30

По дороге в школу я встретил Снежку. На ней был красный плащ с капюшоном и белые ботики.

«Это, пожалуй, красиво», – подумал я.

– Слушай, а почему ты не здороваешься? – сказала Снежка. – Я хочу, чтобы ты говорил мне «доброе утро» и «всего хорошего». Я нарочно тебе навстречу шла. Я тебе вопрос задам. У меня есть кошка Цапка. Ей три года. Знаешь, сколько она денег проела за это время, если съедает в день тридцать копеек?

– Сколько? – спросил я.

– Вот это надо подсчитать. Рыбка, молочко, колбаска. Твой щенок ещё больше проедает.

– Тебе что – жалко?

– Ни капли, просто интересно. А мы не умеем считать, – пожалела Снежка.

– Ну, раз не жалко, то пойдём после уроков к моей маме. Она на вычислительной станции работает. Тут недалеко, – предложил я, обрадовавшись, что Снежка не жадина для своей кошки.

На двух уроках в этот день мы с ней не получили ни одного замечания. А в конце второго урока я вдруг вспомнил, что папа велел мне никогда не трусить, и решил, не откладывая дела на неделю, принести в школу Кыша. Раз проиграл, значит, надо выполнить Снежкино желание.

Представлять, что из всего этого получится, мне не хотелось. И без представления было страшно. По-моему, никогда мне не было так страшно.

Ещё не прозвенел звонок, а во рту у меня стало кисло и в ногах появилась противная слабость.

«Вот и настал тот самый момент, когда надо проявлять смелость, – подумал я, услышав звонок на большую переменку. – А то какая же смелость, если ни капли не страшно?»

Ничего не сказав Снежке, я сбегал домой. Кыш вёл себя хорошо, потому что перед уходом в школу я достал с полатей свои старые игрушки и надувного крокодила и дал Кышу поиграть.

Пингвин со свистком так ему понравился, что он даже не бросился мне навстречу. Кыш сжимал зубами резинового пингвина, который при этом посвистывал, и раздумывал, что это означает.

– Пойдём в школу. Только быстрей, а то опоздаем, – сказал я, погрузив Кыша в здоровенную сумку из-под картошки.

Нести её было тяжело. Но ноги у меня подгибались не от тяжести, а от страха.

«Не трусь. Не трусь. Видал, как папа усмирил Геру и Рудика. Вот и не трусь!» – говорил я сам себе для смелости.

Хорошо, что переменка ещё не кончилась. Суматоха в коридоре была такая, что на сумку с собакой никто из ребят не обратил внимания.

Я положил её под парту, а сам уселся в ожидании звонка.

Миша Яковлев, собрав вокруг себя любопытных, рассказывал, как он купался летом в Чёрном море, нырнул в маске и застрял в подводных скалах. Но он не испугался, начал выкарабкиваться и бороться за жизнь. Боролся он долго. Все думали, что Миша утонул, и очень удивились, увидев его.

– Наверно, я дышал, как рыба. Потому что если бы я не дышал, как рыба, то давно задохнулся бы, – сказал Миша.

– Что же ты, совсем не заметил, как дышал? – удивился кто-то.

– А ты замечаешь, как дышишь?.. Вот и помалкивай, – сказал Миша, и никто ему ничего не возразил.

31

Но вот начался урок. Кыш лежал в сумке, не шевелясь и не поскуливая. Я перестал трусить. Всё равно отступать было некуда. Я шепнул Снежке:

– Мы в расчёте. Больше я не должен тебе твоего желания.

Снежка ничего не поняла. Тогда я нагнулся, побольше открыл «молнию», Кыш высунул голову, и Снежка его увидела.

Но вели мы себя так, что Вета Павловна ни о чём не догадалась.

Снежка сделала знак, что мы в расчёте и что я молодец. Сама она, по-моему, немного перетрусила и от волнения закусила губу.

И всё было бы хорошо. И урок кончился бы благополучно, хотя время тянулось медленно, если бы по коридору мимо нашего класса не прошла общая школьная кошка по имени Миска. Проходя мимо, она ещё зачем-то громко мяукнула, и я не успел удержать Кыша.

Он выпрыгнул из сумки и стрелой пролетел к двери, очень напугав Вету Павловну. На дверь Кыш налетел с ходу грудью, она открылась, и через секунду в коридоре поднялся такой кошачий вой и шип, что я, чувствуя непоправимое, затрясся от страха.

В моей голове промелькнуло: «Всё! Теперь мама отдаст Кыша в другой дом, другим людям… Отдаст из-за меня!..»

Больше я ни о чём не успел подумать, без спроса вылетел из-за парты и бросился оттаскивать Кыша от кошки.

