Тропинка, действительно нашлась, причем тут же. Шут взвалил увесистого старика на плечо и двинулся вслед за Фрэдом. Несли бузотера по очереди, и писарь все больше склонялся к тому, что решение сохранить ему жизнь – ошибочно. Луна освещала им дорогу и не скрылась ни за тучу, ни за облако, пока они не дошли до дома лесника.

До рассвета оставалось всего несколько часов, которые королевские служащие решили посвятить сну, заперев хозяина дома в чулане и заткнув рот кляпом, чтобы не мешал своими воплями, когда придет в себя.

Дрыхли, как убитые, без снов и, как не странно, выспались. По крайней мере шут.

Едва солнце поднялось над лесом, Фрэд, Прохор и лесник двинулись в путь. Причем последнего не то что не развязали, но даже кляп изо рта не вынули. Так он и брел по лесной дороге, и лишь проходя гать, возле которой едва не отправился на утеху водяному или кикиморе, что-то пробубнил и, судя по сверкнувшим глазам, – сплошные ругательства.

Лесные птицы пели, греясь на солнце, пауки плели свои сети. В тех, которые не оборвал шквалистый грозовой ветер, поблескивали капельки воды, в некоторых трепыхались маленькие мушки. За ночь земля насытилась влагой с избытком, поэтому на дороге появились лужи.

Брели молча. Летописец все еще прокручивал в мыслях произошедшее ночью, а Прохор не являлся сторонником праздных разговоров, только по делу и только с теми, кто ему по душе. Фрэд к таким людям не относился, с ним даже помолчать не о чем.

Примерно через два часа путники вышли на тракт, как раз в том месте, где вчера писарь нагнал шута. Оно практически не изменилось за тем исключением, что лошадь пропала.

– Наверняка цыгане сперли! – всердцах выругался писарь. – Теперь из жалования удержат.

– Не переживай, я это улажу, – приободрил его шут.

Фрэд усмехнулся, и в этот самый миг послышалось конское ржание.

– Нашлась! – радостно воскликнул писака, потирая ладони. – А я на цыган грешил. Жозефина, иди сюда!

Спустя несколько секунд появилась кляча, и это событие вновь разочаровало Фрэда. Лошадь оказалось чужой, но имелся и плюс – повозка! Если договориться с хозяином, то можно доехать до столицы, если, конечно, тому по пути. Но договариваться не пришлось, в телеги лежали вповалку дворцовые музыканты, возвращающиеся со свадьбы из Длинных плугов. Одноглазый возница спал. Добредя до путников, кобыла замерла и стала обнюхивать связанного лесника, от которого несло болотиной за милю. Видимо почувствовав, что гнедая встала, погонщик приоткрыл единственный глаз и гаркнул, разбудив своих друзей.

– Какого рожна остановилась, бестия?!

– Рене, – окликнул его темноволосый певец, садясь и хватаясь за голову. – Говори потише, по добру тебя прошу. Голова трещит.

Тут заговорил второй голосарь компании, обращаясь к первому.

– Михась, подвинь свой зад. Я сейчас с телеги свалюсь!

– Дрон, – ответил тот, – иди ты, знаешь куда…

В перепалку вступили и другие участники труппы.

– Мария вообще все место заняла!

На что та ответила.

– А от тебя, Яшка, всю дорогу перегаром несет!

– Да-да, – поддержал ее хозяин звонкого бубна – Сандро.

– От вас самих не розами пахнет! – вступился за друга длинноволосый блондин со странным именем Бал, высунувший голову из-под соломы.

Завязалась толкотня, грозящая перерасти в нешуточное побоище, в результате которой с повозки был сброшен прямо в дорожную грязь ни в чем не повинный возница. Он вылез из жижи, отжал портки, рубаху и, натянув обратно одежду, кинулся в кучу-малу, которая продолжалась пять минут, если верить часам шута.

– Не переубивали бы друг друга! – покачал головой Прохор, но броситься разнимать бузотеров не рискнул. Он, конечно, в драке не промах, но тут не его ума дело. Сами пускай разбираются. Те закончили, когда начала громко верезжать Мария. Кто-то из мужиков, видимо, потерял интерес к драке, и принялся ее щупать за всякое. Она не стала это терпеть и в ответ дала кому-то коленом между ног. Успокоившись, музыканты, наконец, обратили свое внимание на невольных зрителей представления, что они устроили.

