6

В Москве было морозно, сухо и солнечно – полная противоположность прибалтийской погоде. Андрей медленно вышел из поезда и, неуверенно ступая по перрону, направился в здание вокзала. Вид у молодого человека был очень больной, будто его только что вынули из палаты для умирающих. Он ещё больше пожелтел, осунулся, под глазами отчётливо проступили тёмные круги-подпалины. Взгляд выражал какое-то тупое безразличие ко всему. Любопытно, что перед конечной остановкой поезда в тамбуре, куда Андрей выходил курить, к нему присоединился какой-то незнакомый стриженный наголо мужчина с красноречивыми татуировками на пальцах и, приняв Волкова явно за своего, ласково назвал его «братишкой» и поинтересовался, из какого лагеря он возвращается. Диалог Андрей пресёк сразу коротким и внушительным молчаливым взглядом. Вопросов больше не последовало. Судя по всему, внешность Андрея в эти минуты была такова, что ни на какой другой разговор не вдохновляла…

Выйдя из поезда, уже через минуту молодой человек почувствовал, что ступил на землю столицы. Для того чтобы пройти в зал ожидания, требовалось заплатить какому-то человеку в форме. Камуфляж «мытаря-мздоимца» был размыт так, что понять было невозможно, к какому ведомству он принадлежит. Это не был милиционер, охранник, работник железнодорожного вокзала. Однако у этого «страшилы» на поясе портупеи висела кобура, и кто знает, что в этой кобуре могло прятаться… Туалеты внутри вокзала были платными. Тариф! Вне вокзала – тоже платные, и тоже тариф! Самые обычные продукты на лотках стоили в пять-шесть раз дороже калининградских. Впрочем, еда Волкова не интересовала. Ему нужно было срочно найти в Москве пятачок, где торговали лекарством. Такие пятачки были в каждом городе.

Немного отдохнув и согревшись, он вышел из здания вокзала на улицу, только со стороны пригородных поездов. Хотел спрятаться от толпы, но вновь оказался лицом к лицу с особенностью столицы: огромная пёстрая толпа людей, где каждый как в муравейнике был занят своим делом, кипела, пенилась, переливалась через край, заполняя ещё не заполненные уголки привокзальной площади. От всего этого рябило в глазах, и предчувствие ещё большей усталости от шума столичной суеты навалилось на провинциала. Ещё немного – и он рухнул бы прямо на асфальт как подкошенный. К своей радости он заметил молодых ребят наркоманского типа, видимо, ожидавших пригородную электричку, и подошёл к ним, решив попытать счастья.

– Пацаны, где можно в Москве лекарство купить? – напрямую спросил он.

– Лекарство? – нахмурился один из них и недоверчиво покосился на незнакомца. – Ты вообще-то откуда?

– Издалека. Остался на кумаре, – сбивчиво пояснил Андрей. – Помогите, пацаны, я вас подогрею, денег не жалко… – Он оживился. – Если не верите, что я наркоман, могу показать руки.

Молодые люди переглянулись. По всей вероятности, они и не думали, что он «засланный казачок», – так не загримируешь даже в Голливуде.

– Вообще-то в Москве не принято запросто подходить и спрашивать, – строго заметил один из них. – Здесь кругом переодетые менты, опера рыщут… Мы тебе скажем, где достать, а дальше сам, идёт?

Андрей нетерпеливо кивнул.

– Доберешься до Н-й станции, там негры торгуют герычем. Увидишь чёрного, который прогуливается как бы между прочим. Смело подходи. Не ошибёшься. Можешь ещё у аптеки попробовать, там бабульки тусуются с димедролом, можно с ними перетереть насчёт герыча. Только смотри. Там мусоров больше, чем наркоманов, – предупредил он. – Лучше поезжай к неграм.

Андрей поблагодарил и направился в сторону метро. С собой у него была приличная сумма денег, часть дали родители, часть – его «добрая самарянка» Наталья, которая, несмотря ни на что, не хотела терять связь с Андреем. По пути к «Юго-Западной» его не пропустил мимо ни один постовой милиционер, каждого необходимо было слегка подогреть купюрами. Поэтому, когда он, раскумарившись каким-то бодяжным героином в подъезде московской многоэтажки, приехал на Казанский вокзал и купил билет до Нижнего Новгорода, наличность его была… будто спилена крупным наждаком. Постовой московский милиционер морщился, когда видел бумажку достоинством ниже пяти сотен рублей. За пайку герыча Андрей отдал в пять раз больше, чем следовало бы, однако наркотик был явно бодяжным. Ломку Волков слегка утихомирил, но на крыльях не летал.

Всю дорогу от Москвы до Нижнего он проспал. Поезд уже подъезжал к городу, когда молодого человека разбудила проводница. Андрей с трудом поднялся, его снова ломало, он осунулся и пожелтел, принял тот облик, что был у него вчера на выходе из поезда «Калининград – Москва». Ему требовалась инъекция «жизни», однако он рассудил, что лучше будет, если сначала доберётся до тётушки, старшей сестры отца.

Выйдя на привокзальную площадь, он с удовольствием отметил нижегородскую провинциальность – столь дорогую для того, кто бежит. А Волков ни на секунду не расслаблялся в понимании того, что его загоняют, кричат ему в спину «Ату!», «Держи зверя, бей его!». Милиционеры, стоявшие на площади, выглядели уставшими добрячками. Было в них что-то своё, родное, провинциальное: они медленно прохаживались взад-вперёд, мало обращая внимания на вновь прибывших пассажиров. Мимо них спокойно проходили и кавказцы, и подвыпившие русские, и бомжи. Никто никого не останавливал, не спрашивал документы. Одним словом, обстановка была своей для сбежавшего из зоопарка волка.

Пока Андрей пересекал площадь, чтобы выйти к автобусной остановке, он обратил внимание на местных наркоманов, которые тут же о чём-то договаривались с таксистами, нетрудно было догадаться, о чём. Всё это было очень похоже на то, что обычно происходило в Калининграде. «Вот и славно, – улыбнулся Андрей. – Здесь мне будет много проще…».

Тётушка Андрея по отцовской линии Надежда Николаевна Волкова была дома. Встретила она своего племянника не очень ласково. Худая, но очень крепкая старушка, прожившая всю свою жизнь без детей и без мужа, в конце жизненного пути помешалась на кошках и на одном из своих племянников Максиме, сыне своей младшей сестры, тоже незамужней. Надежда Николаевна вообще плохо переносила людей, а тем более родственничков, сваливающихся на голову откуда-то издалека, да ещё и с проблемами. Она и так-то терпеть не могла гостей с проблемами, у неё у самой проблем был полон дом: куда ни посмотри – одни проблемы. Даже краны на кухне и в ванной болтались как покойники на виселице – некому было починить. Туалет протекал, благо старушка жила на первом этаже. Соседи были никудышные. «Жалобщики и сволочи, каких еще не видывал свет».

Внешне тётя чем-то была похожа на высохшую щуку – губы у неё были длинные, тонкие; зубы мелкие, острые, хищные. Глаза – маленькие, живые, но совершенно без сострадания. Сострадание было съедено жизненным наждаком, как купюры Волкова московскими постовыми милиционерами.

Плеснув Андрею жидкого чая, она сходу начала жаловаться ему на ничтожную пенсию и на то, что ей приходится подкармливать чужих кошек.

– Верка, сестрица моя, уехала жить на дачу, а на мою шею повесила всю эту свору… – Она указала на трёх смирных кошечек, которые, нахохлившись, сидели около трёх пустых мисок. Очевидно, в ожидании хоть какой-то еды. – Один вот этот, Маркиз, – тётя неожиданно заулыбалась, засветилась какой-то странной радостью, – Маркизушка мой… Жрёт как здоровый мужик. Верка же… она негодяйка! Хоть бы часть своей пенсии мне оставила. Куда там, мне ж ведь кушать не надо. Я ж ведь святым духом питаюсь. Две рыбки на завтрак съем и сыта весь день. А ведь этим обормотам каждый день рыбу давай, ещё и не всякую есть станут. Твари избалованные. Маркиз, тот молодец, жрёт как плотник, всё подряд. Меня скоро съест. Раньше я молоко только себе покупала, – вновь запричитала она. – А теперь и им тоже. Вот и подумай, Андрей, как жить? Как жить-то?

Она кинула кошкам три кусочка ржаного хлеба, и они набросились на них, как на только что пойманную добычу. Тётушка, очевидно, держала их в чёрном теле, как и саму себя.

– Твой отец-то, чай, денег пришлёт? – спросила она напрямую, хотя лицом повернулась к окну. – Мне ведь кормить тебя не на что.

Андрей допил чай и поблагодарил тётю за угощение. У него не было ни аппетита, ни силы на гнев, всё оставил в дороге.

– Пришлет, – коротко ответил он.

– Когда?

– Не знаю. Мне нужно остановиться у вас на несколько дней, пока не найду работу.

– Ой, с работой у нас туго! – замахала она руками. – Максим-то Веркин уже полгода себе подыскать ничего не может. Вот ещё и он на шее сидит. А ведь он – парень с высшим юридическим образованием. Юристом раньше по фирмам работал. А сейчас пьёт он, сильно пьёт. До первого гонорара работает, а потом запой на полгода. – Она вдруг строго посмотрела на Андрея. – А у тебя с этим как? Отец раньше писал, что ты с наркотиками связался. А это, наверное, ещё хуже?

Андрей молчал.

– Мне ведь даже сегодня тебя покормить нечем.

Свалившийся на её голову племянничек вытащил все оставшиеся у себя деньги и протянул их старушке.

– Я, дорогая тётя, от суда убегаю неправедного, – устало проговорил Андрей. – Никому из соседей не говорите, что я к вам приехал, чтобы толков лишних не было. Пойду помоюсь и попробую заснуть, очень устал в дороге. Откровенно говоря, я ещё не совсем выздоровел. Болел.

Взяв деньги и пересчитав их, тётя немного оживилась.

– Иди-иди, – засуетилась она. – А я пока в магазин сбегаю. Что-нибудь к обеду куплю. Полотенце бери любое. Все чистые. Только кран с горячей водой на полную не открывай. Может отвалиться. В общем, ушла я. Да этим обормотам чего-нибудь куплю. А то Маркизушка мой меня точно сожрёт скоро.

Андрей вытащил из своей сумки полотенце, зубную щётку и станок для бритья и поплёлся в ванную. Все предметы личной гигиены он теперь носил с собой – не дай бог, кто-нибудь случайно воспользуется станком для бритья или зубной щёткой! Отныне любая гигиеническая халатность с его стороны могла обернуться смертным грехом.