиня Гойм прелестна, как сошедшая с пьедестала греческая статуя, я изучил ее с ног до головы, но слишком энергична и смела и уж очень властолюбива. Провести с ней несколько веселых дней я не прочь. Ничего другого не хочу. Красота ее привлекает меня, характер пугает.

Фюрстенберг опешил от удивления, а король направился дальше.

За все это время никто не обратил внимания на бледного молодого человека, который, стоя в дверях, возвышался над толпой. Глаза его с беспокойством следили за каждым шагом Анны, а когда король подходил к ней, вспыхивали зловещим огнем и грозно сверкали из-под ресниц. Анна несколько раз обводила глазами залу, но не приметила этого несчастного в окружавшей ее толпе. Только после того как король удалился, погруженная в думы, Анна свободней вздохнула, стала присматриваться к людям вокруг и увидела случайно Заклику.

Она узнала его. Взгляд ее задержался на бледном лице Раймунда, и сама она побледнела, растерявшись. Чтобы убедиться, что она не ошибается, она взглянула еще раз и увидела глаза, устремленные на нее. Сомнения не было, ее молчаливый воздыхатель из Лаубегаста был здесь. Лицо его, казалось, выражало сострадание, печаль и беспокойство.

Незнакомец не переставал тревожить Анну, она искала его глазами, мечтая втайне больше не увидеть его, но неподвижная голова, словно высеченная из камня, высилась над толпой все с тем же выражением сострадания и тревоги. Почему неприметное лицо какого-то бродяги занимало ее больше, чем красивое лицо короля, чем льстившие ей придворные, – на это она не сумела бы дать ответа. Анна чувствовала, что какими-то таинственными нитями судьба ее отныне неразрывно связана с этим человеком из другого мира.

Был ли то палач, ждущий приговора, или жертва, ожидающая казни, Анна не знала, но какой-то внутренний голос, неотвязный, мучительный, говорил ей, что незнакомец этот будет вовлечен в орбиту ее судьбы. Как угроза, как призрак, преследовало ее это лицо, на котором то сверкали, то гасли глаза, пугая ее все больше и больше. Всякий раз, когда Анна видела устремленный на нее взгляд, по ее телу пробегала дрожь.

Графиня смеялась над собой, а душа ее отзывалась стоном.

Она была под впечатлением этих мыслей, когда Гойм, желтый, с кислым лицом, предложил ей руку, чтобы ехать домой. Судьбе было угодно, чтобы они направились к тем дверям, где стоял, возвышаясь над толпой, назойливый призрак. Люди расступились перед ними. Перейдя порог, Анна с беспокойством увидела совсем рядом прильнувшего к стене незнакомца из Лаубегаста. Она едва не задела юношу, взглянув на него украдкой, а тот, встретившись с ней взглядом, опустился как бы ненароком на колено, схватил край ее платья и поднес к губам. Когда она обернулась, его уже не было.

К ним подошла графиня Рейс и стала так настойчиво приглашать к себе на ужин, что министр не мог отказать.

С бала они вместе с Фюрстенбергом поехали прямо к графине, где обычно собирался узкий круг наизнатнейших людей. Царила в нем знаменитая Эгерия, Гюльхен, зрелых лет дама, к которой король часто обращался за советами; здесь бывали те, кто жаждал власти или хотел сохранить ее. Король Август посмеивался над этой кликой, но она скрытно повелевала им и двором.

Графиня Рейс, урожденная Фризен, была одной из влиятельнейших особ при дворе Августа II. В ее доме обсуждалось обычно, кто из фаворитов государя будет низложен, а кто возвышен; здесь предсказывали, кому из красавиц отдаст предпочтение король, и точно угадывали, когда легкомысленный Август обратит свои взоры в другую сторону.

Гойму было хорошо известно, что графиня Рейс, предчувствуя появление новой фаворитки, всегда старается заблаговременно снискать ее расположение и доверие. Его крайне встревожило явное подобострастие графини, указывающее на то, что в Анне видит она преемницу княгини Тешен, но выказать свое негодование и то, что игру эту он понимает, Гойм не мог, да и не хотел. Графиня Рейс благодаря Гюльхен и собственным связям пользовалась большим влиянием при дворе, восстановить ее против себя – значило нажить опасного врага. Гойм, притворившись, будто ничего не видит и ни о чем не догадывается, отправился к графине на ужин.

В гостиной было людно и оживленно, но рядом, в кабинете, куда время от времени заглядывали хозяйка дома, ее ближайшая приятельница, Фюрстенберг и другие верные люди, говорили вполголоса о делах. В гостиной болтали о нарядах, делились сплетнями, которые ни для кого не были тайной. Все сходились на том, что нежность, выказываемая Августом княгине Тешен, предвещает скорый разрыв. Но королю по многим причинам приходилось считаться с княгиней. Известны были ее связи с Собескими, родство с Радзеевским и влияние, которым она пользовалась в Польше, – Август не мог сейчас этим пренебречь.

В кабинете графиня Рейс расспрашивала своего друга Фюрстенберга о разговоре с королем и о впечатлении, произведенном Анной Гойм.

– Я хорошо знаю, как наш повелитель относится к женщинам, – начал Фюрстенберг, – Анна Гойм держалась надменно и строго и этим немного отпугнула его, но к красоте ее он не остался равнодушен, а чувство у короля рано или поздно одержит верх над рассудком. Чем больше он боится ее, тем жарче будет желать, а уж он, если чего захочет, так добьется непременно. Анна Гойм, мне кажется, не расположена играть роль легкодоступной любовницы, она женщина сильная, и король, без сомнения, подчинится ей.