– Мое почтение, уважаемые! – махнул рукой Прохор. – Вижу, свадьба удалась на славу.

Артисты одновременно отмахнулись и принялись поправлять растрепавшуюся одежду.

– Не говори ничего, – буркнул Рене, подбирая вожжи. – У тебя, я вижу, тоже все срослось, – и он кивнул на лесника.

– Ага, расскажу – не поверите!

– Прыгайте в телегу, – сказал Михась, припадая к бутыли с водой, – а этого на самое дно кидайте. Инструментов-то нет. Вчера гульнули хорошо. На мандолине всего две струны целых осталось. Кхе…

Дрон выхватил бутыль, которая, в свою очередь, перекочевала к Марии, а уж потом и к остальным. Прохор с Фрэдом забросили лесника в телегу, а сами примостились с краю. Возница попытался причмокнуть пересохшими губами, но у него ничего не вышло, потому он стеганул клячу вожжами и прикрикнул.

– Трогай уже, гуляш ходячий!

Натужно заскрипели колеса, грозящие отвалится в любой момент. Писарь тут же заснул, привалился к Прохору и стал похрапывать, не смотря на то, что ему и нос затыкали и толкали в бок. Не помогло.

На гречишном поле колотили подвешенные к чучелам черепки, отгонявшие настырных птиц. Те взлетали, кружили некоторое время в стороне и снова предпринимали попытку опуститься среди колосьев. Небо окончательно очистилось от облаков, и теперь солнце могло свободно карабкаться вверх, не боясь быть сокрытым от людских глаз. В воздухе, вместе с ветром, носился аромат полевых цветов, и жужжали пчелы.

Рене стеганул чуть было не заснувшую кобылу и обратился к шуту.

– Давай, вещай, чего это ты лесника связал.

– Ты не поверишь, – начал Прохор.

Он рассказал все, что случилось этой ночью, в красках. Потрясал руками, наводя ужас. Музыканты покачивали головами и охали. Когда дело дошло до действий на болоте, сам старик заворочался на дне телеги, за что Яков наградил его ощутимым тычком под ребра.

– Цыц, упырь! – рыкнул он.

Когда шут закончил, все согласились с мнением писаря, что деда не нужно было спасать, но рыжий хохмач отстаивал свою точку зрения, мол, все нужно сделать по закону. Убийцу нужно судить.

– А вы как погуляли? – спросил Прохор.

– О! – хором застонали артисты.

– Да ну их! – сказала Мария. – Как всегда, праздник оказался испорченным. Сыграли все, как положено, а потом понеслась кривая… А ведь хотели вечером уехать!

– Зато теперь есть идея для новой песни! – сказал Михась.

– Это точно! – поддакнул Яков. – Такая история приключилась, что…

Его прервал Дрон.

– Не говори ему ничего, потом не интересно будет! Придет в трактир и услышит!

Прохор почесал затылок.

– Какие вы нудные со хмеля, не уж-то я тоже такой?! Спойте что ли.

Артисты переглянулись.

– Так нет инструментов-то, – развел руками Бал.

– Вы меня удивляете! – шут всплеснул руками. – Так давайте, я не прихотливый. Только не страшилки ваши, что-нибудь спокойное, умиротворяющее.

Рене начал тихонько насвистывать, Сандро застучал ладонями по телеге. Яков стал дергать оставшиеся струны своей мандолины. Мария достала из-под соломы серп и стала водить по нему своим смычком, который чудом уцелел, извлекая околомузыкальный звук. Получалось довольно-таки сносно. Михась потер нос, пожал плечами, мол, почему бы и нет, и запел.

 
Утренний рассвет, солнце поднималось над землей.
Просыпался лес, восхищаясь розовой зарей.
Над озером стоял, клубился белый туман,
в овраге под горою шелестела листва,
луч солнца улыбался и с росою играл.
Особенно прекрасны утром эти места.
 
 
Продолжение сна… Дивная пора.
Как божественна природа и проста!
 
 
В небе голубом облака плывут, как корабли.
Теплый ветерок мчится над поверхностью земли.
 
 
Еще не пробудились петухи в деревнях,
и рыбаков на озере пока не видать,
коровами истоптана трава на полях…
Как здорово, что здесь мне довелось побывать.
 
