Женька сидел на низкой жерди, просматривал письмо на немецком, прижав листок к толстому словарю. Приказано было изображать деловой вид.

«Дорогой Пауль, вчера получила от тебя открытку. Рада, что ужасная русская зима наконец заканчивается…

…воздушные тревоги, хотела бы я знать, когда они кончатся. Наше ПВО…»

Сосредоточиться было трудно, рукописные строки сливались перед глазами. Капитан Варварин уже больше часа находился в штабе. Возможно, там что-то пошло не по плану. Катрин сказала, что «будет рядом», и исчезла.

Страх терзал фальшивого младшего лейтенанта Землякова. Придут сейчас, арестуют. И дальше по законам военного времени… Вот у той сосны. Или в СМЕРШ передадут, для допросов с пристрастием. Нет, СМЕРШа еще нет, – только через месяц приказ о его создании появится. Но все равно. Кажется, гул боя усилился – это за рекой. Но все равно рядом. Нельзя же так. Бросили, да?!

В небе загудело. Женька задрал голову. Из-за леса вынырнули черточки самолетов.

– Воздух!!!

Мгновенно все пришло в движение. Откуда-то вынырнули бойцы в телогрейках, с разбегу прыгнули в пулеметное гнездо. Метнулись прочь связисты, ошалело завизжала катушка с проводом. Из хаты выбежали несколько командиров, задрали головы…

Рассыпавшаяся группа пикировщиков целеустремленно перестраивалась, уходила на юг. Выше промелькнули маленькие истребители.

– Не к нам. От Мерефы возвращаются, – отчетливо сказал стоящий на низеньком крыльце полковник.

Все занялись своими делами, только Женька продолжал неуклюже пихать словарь в полевую сумку. От хаты не торопясь подошел Варварин:

– Погружаешься в реалии, Земляков? А где наша драгоценная амазонка?

Катрин, придерживая шапку-ушанку, появилась из-за штабной хаты. В руках почему-то тарелка, шинель некрасиво перекошена.

– Ну и где гуляем? – поинтересовался Варварин.

– Тут рядом комендантский взвод окопался. Знакомилась. Вы угощайтесь…

На тарелке лежало штук шесть мятых моченых яблок.

– А не пронесет? – озабоченно спросил Варварин, но яблоко взял. – Я вообще-то принял грамм сто за знакомство. Закусить имеет смысл.

– Ну и как тут дела? Сработаемся? – Катрин вгрызлась в мягкий яблочный бок, сплюнула косточки.

– Чего нам не сработаться? Наше Управление авторитет имеет, – капитан откусил от яблока. – Важность задачи, поставленной штабом армии нашей группе, осознана. Правда, комбриг беспокоится о нашей безопасности.

– Это хорошо, – одобрила Катрин. – Люблю, когда обо мне беспокоятся. Об обстановке можно подетальнее?

– Обстановка так себе. В смысле, мы здесь на законных основаниях, это сомнению не подвергается. Мой коллега-особист погиб четвертого числа. Тут тоже расхождений нет. Следовательно, и осложнений с нами не возникнет. Все по плану. Но вот со связью у комбрига плохо. Со штабом армии радиосвязи нет, сносятся только через порученцев. Бригада истощена, ведет бои на пределе. Горючего еще хватает, но восстанавливать машины не успевают. Разбомбили мастерские, от техников рожки да ножки остались. И главное, связь. Боюсь, не успеем мы к месту действия.

– Если в «нуле» успели, почему здесь не успеем? – Катрин сунула тарелку Женьке. – Жри давай, Земляков. Здесь перебирать харчами не приходится.

Женька осторожно жевал кисло-сладкую мякоть. Руки грязные, на тарелке зола какая-то, но почему-то вкусно. Обалденно вкусно, если честно. А не ел всего-то со вчерашнего вечера.

Старшие разговаривали о ближайших планах. Женька слушал вполуха, разжевывая вкусную косточку. И так понятно – ночь здесь придется переждать. На следующий день бригада непременно получит приказ отходить к городу. Все ясно. В «кальке» чувствуешь себя чуть-чуть богом. В смысле – провидцем и оракулом. Тайным.