В коридор уже выбежали ребята и учителя из соседних классов.

Школьная кошка Миска, спасаясь от Кыша, вспрыгнула на подоконник и шипела, дугой выгнув спину. Вся она была взъерошена, как ёрш, которым моют молочные бутылки.

Кыш молча, словно он вышел на охоту, подскакивал, стараясь лапой сбить с подоконника Миску, а Миска выла и орала.

Я схватил Кыша в охапку, крича: «Фу! Фу!» И все ребята вокруг захохотали. Конечно, им было весело: вдруг посреди урока посмотреть бой собаки с кошкой. Учителя стали загонять всех обратно в классы, и вот тут-то передо мной возник неизвестно откуда взявшийся завуч.

– Твоя собака? – спросил он.

– Ик… ик… ик… – только и смог ответить я, прижимая Кыша к груди.

– Сероглазов! Я ещё раз спрашиваю: TBOЯ собака?

– Ма… ик… ма… ик, – снова заикал я.

На моё счастье, рядом со мной оказалась Снежка. Она раза четыре стукнула меня по спине кулаком, я перестал икать, немного опомнился и наконец ответил:

– Это не собака, он ещё щенок.

При этом я с благодарностью взглянул на Снежку. Не стукни она меня четыре раза по спине, все продолжали бы хохотать, а я ещё глубже провалился бы сквозь землю.

– Вета Павловна, продолжайте занятия. Мы с Сероглазовым зайдём ко мне в кабинет… Всем! Живо по классам! – сказал завуч, и всех как ветром сдуло из коридора.

Миска всё ещё стояла на подоконнике и шипела тихо-тихо, как проколотый футбольный мяч.

Мы с завучем остались одни в пустом огромном коридоре. Кыш внимательно смотрел на завуча, забыв про кошку. Он понимал, что завуч опасней для него и для меня, чем кошка, и собирался зарычать. А завуч смотрел на Кыша и на меня.

Потом мы зашли к нему в кабинет. Завуч сел за стол, долго думал и спросил:

– Тебе, Сероглазов, нравится учиться в школе?

– Сначала не нравилось, а теперь… ничего… нравится, – сказал я, решив с этой минуты ничего и никого всю жизнь не бояться.

– А ты знаешь, что у тебя испытательный срок?

– У всех у нас испытательный срок, – сказал я, нарочно вздохнув поглубже.

– У кого это – у всех? – спросил завуч. – У меня, например, нет испытательного срока.

– Кышу моя мама назначила испытание на неделю… и если вы скажете… его исключат… то есть выгонят от нас… Не говорите… Я больше не буду! – попросил я.

– Так… так. Значит, у вас обоих испытательный срок? Тем более и ты и он должны быть образцом поведения. А что мы видим? Один приносит второго в класс, а второй нападает на беззащитную кошку. И оба срывают урок. Зачем ты его принёс?

В кабинете завуч был совсем не такой страшный, как в коридоре. Он ждал моего ответа, постукивая карандашом по столу.

Я подумал, что если рассказать всю правду, то может попасть Снежке. Ведь я только проспорил желание, а само-то желание придумала она, а не я. Врать завучу мне не хотелось, а что делать, я не знал.

Я стоял и помалкивал, а завуч ждал и постукивал карандашом по столу. И страшней всего было то, что я ничего не мог придумать лучше правды.

Вдруг раздался стук в дверь.

– Войдите! – сердито сказал завуч, и в кабинет неожиданно вошла Снежка.

Лицо у неё было заплаканное, нос распух, а красный бантик на косичке совсем потемнел. Снежка с горя изжевала его, как Кыш папин галстук.

«И она тоже что-то натворила?» – подумал я.

Но Снежка быстро затараторила, что Вета Павловна разрешила ей пойти и рассказать, как всё получилось. А всё началось с того, что не надо было есть на уроке рыбу саблю и спорить. Для того чтобы проверить, смелый я или трус. Тогда я не принёс бы в школу щенка. Но теперь-то уж, заверила Снежка завуча, мы на всю жизнь запомним, что такое дисциплина и не будем спорить на уроках…

«Ну, Снежка! Вот настоящий друг!» Я уж думал сказать: прощай, родная турбаза! И Вета Павловна, и завуч, и директор! А она спасла меня, как сенбернар в горах из-под целой лавины!

– Вы осознали свои поступки? – спросил завуч со слезами на глазах. Он перед этим вопросом долго кашлял.

– Да! – хором ответили мы.

– Идите на урок. Щенок останется здесь, – сказал завуч. – Не бойся. Я его не съем. После урока отведёшь его домой.

– А знаете, что он у вас тут наделает? – спросил я и вкратце объяснил завучу что.

После этого он быстро согласился с тем, что я должен сейчас же отвести Кыша домой. Снежке он велел доложить Вете Павловне о нашем разговоре и попросить её зайти к нему после урока…

Я быстро добежал с Кышем до дома, вымыл вспотевшее от всей этой истории лицо, напился воды и вернулся в школу, уверенный, что уж сегодня Вета Павловна ни за что не забудет зайти к нам домой.

32

Я вошёл в класс в тот самый момент, когда Вета Павловна повторяла с ребятами вчерашний разговор про дисциплину.

– Конечно, легче всего запомнить, что у всех у нас общий интерес – учёба. И что всё мешающее учёбе – нарушение дисциплины. Запомнить это нетрудно. Трудней правильно поступать. Вот давайте решим несколько примеров по… дисциплине. Кто хочет решить первый пример? Миша Львов, пожалуйста. Допустим, на уроке тебе захотелось сделать шарик из промокашки и бросить его в затылок Грише Сундарёву. Как ты поступишь, как следует всё обдумав?

Тигра встал, подумал и ответил:

– Шарик я скатаю на уроке, а уж брошу его на переменке.

«Молодец Тигра! – подумал я. – Я бы тоже скатал на уроке, а бросил на переменке. Хороший ответ!»

– Почему ты бросишь шарик в своего товарища на переменке? – спросила Вета Павловна.

– Чтобы не мешать Грише Сундарёву учиться на уроке, – сказал Тигра.

И я опять отметил про себя: «Хороший какой ответ!»

– Гриша Сундарёв! Ответь нам, пожалуйста, для чего создана переменка?

– Для того, чтобы отдыхать от урока, – сказал Гриша и, сжав кулаки, сверкающим от обиды взглядом посмотрел на Тигру.

Можно было подумать, что он только что получил шариком из промокашки по затылку.

– Молодец! Миша Львов, надеюсь, теперь тебе понятно, что на уроке нельзя Сундарёву мешать учиться, а на переменке отдыхать?

– Понятно, – сказал удивлённый Тигра.

А я подумал: «Какой он решал трудный пример!»

– Между прочим, тебе самому приятно будет получить мокрым шариком по затылку?

– Пусть только попробует! – угрюмо сказал Тигра, исподлобья посмотрев на Гришу.

– Вот и сам никогда не пробуй. И привыкай перед тем, как поступить, думать: хорошо ты поступаешь или плохо. Оля Данова! Реши нам следующий пример. Например, ты ешь на уроке сдобную булку, а Снежана Соколова это заметила. Как ты поступишь?

– Я ей отломлю кусочек, – сказала, подумав, Оля.

– Так. Очень хорошо, что ты не пожадничаешь и поделишься с подругой. А как поступит при этом Соколова?

Снежка встала, и я почувствовал, что ей очень хочется съесть кусочек сдобной булки, предложенный Олей Дановой.

Она не смогла ответить на такой трудный вопрос и сказала, вздохнув:

– Не знаю…

– Так. Допустим, Оля с тобой поделилась. Обе вы сидите, жуёте, а я стараюсь, объясняю вам новый материал, а, между прочим, у меня в портфеле лежит бутерброд с колбасой. Мне ведь тоже хочется есть. Значит, по-вашему, я должна достать бутерброд, поделиться с Сероглазовым, потому что он тоже хочет есть и только думает: «Скорей бы большая переменка!», и урок мы превратим в обед. Так?

– Лучше уж не есть на уроках, чтобы никому не было обидно, – сказала Оля Данова.

«Откуда Вете Павловне известно, что я и вправду только и думаю о большой переменке?» – старался догадаться я.

Вета Павловна задавала ещё много вопросов, интересных и трудных примеров, а мы старались правильно их решить.

Меня она неожиданно почему-то спросила, кем я хочу быть.

– Директором зоопарка, – сказал я.

– А почему, Алёша? – поинтересовалась она.

– Потому что я люблю птиц и зверей и буду для них хорошим начальником, – ответил я.

Вот тут все засмеялись, и урок кончился.

33

После уроков по дороге домой я сказал Снежке:

– Никогда не забуду, как ты меня выручила у завуча и вылечила от икания! Значит, мы уже начали есть пуд соли.

Ещё я рассказал, как папу предал его лучший друг дядя Сергей Сергеев и весь их пуд соли пропал.

– У нас так не получится, – сказала Снежка.

Мы зашли ко мне, поели, накормили Кыша и вместе сделали письменные задания.

Потом я показал Снежке, как Кыш зажигает и выключает свет. Потом Снежка позвонила бабушке, чтобы она не беспокоилась, и мы пошли на вычислительную станцию к моей маме. Эта станция находилась недалеко от нашего дома.

Проходной со сторожами на станции не было. Не то что в папином институте.

Мы прошли по коридорам в зал, где работала мама.

– Как будто кузнечики стрекочут, – сказала Снежка.

А Кыш не знал, что ему делать, когда вокруг так много всего жужжащего, стрекочущего и щёлкающего, и мигают сотни каких-то лампочек, жёлтых, зелёных, красных, и по экранам пробегают белые змейки.

Я попросил девушку в белом халате найти мою маму.

Мама очень удивилась, когда увидела нас троих, и рассердилась, но я сказал, что пришёл по делу и что Снежке, которая помогала мне делать уроки, очень нужно подсчитать, сколько денег будет истрачено на её кошку Цапку за двадцать лет, если в день на неё тратят тридцать, а иногда и сорок копеек.

Заодно я попросил маму сделать подсчёт на Кыша тоже на двадцать лет и рассчитать, по скольку граммов соли в день должны есть два друга, пока не съедят целый пуд без вреда для здоровья.

И конечно, я попросил разрешения взглянуть, как машина справится с нашими вопросами.

Мама что-то объяснила сотрудникам, обступившим нас и заигрывавшим с Кышем.

Один из них почесал макушку и сказал, что задачи очень сложные и машине придётся работать на полную мощность.

Он нажал несколько кнопок. Машина защёлкала, на ней замигали маленькие разноцветные лампочки, и вот уже из щели показался листок голубой бумаги с колонками чёрных цифр.

– Вот смотрите, – сказала мама. – За двадцать лет, Снежка, на твою кошку уйдёт тысяча четыреста сорок рублей; а на Кыша – в полтора раза больше: две тысячи сто шестьдесят рублей.

Все сотрудники ужаснулись.

– Это – «Запорожец», – сказал тот, который нажимал кнопки.

– Целая дача! – сказал другой.

– Несколько мотоциклов, – добавил третий.

– Молочко, колбаска, рыбка, – объяснила Снежка.

– Тысячи пирожных! – воскликнула девушка, которая искала мою маму.

– Действительно, есть над чем задуматься, – сказал пожилой дядя. – Такая кнопка съест за двадцать лет «Запорожца». А какая отдача? Что ты получишь взамен, мальчик? – спросил он.

Я не знал, что ответить, да мне и не хотелось ничего отвечать, но из-за мамы я как можно вежливей сказал:

– Мне ничего не надо. Мне собака нужна.

– А мне кошка, – заявила Снежка.

– Ну, дети, пошли, я вас провожу, – смеясь, сказала мама и отдала нам листок с цифрами.

Оказывается, если бы мы со Снежкой ели в день по восемь граммов соли, то, для того чтобы съесть целый пуд, нам потребовалось бы пять с чем-то лет.

– Тогда мы будем учиться в шестом классе, – сказала Снежка.

– Лучше давай есть по четыре грамма, – сказал я, – чтобы до десятого класса хватило этого пуда.

Снежка согласилась, и напоследок я спросил у мамы, не жалко ли ей истратить на Кыша за двадцать лет такие большие деньги. Может, она лучше будет копить, а потом купит дачу, «Запорожца» или тысячи пирожных?

Мама вспыхнула и ничего не ответила. Я почувствовал: она на меня в обиде за такой вопрос, и сказал, что пошутил. И ещё я никак не мог понять, зачем нам учить арифметику, если машины считают так быстро и без ошибок?

Мы со Снежкой шли домой и спорили: кто главней – кошка или собака. То, что главней собака, мне было ясно без спора, но я спорил, чтобы не огорчать Снежку. Я говорил, что собаки охраняют границы и выступают в цирке, защищают и спасают людей, находят краденые вещи, знают арифметику. Что может быть веселей и интересней дрессированных собак? Но в ответ на все мои доказательства Снежка упрямо твердила, что всё равно кошки главней! Без них мыши и крысы съедали бы все наши продукты. И нас бы не было на свете… А тот, кто не имеет кошки, обязательно покупает холодильник, куда не могут забраться мыши, и холодильники специально мурлыкают во время работы, как кошки, и отгоняют мышей. Но я продолжал спорить.

– Ах, ты мне не веришь? – со слезами на глазах спросила Снежка и топнула ногой.

– А знаешь, почему собаки нападают на кошек? Они им завидуют, потому что глупей и не умеют мышей ловить.

– Вот и нисколечко не завидуют! Кошки сметану воруют и сосиски стягивают! – сказал я.

Кыш при этом залаял в мою поддержку.