Глава 4

Отведённые Таргитаю покои оказались просторными. Светильники по углам дают достаточно света, разгоняют наступающую ночь, что рвётся внутрь через единственное окно.

Протопав в пыльных сапогах по роскошному ковру, Тарх сел на широкое, застелённое периной ложе. Взгляд прошелся по комнате.

Кроме стола и кровати, никакой мебели, разве что пара скрынь да лавка у стены.

– Столько места зря пропадает, – пробормотал он, подходя к окну.

После пира чувствует себя осоловевшим – вкусная и разносольная еда, вино, разговоры с женой и дочерью князя. Образ Ладомиры не идёт из головы, её ласкающее взор лицо, прекрасные глаза, от взгляда которых сладко щемит в сердце. Голос подобен журчанию ручья. От него бросает то в жар, то в холод, и в груди разрастается необъяснимое чувство, словно там расцветает волшебный цветок.

Таргитай пытался удержать образ девушки перед взором как можно дольше, но накатила сонливость, он зевнул, веки дрогнули. Подумал, что утром хорошо бы поиграть, в голове уже вертится новая песня, которую хочет посвятить прекрасной княжне.

Он выглянул в окно. Сумерки поглотили город, поля и кромку леса за городской бревенчатой стеной. В воздухе запах конских каштанов, жареного мяса с княжеской кухни. Луна озаряет мир мёртвенно-бледным сиянием, превращая улицы, площади и избы с теремами в призрачный, забытый богами город.

Внезапно дударь увидел ещё одно строение. Рядом с княжеским теремом к небу стремится башня. Поднимается из земли на территории детинца. Идущий вокруг княжеского двора частокол из массивных брёвен захватывает и её.

Башня из плотно подогнанных каменных блоков, они отчётливо видны в лунном свете. Выглядит тёмной, зловещей. На самом верху светится единственное окно. На фоне прямоугольника света промелькнул человеческий силуэт.

Таргитай загасил светильники, оставив один, и опустился на ложе. Пыльные и грязные сапоги лениво скинул на ковёр, который был чистым до его прихода, а теперь там будто вывалялись поросята.

Он мечтательно закинул руки за голову. Веки смежились, Таргитай уже начал проваливаться в сладкую дрёму, как вдруг– стена озарилась кроваво-красным светом. Глаза дудошника в изумлении распахнулись. Свет пошёл закручиваться по каменной поверхности, будто водоворот.

Наконец, красное сияние истончилось и пропало. Каменная стена сделалась прозрачной, и он узрел помещение с книжными полками, что тянутся до самого потолка.

Певец вздрогнул – некая сила рванула за волчовку в ту сторону. В конечностях ощутилось болезненное покалывание. Тело налилось странной лёгкостью. Поднимись сейчас ветер, то сдул бы его, как пушинку.

Таргитай изо всех сил сопротивлялся. Однако ноги сами подняли его с кровати и шаг за шагом стали медленно, против воли, приближать к прозрачной стене. Свет в ней сделался зеленоватым, и кажется, что комнату окутывает болотная вода пополам с ряской и водорослями.

Незримая могучая сила заставила подойти вплотную к мерцающей стене. Пальцы коснулись места, где должен быть камень, и тут же продавили его, провалившись во что-то упругое, прохладное, как холодец.

Незримая плёнка поддалась, и невра рвануло внутрь. Сопротивление мгновенно исчезло, и он вывалился в ярко освещённую комнату.

По босым ногам стегнула прохлада каменного пола. После полутьмы своей комнаты Таргитай зажмурился от ярких светильников, где по углам на высоких ножках танцует пламя.

У стен на полках до самого потолка лежат книги в кожаных переплётах, тускло блестят металлической отделкой. У окна уставленный колбами стол, там же раскрыта массивная книга. В тигле над огнем кипит зелёное варево, распространяя запах горьких трав. Даже распахнутое в ночь окно не в состоянии его выветрить.

У стола стоит приземистый человек. Фиолетовую мантию украшают изображения. Таргитай рассмотрел на спине огромного сокола, а также Мировое Древо, птиц с женскими лицами.

Узоры выглядят таинственно, пёстро, так что сразу видно: перед ним служитель культа, как раньше Мрак называл Олега.

Старик повернулся, и дудошник увидел его морщинистое лицо. Кончики седых волос касаются плеч. Старик глянул на невра из-под кустистых бровей.