– …Патроны – это хорошо, – обрадовался Варварин. – А то и вправду как голый. И в штабе просить неловко.

Катрин выгребала из кармана шинели пистолетные патроны. Принялись набивать обоймы.

– А упаковка-то наша вполне ничего, – заметил капитан. – Оправдывают себя современные технологии.

– От кобуры горелым несет, – пробурчала Катрин. – Надо бы стволы почистить.

– Вот и займитесь, – Варварин махнул рукой куда-то в направлении ближних хат. – В третьей или четвертой халупе место имеется. Вы пока устраивайтесь, обживайтесь, начштаба насчет вас приказ отдал. Через час батальон бригады к реке выдвинется, под ногами лучше не мешаться. Жень, к тебе ПНШ-2^[9] подойдет. Они вчера вечером документы взяли, посмотришь. Для разминки.

14.25. Хутор в 2 км северо-западнее дороги на Безлюдовку

На грохот Женька внимания больше не обращал. Разбирался с документами. Несколько солдатских книжек, записная книжка. В принципе, ничего сложного и интересного – обер-фельдфебель из Берлина. Но ведь подлинные бумаги. С запахом. Вчера Макс Кренн был жив, сегодня… Письмо получил 5-го числа. Хорошо работает у немцев полевая почта.

«Дорогой Макс, была счастлива получить твое письмо. Надеюсь, погода у вас скоро улучшится…»

ПНШ-2 – невысокий чернявый старлей, сначала вертелся рядом, мешал. Потом с Катрин принялся любезничать. Действительно, наставница как отвлекающий фактор выше всяких похвал. Недаром в Отделе ее так ценят. У беды глаза зеленые, не простят, не пощадят. Хм…

«…Вчера была на Потсдамер-Плац, видела Эмму. У бедняжки неприятности с мужем. Он был во Франции и…»

Громыхнуло близко, с низкого потолка посыпалась известь и глина. Женька принялся машинально выскребать из-за шиворота мусор.

– Земляков, ты бы пригибался для порядка, что ли, – весело посоветовала Катрин.

– Угу, сейчас-сейчас, – пообещал Женька.

«… и этот обманщик ей прямо в глаза заявляет, что он совершенно невиновен…»

– Так вы прямо из Москвы? – восхищался старлей. – Как там?

– Столица, она и есть столица. Живет, работает. Метро, Большой театр – все на месте. Стараемся фронту помогать чем можем.

– Да, служба у вас ответственная. Вот сразу в грязь к нам, под снаряды и мины, – старший лейтенант откровенно любовался профилем столичной гостьи.

Понять танкиста было можно. Сияла младший лейтенант: в меру загоревшая, относительно чистенькая, короткие пряди прически отливают золотом, челочку заколка-невидимка по-домашнему придерживает. О глазищах можно и не упоминать. Ангел, малость с ростом промахнувшийся. Женька и сам засмотрелся.

– Земляков, ну что там в документах важного? – немедленно осведомился ангел.

– Шестая танковая дивизия. В основном из Берлина и Гамбурга… Судя по письмам, боевой дух высокий.

– Это мы и так знаем, – вздохнул старший лейтенант. – Прут, будто медом им намазано. И танков много. Ну ничего, мы тут надежно держимся. Вот в наступление перейдем, тогда посмотрим, у кого дух тверже… Неразбериха у нас, да, Катя?

– Да брось ты. Я хоть и штабная, но на фронте бываю. Изредка. И на передовой в том числе.

Старший лейтенант глянул на одинокую медаль «За боевые заслуги», виднеющуюся под расстегнутой шинелью гостьи.

– Понимаю, у вас задания… специфические.

– Да какие там «специфические» у переводчицы? Это так получила – по совокупности ратного труда, – с досадой пояснила Катрин. – Вот за Севастополь так мне ничем и не отметили.