 
Продолжение сна… Дивная пора.
Как божественна природа и проста!⁹
 

– Ты чего это, ваше шутейшество?! – спросил Дрон, глядя на Прохора. Тот шмыгнул носом и смахнул со щеки набежавшую слезинку.

– Сам не знаю. Какой-то я в последнее время сентиментальный стал, расчувствовался малясь. Не обращайте внимания.

– Мы довели шута до слез! – ударил себя по ногам Бал. – Ха!

Даже кобыла заржала. Прохор смутился, покраснел, как помидор, и про себя подумал: хорошо, что писарь спит. Точно растрепал бы на весь дворец! Это бы серьезно подмочило репутацию. Смеяться над шутом позволено только Высочайшим особам, остальным даже втихаря нельзя, а Прохор пока не давал даже малейшего повода хотя бы на ухмылку. Его боялись и правильно делали. В конце концов, он является одним из первых лиц государства и от его слова многое зависит. Король прислушивается к Прохору, поэтому неосторожная шутка в адрес любимца Генриха может привести весельчака к потере благосклонности сюзерена. Это в лучшем случае. За артистов Прохор не переживал, свои в доску, и язык за зубами держать умеют.

– Забыли! – нахмурился рыжий балагур и все молча подчинились. – Что нового за пределами столицы?

– Да ничего особенного, если не считать этого, как его там… – Рене приподнял повязку, почесал абсолютно здоровый глаз, что скрывался под ней, и вернул на место. – Искричество, что ли…

– Электричество, неуч! – дал ему подзатыльник Михась.

– Ну да, – хмыкнул возница. – Повезло жителям Плугов: никаких тебе дров. Масла не надо, фитилей тоже. Главное жилы не трогать, а то дух вышибет. У них уже двоих поросей убило, а бычку оторвало эти самые. Не может он больше, в общем. Жилы-то были древесной корой обложены и закопаны, но свиньи разрыли яму, и на тебе.

Прохор сделал вид, что очень заинтересовался, сам же прикидывал, почему мастер провел свет в деревню, находящуюся в десятках верст от столицы, а в замок никак не сподобится?! Он не удивился бы, если узнал, что Даниэль там наладил и воду в каждую избу, хотя почти все села в округе и так стоят на реках. Сто шагов с ведром не трудно пройти.

– Слушай, – сменил тему Прохор, – а зачем повязку носишь? У тебя же глаз на месте.

– Я так солиднее выгляжу, мудрее, – ответил Рене. – А кое-кто даже думает, что у меня там огненное око, обладающее воспламеняющим взглядом. Кстати, прошлогодний пожар в поле до сих пор на меня пытаются повесить. Я же тогда там с доярками… Хм.

– Михась, а у тебя с зубами чего? В драке выбили?

– Не, – отмахнулся тот. – Это я с ослом состязался. Перетягивали мои портки. Проиграл.

– Да… С вами не соскучишься. Хочешь, я поговорю с королевским лекарем, он тебе новые зубы у кузнеца закажет? – спросил на полном серьезе шут. – Я как-то по случайности себе один выбил о косяк впотьмах, так вставил, шельмец! – и показал артистам позолоченную фиксу.

– Не, – оскалился тот. – Я так выгляжу не то, что бы страшно… Ну ты понимаешь. Слушай, а ты не поможешь нам новые инструменты добыть, а то нам весь заработок придется потратить? Поговори с королем, так, мол, и так, есть необходимость и все такое.

– Для друзей – все что угодно, – Прохор сплюнул на дорогу и завалился на солому, придавив лесника. – Вечером в трактире обсудим условия сделки.

– Договорились!

Артисты тоже решили прикорнуть, за исключением Рене, ибо он правил кобылой, и Дрона, который достал из торбы клочок бумаги, писало, как у мастера, и принялся что-то сочинять.

Бабочки и стрекозы кружили над путниками, высоко в небе проплывал журавлиный клин. Солнце стояло в зените, нещадно паля все вокруг своими лучами. Лужи постепенно исчезали, а сам тракт становился ровнее. Вдалеке появились шпили дворцовых башен и флаги. Потом стало возможным различить фигуры гвардейцев на крепостных стенах, а спустя еще полчаса повозка проехала через Главные ворота столицы Королевства Серединных Земель.