Некоторое время его рассматривал, будто Таргитай – призрак, а не человек из плоти и крови. Невр попробовал двинуться и с облегчением ощутил, что тяжесть в руках и ногах исчезла.

– Ты тот самый воин, завороживший князя игрой на дуде, – произнёс старик, наконец.

– Чего тебе надо? – спросил Таргитай. Шагнув вперед, он тут же упёрся в незримую стену. Пальцы чувствуют упругое и гибкое, но продавиться через препону не могут.

– Да просто хотел на тебя посмотреть, – пояснил старик, глядя с брезгливостью, точно на муху. – Воин, который в одиночку зарубил семерых конников, а потом ещё и на пиру изумил всех божественной, как говорят, музыкой. Такое бывает нечасто!

Таргитай поморщился, запах трав от кипящего в тигле варева сделался настолько гадостным, будто туда кинули коровьего дерьма.

– Если уже насмотрелся, – сообщил он беспечно, – то я пойду. У тебя такая вонь, что хоть топор вешай.

Губы мага раздвинулись в жёсткой улыбке, невр увидел крупные, как у лошади, желтоватые зубы.

– Не спеши, – сказал он властно. – Меня зовут Радомир. Как ты уже понял, я маг. На службе у Кологора, присматриваю за ним с самого его детства, оберегаю.

Богатырь представляться не стал, много чести, да и вообще он сюда в гости на ночь глядя не напрашивался. Сейчас бы давно уже сладко спал, а тут этот дед, которому приспичило поговорить. Таргитай его отчасти пожалел – маг один сидит в этой башне, видать, друзей нет. Вот до чего магия доводит.

– От меня-то тебе что надобно? – спросил Тарх. – И зачем отгородился этой плёнкой?

Старик неспешно приблизился, и невр услышал, как незримая плёнка лопнула с тихим хлопком. Старик с подозрением обшаривает взглядом его лицо.

Маг оглядел широкие плечи этого парня, смерил взглядом кулаки – в каждом запросто поместится дыня, а если сожмёт, то во все стороны брызнет соком и мякотью.

– Не понимаю, – признался Радомир, наконец. – Здоров, как стадо быков. Тебе бы махать мечом. Но от тебя идет непонятная волшебная сила. Могучая! Её природу пока распознать не могу, но чую, ты не обычный воин, который просто шёл мимо. Кажется мне…

Он вдруг в великом изумлении уставился на Таргитая, глаза округлились. Потом медленно покачал головой, как показалось невру, с облегчением.

– Фух… Да нет, не может того быть… Показалось… Такого дурня с кулаками – да в боги?! Не бывало ещё такого на свете. Да и я же маг. Это невежественные волхвы видят богов в каждом кусте или дереве, особенно если напьются. А цивилизованный маг… гм… в общем, ладно. А что это у тебя?

Старик протянул руку, и из-за пазухи Таргитая сама собой выплыла дудочка. Невр обиженно охнул, попытался схватить, но вдруг понял, что руки не повинуются. Повисли тяжёлыми гирями. Он бросил на мага обвиняющий взгляд.

Дудочка по воздуху подплыла к старику, легла прямо в раскрытую ладонь.

Радомир принялся вертеть в руках, осматривать и так, и этак со всех сторон. Понюхал и даже попробовал подуть. Сопилка отозвалась натужным свистом.

– Дай сюда! – выпалил певец с обидой.

Старик небрежным жестом отослал дудку по воздуху назад.

Руки вновь повинуются, певец быстрым движением сунул её за пазуху. Попробовал сделать шаг к магу, но вновь ощутил, что между ними незримая стена. В босую ступню вонзилось острое, он, едва не вскрикнув, отпихнул острый камешек.

Радомир тем временем подошёл к столу и принялся сосредоточенно листать толстую книгу. Пальцы торопливо перелистывают страницы, будто только что видел нечто важное, но потерял и теперь не может отыскать.

– Вот! – молвил старик, наконец. Он посмотрел на Таргитая победно. – Ходят слухи, что недавно из древнего дремучего Леса вышло трое невров, и мир с тех пор резко поменялся. По всем землям словно прокатилась магическая волна. У многих людей открылся дар к волшбе, а также некоторые (единицы!) теперь могут складывать песни. Такие, что проникают в самое сердце, задевают глубинные струны!

Он смерил Таргитая снисходительным взглядом.

– Должно быть, тебе передалось это волшебное умение. Один из тех невров был светловолос и голубоглаз – прямо, как ты. Он добыл Меч Перуна, а ещё был славен божественным даром слагать песни. Говорят, они воздействовали на людские сердца сильнее, чем самая мощная магия!

Радомир на мгновение смолк, взгляд сделался отстранённым, словно когда-то лично зрел этих загадочных невров из Леса, и сейчас накатили воспоминания.

– Говорят, те трое до сих пор бродят среди людей, – молвил он, наконец. – А один из них, тот самый дударь, перековал Меч на плуг, ярмо и чашу, побил в битве самого Ящера и стал новым богом!

Вздохнув, будто мечтает самолично увидеть этих героев, он повёл дланью, и стена за спиной Таргитая сделалась прозрачной. Дудошник увидел свою окутанную полумраком комнату в детинце.

На стене перед ним закручиваются красно-зелёные спирали, мелькают женские лики, странные, белоснежные кони с рогом во лбу, которых он никогда не зрел. Однако при виде этих божественно красивых коней сердце от восторга застучало чаще.

– Ступай, – проговорил Радомир. – Но помни: князь мне дорог, как сын. Посмеешь причинить Кологору зло – пожалеешь, что родился на свет. И тогда никакие песни не помогут.

Таргитай ощутил толчок пониже спины, будто зловредный маг просто отвесил пинок под зад. Стены с книжными полками промелькнули с захватывающей быстротой. Навстречу метнулась погружённая в полумрак комната. Дударь, как лягушка, распластался на полу.

В носу защекотало, он тут же чихнул. Звук был такой, словно в горах обрушилась лавина. Единственный светильник погас.

Поднявшись, Тарх завалился на ложе, деревянная поверхность под периной протестующе скрипнула.

Вскоре стены комнаты легонько задрожали от храпа.

Глава 5

На следующий день нехотя пробудился, когда солнце уже било в глаза, а со двора раздавались громкие голоса челяди. Таргитай, сладко потягиваясь, сел на ложе, спустив ноги на пол.

За окном доносится людской говор, протяжное мычание коров. Где-то заржал конь. Таргитай услышал перестук молотов в кузнице, ноздрей коснулись запахи свежеиспечённого хлеба. Тут же потянуло мясным борщом, и желудок Таргитая звучно возроптал, намекая, что пора бы поесть.

Воздух в комнате жаркий, солнце за окном уже высоко. Будь здесь Олег с Мраком, давно бы разбудили пинками.

Таргитай тряхнул головой. Он рассудил, что пока можно и нужно спать и есть вволю, потому что позже могут настать более тяжёлые времена.

Развернул тряпицу. Слегка подмокшее и отдающее запахом крепкого мужского пота Перо Власти приветствовало его чистым белым сиянием. Однако, задержав на нём изумлённый взгляд, он узрел не только золотистый свет, но и красный, бирюзовый, сиреневый, что неуловимо меняется и превращается во все цвета радуги одновременно.

Аккуратно завернув Перо назад в тряпку, положил на подушку. Сам же ещё раз широко раскинул руки, потягиваясь и чувствуя, как сладко похрустывают суставы, как кровь быстрее бежит по крепким мышцам.

Внезапно дверь распахнулась, и трое слуг с кряхтением втащили большую кадку, поставили в самом центре. Проделали всё быстро, откланялись до земли и ушли.

Едва они скрылись, в комнату одна за другой стали заходить девки с вёдрами и выливать в кадку воду. От воды валит пар, сразу сделалось жарко, а девки в сарафанах посматривают на Таргитая, хихикают, к молодым лицам приливает кровь, заставляя щёки наливаться задорным румянцем.

Невр смотрит с удовольствием на их яркие сарафаны, пышные формы – всех как специально подобрали. Все дородные, полные жизненных сил, кровь с молоком.

Таргитай засмотрелся, но вдруг в мысли ворвался образ Ладомиры – её божественная красота, гордый и одновременно загадочный лик сразу затмили простую привлекательность служанок.

Девушки бросают на полуголого богатыря откровенные взгляды, щупают взорами его выпуклую грудь, крепкие, сильные руки, кубики мышц на животе и робко спускаются ниже.

В кадку натаскали воды, и в комнате сделалось жарко, как в парной. Невр скинул портки. Горячая вода приняла молодое сильное тело, поднялась до ключиц. Девки принялись тереть его пучками трав, разминать плечи и спину. Добавили в воду травяных настоек, отчего пошел кружащий голову запах.