– О, и там приходилось бывать?

– Можно сказать, до самого последнего дня. Жаркий полуостров Крым…

В дверь загрохотали:

– Товстарлейтенант – к комбригу!

Начальник разведки выскочил, на ходу пообещав вечером заглянуть.

Женька дочитал документы. Екатерина сидела мрачная.

– Куда бумаги девать? – поинтересовался Женька.

– Солдатские книжки оставь старлею. Письма в печку, на растопку.

Письма в щелястую дверцу Женька запихал, подтолкнул лучиной. Из прогоревшей печки почему-то пахло печеным луком.

– Кать, у меня два вопроса. Можно? – Женька поворочал лучинкой в золе.

– Валяй, только не пыли. Лучше полено подсунь, а то совсем погаснет.

– Товарищ Мезина, а нас кормить будут?

– Особо губы не раскатывай, но забыть не забудут. Мы гости из штаба армии, да и товарищ капитан напомнит. Он уже вписался. Ты, кстати, меня официально и на «вы» не величай. Здесь неестественно звучит. Что еще?

– А вы… ты чего злая? Не так что-то идет?

– Все так. Просто не люблю я взгляды… собачьи.

– Э… не понял.

– Что тут понимать?! Нормальному парню на фронте чего хочется? Женской ласки, как ты правильно догадался, чуткий товарищ Земляков. И смотрят. Еще хорошо, что сейчас бригада в деле, а то отбою от кавалеров не было бы. Да я их понимаю, осуждать и не думаю. Только утомляет, – Екатерина передернула плечами. – Я к таким вещам остро чувствительная. А тут еще эта цацка, – наставница стукнула ногтем по медали. – Знаешь, как сию регалию, сияющую на женщине, интерпретируют? Медаль «За половые потуги».

– Ну… дикость так говорить, – промямлил Женька.

Катрин фыркнула:

– А война, по-твоему, что такое? Дикость и есть. Дикость, когда в тебя стреляют и убить норовят. А чуть с этим отлегло, так еще противнее. Ненавижу я из себя лощеную б… изображать. Уж к делу бы быстрее.

За выбитым оконцем загрохотали двигатели – мимо хаты прошли «тридцатьчетверки». Совсем не такие, какие Женька в Кубинке видел. Ободранные, в неровных швах сварки, с искореженными крыльями. Земляной пол вздрагивал под ногами.

– К Соколову двинулись, – машинально пробормотала Катрин. – На слабый лед не сунутся – капитан наш наверняка намекнул, что не стоит рисковать. Ладно, ты займись словарем, а я пройдусь, насчет обеда прощупаю.

Сидел Женька со словарем, чувствовал себя дураком. Звуки боя усилились, вовсю стрекотали пулеметы, глухо бухали танковые пушки – 179-я бригада пыталась поддержать отбивающуюся на южном берегу Мжи роту чехословацких стрелков. Усилил огонь гаубичный дивизион – значит, немцы уже прорвались к церкви.

Несколько ответных снарядов разорвалось на окраине хуторка. Женька, оставив стратегические размышления, свалился под стену. Слышно было, как осыпаются срубленные осколками ветви в садике.

В хату ввалились несколько человек.

– Вот, блин, и внутрь натрусило, – Катрин заглянула в котелок. – Евгений, ты горох с песком любишь?

– Катенька, вы только подождите, мы живо все организуем, – сказал, отряхиваясь, крупный импозантный капитан. – У нас полно трофейных продуктов. Даже голландский сыр имеется. Вы любите сыр, Катенька?

– Обожаю. Особенно с белым калифорнийским вином, – сдержанно пробурчала Мезина.

Звеня ложками, выковыривали из котелка гороховую гущу. Месиво было густым, тушенки в него не пожалели. В общем, есть было можно. Капитан немного поразвлекал разговорами, потом улегся на дощатый топчан рядом со своим молчаливым спутником – тот уже похрапывал, подсунув под щеку промасленный танкошлем.

Катрин вычистила котелок, плеснула немного воды: