Глава 2. Футбольная неудача

Лешка Хотиненко бегал по полю как угорелый и стремился взять всю игру на себя. В матче с шестой бригадой начался второй тайм, а нужного результата не было – пока лишь 2:2. И что самое обидное, ни одного из этих двух мячей Алексей не забил. Хотиненко при каждом удобном случае любил подчеркнуть, что был в трудколонии лучшим футболистом за все годы ее существования, благо подтвердить или опровергнуть сие утверждение мог только Мотька. Понятно, что в силу трудколовского патриотизма и личных дружеских отношений особого выбора у Зарубина в таких случаях не было.

Играл Лешка действительно самозабвенно, на любой позиции. Только на воротах не стоял, тут темперамент не позволял – выбежишь вперед, и того гляди мячик и закатают в оставшиеся пустыми ворота. Конечно, Хотиненко предпочитал быть в нападении, но при необходимости, надо отдать должное, не гнушался отбивать атаки соперника.

Сегодня Алексею кровь из носу надо было забить как можно больше голов. Рядом с боковой линией неровного, заросшего свежей травой, но уже вытоптанного в районе обеих штрафных площадок поля стояла, смеясь и неистово хлопая в ладоши, Павлина Овечкина. «Поля возле кромки поля», – скаламбурил про себя Хотиненко, отбирая у соперника мяч и ныряя в стремительную контратаку.

За прожитые на свете девятнадцать лет ни одна девушка не взбудоражила Лешкино воображение. Да и где? В трудколонии одни пацаны, в школе девчонки городские, которые воротили свои носики в сторону. Да и не прилетели тогда еще к Хотиненко любовные амуры. Недаром говорят в народе, что всякому овощу свое время.

Поля тоже поначалу не натянула в Лешкиной душе никаких струнок. Да и холод был зимний, что там разглядишь в женской фигурке, упакованной в ватные штаны и стеганку. Это теперь, когда солнышко в их, считай, южнорусских краях начало припекать, вызывая неотвратимые изменения в одежде, можно разглядеть, какая у кого фигура. А вчера, во время первомайского митинга, Поля в алой косынке и белой праздничной блузке особенно взволновала Лешкино сердечко.

Вечером, когда по случаю праздника собрались за расстеленными прямо на траве, рядом с палатками, скатертями, где-то добытыми усилиями комсомольского бюро, лицо Павлины, освещенное сбоку лучами клонившегося к горизонту солнца, показалось Лешке потрясающе красивым. Да и Полина фигурка, в которой чуть заметно проявлялась склонность к будущей полноте, была что надо. Потянуло Лешку к девушке, пусть и без огненной страсти, но зато прочно, по-простому, по-нашенски. А Павлина в ответ никак не выделяла Алексея, одинаково ровно улыбаясь всем. Даже Мотьке Зарубину, вчера заметно охмелевшему после длительного соблюдения сухого закона, – директор строительства товарищ Вигулис разрешил снять запрет в честь Первомая. Хотя на Мотьку мог повлиять совмещенный с общенародным праздником собственный день рождения – вся бригада в полном составе лезла к нему чокаться. И никто, кроме Лешки и самого Зарубина, не ведал, что Мотька никогда не знал настоящей даты своего появления на свет.

То ли от этих воспоминаний о вчерашнем вечере, закончившемся у огромного яркого костра, то ли еще от чего, но Хотиненко умудрился попасть в штангу в стопроцентно голевой ситуации. От отчаяния он рухнул на траву и обхватил голову руками.

– Вставай, чего разлегся! – понеслось со всех сторон, а Поля заразительно засмеялась.

Лешка подчеркнуто медленно поднялся, немного похромал для приличия и, приняв левой ногой отпасованный ему мяч, с места в карьер рванулся к воротам соперника. Но день сегодня явно не задался. Удар пришелся намного выше перекладины, мяч отлетел в низинку с чвакающей под ногами жижей. В такое место лучше идти в добротных сапогах, но кто ж в них играет в футбол? Да и сапоги, честно сказать, пока имелись не у всех – со снабжением было туговато. Изрядно измазавшийся глиной, Алексей вернулся на поле и доиграл матч без настроения. Мало того, что сам не забил, так еще и на последних минутах третий гол от шестой бригады пропустили.

Зато как приятно было потом в бане! Вся усталость и раздражение от спортивных неудач ушли далеко-далеко, а молодое, сильное тело вновь жаждало деятельности. Баня была одним из двух, наряду с двухэтажкой для начальства, сооружений в жилом городке, которые с натяжкой можно было назвать капитальными. Она гордо возвышалась над брезентовыми шатрами палаток. Когда Алексей с Матвеем приехали в Потехино в феврале, баня уже была. Говорят, ее нашли где-то на окраине Потехино и по приказу Вигулиса перевезли на территорию Соцгорода в разобранном виде. Банным стал выходной день шестидневки, в будни приходилось после работы довольствоваться рукомойниками да обливанием по пояс. Но это сейчас, когда наступили теплые деньки, раньше подобную водную процедуру позволяли себе только самые отчаянные. Ничего, впереди лето. Светлыми вечерами теперь можно будет бегать купаться на тихую спокойную Мотовилиху, несущую свои воды в направлении неблизкого Дона.

Лешка представил себя лежащим на берегу Мотовилихи вместе с Полей, и у него в груди начало разливаться будоражащее тепло.

Сама же Павлина вместе с Люсей хлопотали около большого котла с опостылевшим всем до предела пшеном. Чертовски хотелось мяса, но все попытки решить вопрос с Потехинским райисполкомом к результату пока не привели. Соседние колхозы тоже ничем помочь не могли. Они еще по осени выскребли у себя все, что могли, и по мясу, и по зерну, сдали государству, а сами перезимовали на одном честном слове. Сушеного мяса, вяленой рыбы и подмерзшей картошки хватило на строительстве до конца февраля, а дальше осталось пшено и еще раз пшено. Хорошо, сейчас первые огурцы появились – края-то как-никак южные. Воодушевившаяся Люся уже несколько раз клятвенно заверяла, что вскоре будет потчевать бригаду не просто пшенкой, а пшенкой с вишнями!

Однако сегодня миски снова наполнились самой обычной пшенной кашей, от которой сводило скулы. То ли дело вчера: стол хоть и бедненький, но все-таки праздничный – из неприкосновенного запаса, вскрытого по прямому указанию начальства.

Лешка похлопал Матвея по плечу:

– Ничего, Матюха, крепись! Еще три года и в армию, там тебя мясом с гречкой накормят и настоящим человеком сделают, перестанешь музейные портретики разглядывать!

У Зарубина сил хватило только на то, чтобы промычать заполненным пшенкой ртом:

– А пошел ты…

Долгий весенний день готовился смениться тихой ночью. Костер постепенно затухал, напоминая о том, что пора забираться в палатку. Завтра снова подъем в шесть ноль-ноль, когда нестерпимо хочется спать.

Глава 3. Вместо свидания – на трассу

Все три рабочих дня этой короткой недели Матвей изматывался по полной и еле доходил до своей койки, примостившейся в дальнем углу палатки. Уставшее тело наконец принимало горизонтальное положение, и наступал черед снов. Но вот почему-то в них ни разу не приходила Ревмира, зато в неограниченном количестве мелькали земля, тачки, лопаты и снова земля. Мотька просыпался, тревожно бросал взгляд по сторонам, с успокоением отмечал, что все вокруг спят, кто-то тихо посапывая, а иные разразившись могучим, на всю палатку, храпом, и тут же погружался в очередной сон все с теми же тачками, лопатами, кирками и лезущей со всех сторон ненасытной землей.

Днем помечтать о Ревмире не получалось. Во время перекуров и обеда башка была абсолютно пустой. Вечером за ужином, безуспешно борясь с намертво слипающимися веками, Матвей лишь успевал в очередной раз вспомнить, что в выходной он в обязательном порядке должен отправиться в Потехинский музей.

Все перечеркнул вечер накануне намечавшегося свидания с Ревмирой. Уже складывая инструмент под навес, бригада услышала усталый, но стремившийся казаться бодрым голос Женьки Кудрявцева:

– Ребята! В лагерь пока не идем. Сейчас товарищ Осипов здесь будет с важной информацией.

– Ну чего еще?.. Какая важная информация?.. А после ужина нельзя было? Жрать хочется! – неслось с разных сторон на бедного Кудрявцева.

– Молотишь тут киркой с утра до вечера, вон аж руки трястись стали! А что впереди? Жратвы нормальной и той нет! – сорвался на крик обычно рассудительный Николай Егоров. – Сколько уже хлопцев уехало. Я тоже вот к черту все брошу!

– Ну и бросай! – хлопнул по плечу Егорова незаметно подошедший сзади член парткома строительства Осипов. – Бросай и уезжай! Только одно ты, парень, запомни: как бы не пожалеть потом, не корить себя всю жизнь, что страна такое дело доверила, а ты струсил, не выдержал. И как потом в глаза посмотришь тем, кто остался и построил завод!

Николай смутился и юркнул в сторонку, смешавшись с ребятами из третьей бригады.

– Товарищи! Рассаживайтесь, вон брезент лежит. Ну, кому не хватит, то на кучах земли можно. Получится почти как в театре, – пошутил Осипов и спросил у ставшего рядом с ним Женьки: – Все бригады тут, которые на котлованах сейчас?

– Все, Афанасий Иванович, – стирая грязной рукой пот со лба, подтвердил Кудрявцев. – Можно начинать.

– Ну начнем, раз комсомольский секретарь разрешает! – попытался снова пошутить Осипов, но не найдя отклика, сразу перешел к основной части. – Товарищи! Про трудности на строительстве вы знаете. Долго говорить об этом не буду, но думаю, что каждый, кто сюда ехал, понимал, что не гопак отплясывать мы тут собрались и не кадриль водить. Стране нужны шины, свои шины, не можем мы от буржуев в этом вопросе зависеть и за границей покупать, как раньше. Короче, завод этот мы должны построить в срок, а еще лучше досрочно, построить любой ценой! Вот такую задачу наша партия ставит, товарищ Сталин ставит перед нами. Кто не выдерживает – пусть уезжает, силком держать не будем. Новые товарищи приедут. Вы же газеты читаете? По всей стране молодежь на стройки рвется. Вот сейчас гигантское строительство на Дальнем Востоке начинается: авиационный завод будет там самый лучший в мире, судостроительный. Читали?

– А где они, газеты, чтоб читать? – крикнул кто-то из третьей бригады. – Вы, товарищ Осипов, не знаете будто, с каким опозданием они сюда доходят? Радиоточки и той нет.

– А продукты? Сколько можно одну пшенку жрать! А мыло? После работы не помыться толком! Жилье будет строиться или вторую зиму в палатках? – неслось со всех сторон. – А электричество когда будет?

– Вот об электричестве я и хотел с вами поговорить, – неожиданно отреагировал Осипов, и все вокруг замолчали. – Без электричества, известное дело, и ни туды, и ни сюды. Для будущего завода, товарищи, своя электростанция будет строиться. И не только для завода. Она и жилье станет освещать, и школы, и больницы, словом, весь Соцгород. Да и в Потехино в перспективе линия пойдет, не век же там халупам стоять, перестроим и Потехино на новый, социалистический лад. Но ТЭЦ в один день не построишь, плюс надо будет наладить ее снабжение бурым углем с Камаданского месторождения. Короче говоря, товарищи, на первых порах строительство будет обеспечиваться от действующей линии, которая идет через Холминск. То ответвление, что на Потехино есть, оно нам не подходит, мощности не хватит. В общем задача следующая. Нужно в кратчайшие сроки построить линию электропередачи от магистрали к нам сюда. Это от ближайшей точки четырнадцать с половиной километров. Принято решение перебросить для решения задачи первую бригаду или объединенную, кто как называет. Задача, товарищи, следующая: установить деревянные опоры, выровнять землю под линией, чтоб никаких там деревьев лишних, кустарника, ям, промоин не было. Ясна задача?

– Ребята, вопросы есть? – крикнул Кудрявцев.

– Подожди, Евгений, – остановил его рукой Осипов. – Забыл вот что сказать. Задача первой бригады – это фактически установка опор. Сами провода будут натягивать специалисты, штаб строительства об этом уже договорился с крайкомом. Вот теперь вопросы давайте.

– А как же на котловане? Вместо первой бригады пришлют кого-то? – послышалось и слева, и справа.

– Нет, товарищи. Лишних рук у нас не имеется. Остающиеся бригады должны будут продолжить своими силами, причем без снижения объема работ. Выход тут только один: временно увеличим рабочий день и отменим выходной.

После этих слов установилась гнетущая тишина, от которой незримо веяло растущим напряжением. И оно прорвалось.