Утром, договорившись со Свиридовым, я отправился в одиночку в депо. Оказывается, было такое в Конотопе. Представившись, попросил начальника депо показать списки всех поездных бригад, кто работал в дни выхода рации. Опять разочарование – ни одна фамилия не повторялась дважды.

– А это все лица, кто ездит на поездах?

– Нет, почему же? Наше депо отвечает только за локомотивные бригады, а есть еще вагонное депо.

– И что с того? Они что, не вместе работают?

Я просто не представлял организацию работы железной дороги.

– Так на поезде еще люди есть. Главный кондуктор, например – он в хвостовом вагоне ездит, на переходной площадке, да и другие, – терпеливо растолковывал мне «кухню» обслуживания поездов начальник депо.

– А где находится вагонное депо?

– Перейдите через пути и – направо.

Эк у них все запутано! Однако со своим уставом в чужой монастырь не ходят.

Начальник депо проводил меня к табельщице, которая, просмотрев бумаги, выдала список с фамилиями. Я пробежал его глазами. Одна фамилия повторялась дважды. Опять не укладывается… Если бы это был он – она бы повторялась уже три раза. А два – могло быть простым совпадением.

Я уже собрался уходить.

– Ой, подождите, товарищ военный! Подмена была – только сейчас вспомнила. Федотов менялся сменами с Коростылевым.

– Федотов? – я постарался спросить это безразличным голосом. А внутри екнуло. Ведь фамилия «Федотов» – как раз та, что встречалась уже дважды.

– Да, главный кондуктор. Что-то у него дома стряслось, и он вчера на смену выходил, а должен был – сегодня. Он чего-нибудь набедокурил?

– Нет-нет, простая проверка. Но об этом – никому не рассказывайте.

Я нашел отдел кадров и попросил предъявить все личные дела главных кондукторов. Не стоило брать отдельно личное дело Федотова – ни к чему привлекать внимание к его персоне. Женщины – народ болтливый, проговорятся невзначай и вспугнут рыбку.

Меня отвели в отдельную комнатушку. Усевшись на скрипучий стул, я разложил на столе личные дела, нашел дело Федотова. С тусклой фотографии на меня смотрел мужчина средних лет с невыразительным лицом. Так, почитаем: «Федотов Степан Григорьевич, 1911 года рождения, уроженец города Сумы. Образование – семь классов. В партии не состоял… холост… не привлекался. Домашний адрес: проезд Харьковский, дом 7».

Биография тоже ничем не привлекала. На работе с 1942 года, ранее работал главным кондуктором в Туле и Курске. Сюда переведен вместе с группой других работников распоряжением Наркомата путей сообщения.

В характеристике все стандартное – да в них ничего такого и не бывает. «Трудолюбив, с товарищами общителен, в порочных наклонностях замечен не был, поддерживает и разделяет политику партии. Среди родственников репрессированных нет…» – и так далее.

Я просмотрел несколько других личных дел. Все они были похожи друг на друга, как две капли воды, за исключением фамилий. Стало быть, работа ведется формально, для отчета. Положено – сделано. А человека – с его слабостями и сильными сторонами – не видно. И еще – не во всех личных делах были фотографии.

Немного посомневавшись, я осторожно поддел ножом фотографию Федотова, отклеил его с листа учета и сунул в карман. Созрела у меня одна мысль, но надо было посоветоваться с начальством. Поэтому со станции сразу же и направился к Сучкову, поскольку Свиридов хоть и старший группы, решать этот вопрос неправомочен.

На удачу, полковник оказался на месте.

– Чего тебе, Колесников? Только коротко и четко – времени нет.

Я вкратце рассказал ему, что все три выхода радиста в эфир расположены на одной линии, что общими являются шоссе и железная дорога и что в трех случаях дни работы рации и рабочие дни кондуктора Федотова совпадают.

– Интересно! – полковник откинулся на спинку стула. – Что предлагаешь?

– Виноват, товарищ полковник, фотографию его я из личного дела изъял. Есть мысль съездить в депо Тулы и Курска – там Федотов работал до перевода в Конотоп, и предъявить снимок на местах – опознают ли? Поговорить с людьми – с кем больше всего общался?

– Может быть, пустышку тянем, а может – и нет, – покрутил пальцами полковник.

– Прошу направить меня в командировку.

Сучков задумался.

– Поездом долго будет – ходят нерегулярно, в воинский эшелон могут и не взять. По-моему, у вас мотоцикл с коляской трофейный остался?

– Есть такое дело.

– Передай от меня писарю – пусть он командировочное предписание выпишет, и езжай. Если нароешь чего – сразу звони. И помни – не прохлаждаться посылаю, работать!

– Так точно, товарищ полковник!

– Действуй. И удачи тебе!

Хотел к черту послать, да ведь начальство – нельзя.

Взял у писаря командировочное и сразу – на квартиру. Мотоцикл наш трофейный, что от убитого диверсанта остался, у нас находился. Оседлал я его и – в дорогу.