Вскоре раздались гулкие шаги в коридоре. Певец раскрыл зажмуренные в блаженстве глаза и увидел, что рядом стоит седовласый Кодлан. Уже привычная физиономия, только на месте одного из ушей обрубок. Через шею тянется уродливый застарелый шрам. Смотрит с неудовольствием, словно с утра вместо сбитня ему дали выпить уксуса.

– Долго спишь, – промолвил воевода вместо приветствия. – Солнце скоро садиться начнет. В твоих краях так принято?

– Я сплю про запас, – пояснил Таргитай с ленцой. – Сегодня отправлюсь дальше, опять нелёгкая походная жизнь – снова кони, постоялые дворы, враги, если повезёт, женщины…

Прислужницы внимают, глядя на него восторженными глазами. Судя по взглядам, что кидают на лежащую на ложе дудочку, все хотя бы краем уха слышали его вчерашние песни. Они подливают в кадку горячую воду из огромного ушата, отскабливая Таргитая от глубоко въевшейся в кожу грязи и пыли.

Вскоре вода сделалась чёрной, будто туда насыпали угля. Тарха в последний раз сполоснули, насухо вытерли широким полотенцем.

– Насчет походной жизни, это ты ошибся, – загадочно проговорил Кодлан, когда девушки выскользнули из покоев, а дударь принялся надевать принесённые нарядные портки и расшитую петухами рубаху. – Можешь с ней попрощаться.

– Это ещё почему? – вопросил Таргитай с наивной простотой. – Думаешь, князь Кологор попросит ещё ему песни сыграть?

– Твои песни князю до одного места, – пояснил Кодлан с охотой. – Эх, посадить бы тебя на кол, потом снять, отрубить голову, а потом снова – на кол. Чтоб подольше мучился. А то приехал тут такой, рубит, понимаешь, княжеских воинов, поёт песни, строит глазки княжне, и никакого ему наказания.

– На кол за то, что рубит или за то, что играет песни? – уточнил дударь, глядя на себя разодетого в принесённое зеркало.

Стройный, могучий, голубые глаза лучатся силой и молодостью, влажные после мытья золотистые волосы красиво лежат на плечах. В зеркале же, за его спиной, отразилась недовольная и враждебная физиономия воеводы.

– За всё сразу, – проворчал Кодлан. – Да ещё и за то, что, наверняка, совершишь опосля.

***

– Что помыли, то хорошо, – молвил невр довольно, когда воевода повёл по длинному коридору. Здесь даже сейчас, при падающих в окна лучах дневного света, горят светильники, добавляя освещения и распространяя сладкий аромат благовоний. – Теперь месяц-два можно не мыться. Это вообще вредно, от частого мытья я чешусь. А что ты там насчёт попрощаться с походной жизнью?

– Сейчас всё узнаешь сам, – ответил Кодлан, проводя пальцами по коротким седым волосам, отчего стал похож на встопорщенного воробья. – Князь оказывает тебе великую честь! Даже не знаю, чем ты, дурень, её заслужил! Тебя бы повесить на главных воротах! Голову отдельно, задницу тоже. И ноги поотрубать.

Таргитай смерил его жалостливым взглядом. В глазах океан сочувствия, желание помочь, осчастливить этого несчастного бедолагу.

Он неодобрительно покачал головой.

– У тебя на уме только одно. Убить да повесить. В жизни много и других радостей – чистых, светлых! Поесть или поспать, например. Поиграть на дуде. А если ещё и девка попадётся красивая, так это ж вообще всё равно что в вирий живьём попасть.

Воевода посмотрел искоса, машинально потрогал на поясе рукоять меча, но вспомнил, что этот голубоглазый дурень – княжеский гость.

На нём кровь Сыча, промелькнула мысль. Ненависть поднялась чёрной волной, накрыв воеводу с головой. Челюсти сжались так, что заскрежетали зубы. Всё это отразилось на угрюмом лице.

– Что это с тобой? – спросил Таргитай с участием. – Клещ вцепился? Вытащить и не проси! Я только на голые зады девок согласен смотреть. Иногда только туда смотреть и можно, коли лицом не вышла. Помню, как-то раз во дворце кагана…

Кодлан пригвоздил его ненавидящим взглядом к стене.