– Ты полагаешь, что ее царствование наступит?

– Я хорошо знаю короля и думаю, что она победит. Сейчас король не прочь бы удовлетворить свою прихоть, не вступая в прочную связь, и от графини зависит, как повести дело.

– А каков, по-твоему, князь, ее характер?

– Можно лишь догадываться, – сказал Фюрстенберг, – думаю, что ни муж, ни родные, ни даже она сама не знают, какой она станет, когда обстоятельства вознесут ее. Сейчас она женщина гордая, благородная, с энергичным характером, живым умом и незаурядными способностями.

– Но можно ли будет направлять ее?

Князь задумался.

– Я, во всяком случае, предпочитаю иметь дело с умными людьми, чем с такими, что сами не ведают, что творят. Поступки человека умного можно предвидеть, а глупцов, которые мчатся, не разбирая дороги, не так-то легко раскусить.

Они постояли молча. Графиня дала Фюрстенбергу знак, чтобы он оставил ее, потом прошлась в раздумье по кабинету и тоже вернулась в гостиную. Там она вскоре очутилась возле Анны, увела ее в кабинет и усадила рядом с собой.

– Дорогая графиня! – начала она серьезно, положив руку Анне на колени. – Если у тебя хватит терпения и снисходительности к старой приятельнице, выслушай меня и разреши говорить со всей откровенностью. Здесь нас никто не слышит, мы здесь одни, я хочу дать тебе совет, быть может, он пригодится. Ты достаточно хорошо знаешь двор, и наше время, и самое себя, чтобы понять, что тебя не зря вызвали в Дрезден. Королю надоела Тешен, но характер у него таков, что он не может жить без любви, мир прощает ему эту его слабость, будем же и мы снисходительны к столь великому и доброму государю, – тут уж ничего не поделаешь. Нам, его приближенным, остается одно: даже из слабостей его извлечь как можно больше добра и пользы для подданных. Ты, без сомнения, можешь занять очень высокое положение при короле, но здесь важно не медлить и действовать с умом.

– Дорогая графиня, – возразила Анна, – я не честолюбива, к богатству не стремлюсь, у меня есть муж, и я хочу остаться честной женщиной.

– Возразить против этого трудно, – сказала, улыбнувшись, графиня Рейс, – но позволь все же заметить, – я не понимаю, во имя чего ты обрекаешь себя на мученичество? Гойм человек неприятный; он развратник, неверный муж, любить его невозможно, рано или поздно сердце твое заговорит.

– Я заглушу голос сердца.

– Возможно. Но тоска и скука одолеют тебя, с отчаяния ты бросишься в объятия первого встречного и не найдешь счастья. Я знаю свет, это участь многих. Король же обаятелен и мил, жизнь с ним может быть раем.

– Но король легкомысленный и неверный, а мимолетных связей я не признаю, они мне отвратительны!

– Уверяю тебя, дорогая Анна, – возразила графиня Рейс, – от женщины зависит, станет ли такая связь прочной. Никакими узами закона короля не свяжешь, их расторгнет совесть или первый встречный священник. Только разум твой, такт и обаянье могут быть залогом верности короля. Мужа или любовника надо уметь привязать к себе.

Анна Гойм пожала плечами.

– Жалка та любовь, которую нужно держать в узде, – воскликнула она, – я такой любви не хочу. Откровенность за откровенность, дорогая графиня, – продолжала Анна, понизив голос. – Меня ничто не может тронуть, только сердце. Да, я хотела бы остаться верной Гойму, но не ручаюсь за себя. Мое сердце можно завоевать только любовью; если я полюблю, то открыто брошу Гойма и уйду к любимому, однако тот, кто полюбит меня, должен стать моим мужем.

– Ведь это король! Король!

– Хотя бы и король! – воскликнула Анна.

– Но ты же знаешь, что король женат, хотя они с королевой и не живут вместе.

– Ему пришлось бы расторгнуть брак с королевой и присягнуть мне в верности, – сказала Анна. – Ролью Эстерле, Кенигсмарк, Тешен я не удовлетворюсь.

Анна встала и величественным шагом прошлась по комнате, больше говорить было не о чем.

– Поступай, как тебе будет угодно, – закончила Рейс, – я обязана была предупредить тебя и дать дельный совет; что ж, останемся добрыми друзьями и не будем больше говорить об этом, но знай: положение, которым ты пренебрегаешь и о котором говоришь с таким равнодушием, не столь унизительно, как ты думаешь. Короли будут поклоняться тебе, ты сможешь управлять страной и предотвращать зло, сможешь спасать людей и дарить им счастье. Это чего-нибудь да стоит.

– Честь мне дороже всего, – заявила Анна, – не будем больше говорить об этом.

Графиня молча пожала ей руку, и они, не произнеся ни слова, вернулись в гостиную. Дамы, сидевшие там, пристально вглядывались в них, пытаясь отгадать что-нибудь по их лицам. На лице Анны играл румянец, а графиня Рейс была бледна, но обе приветливо улыбались, словно гроза миновала, оставив после себя ясную, без единого облачка погоду.

Под окнами замелькал свет факелов, освещавших по вечерам путь королевским экипажам, Фюрстенберг выглянул в окно: это и в самом деле был скучающий Август, он ехал к Тешен и в тусклом свете казался таким печальным, словно был приговорен к тяжелому наказанию. Увидев в окне или, вернее, догадавшись, что там Фюрстенберг, Август безнадежно махнул ему рукой, и экипажи исчезли за поворотом.