Эх, фронтовые дороги, досталось же вам: танками раздавлены, бомбами разбиты – не дороги, а направления. Пока до Курска добрался, думал – всю душу дорога из меня вытрясет.

А в городе сразу в вагонное депо и – к начальству. К носу – удостоверение, чтобы проникся соответствующим пиететом.

– Да вы садитесь, товарищ…э…

– Колесников.

– Да. Так что вас интересует?

– Работал ли у вас кондуктором некий Федотов?

– Не могу сказать, я здесь человек новый, всего два месяца.

– Тогда отведите к человеку, который может это знать.

Меня провели к начальнику отдела кадров – пожилой женщине.

– Евдокия Павловна, вот к вам товарищ из органов.

Женщина побледнела.

– Нет-нет, успокойтесь, я насчет одного вашего работника. Хочу узнать, работал ли у вас раньше такой – Федотов его фамилия?

– Был такой, даже в документы заглядывать не буду. Я ведь двадцать лет в депо работаю, в кадрах. Всех знаю.

– И какой он из себя работник?

– Нормальный. Не выпивоха, не скандалист, тихий такой, знаете, уважительный. Приветливый – встретит, всегда поздоровается и непременно поинтересуется – как здоровье?

– А где он сейчас, не знаете?

– От нас его в Тулу перевели, да не его одного – десять человек забрали. Вы же знаете – работники путей сообщения на военном положении, куда прикажут, туда и переезжают.

Я достал из кармана фотографию Федотова, завернутую в листок бумаги.

– Посмотрите на эту фотографию.

Женщина взяла фото, всмотрелась, вернула мне.

– А кто это?

Я замер. Что это может значить? Фото плохое или человек на нем не Федотов?

– Вы уверены, что не знаете этого человека?

– В первый раз вижу.

Сердце подпрыгнуло – неужели вышли на след радиста?

– Евдокия Павловна, опишите, пожалуйста, внешность Федотова.

– Господи, да что он такого натворил? – забеспокоилась кадровичка.

– Пока ничего. Кража из вагона произошла, просто расследуем.

Инспекторша отдела кадров довольно ярко и образно описала внешность Федотова, начиная от украинского акцента и заканчивая походкой. Я все записал на бумагу.

– Спасибо, Евдокия Павловна, вы нам очень помогли. Не подскажете еще, где у вас комендатура?

– Если устроит, есть железнодорожная, на вокзале.

Я поблагодарил работников депо и вышел на улицу. Теперь мне срочно был нужен телефон – именно воинский, закрытой линии.

Я сел на мотоцикл и через железнодорожный переезд выехал на площадь перед вокзалом. В здании вокзала нашел военного коменданта.

На вытянутой руке показал коменданту удостоверение с тиснеными буквами СМЕРШ.

– Мне нужен телефон закрытой связи.

– Сейчас, это можно, мы со всем почтением, – засуетился тот.

Комендант был явно рад, что я не к нему лично.

– Вот – пожалуйста.

Сам застыл у двери.

– Я бы хотел остаться один, слишком важные сведения. Или у вас есть допуск к государственным секретам?

Комендант мгновенно испарился.

Я поднял трубку. До Сучкова дозванивался бесконечно долго, через сеть промежуточных коммутаторов. Наконец в трубке щелкнуло, и раздался знакомый голос:

– Але, на проводе.

– Товарищ полковник, это Колесников – я из Курска говорю.

– Накопал чего-нибудь?

– Фотографию фигуранта в депо не опознали.

– Тэ-э-экс…

Полковник явно не ожидал такого результата.

– Разрешите съездить в Тулу. Надо разобраться, где и когда произошла подмена.

– Действуй, разрешаю.

– Товарищ полковник, не упустить бы его там, в Конотопе, пока я здесь все проверю.

– Не учи начальство.

Сучков повесил трубку. А у меня уже азарт охотничий появился, как у собаки, что на след вышла. От Курска до Тулы поболее будет, чем я уже отмахал от Конотопа. Но делать нечего, инициатива – она не только хлопоты и проблемы несет, без нее успеха не добьешься.

В депо мне подсобили подзаправить мотоцикл. И – снова на мотоцикл, снова езда по разбитым дорогам.

Ночью проехал Орел.

В Тулу я приехал уже под утро. В желудке сосало. Я попытался вспомнить, когда ел последний раз. По-моему, завтракал с сослуживцами – еще в Конотопе…

Я подъехал на привокзальную площадь и прошел на продуктовый пункт – по продаттестату отоварился за три дня. Съел, все, что получил, и даже вкуса не почувствовал. Все мои мысли были поглощены делом. Я хотел – стремился, как никогда за последний год – успеть выявить радиста. Он – пока единственная наша ниточка к группе немецких агентов. Каждый день промедления, каждый его выход в эфир – это удар по нашим частям.

Голод отступил, но очень хотелось спать, голова была чугунной.

Я перекурил и, оставив мотоцикл на привокзальной площади, направился по путям в сторону вагонного депо. Что меня успокаивало и радовало – так это то, что все структуры железной дороги работали круглосуточно: не придется ждать утра.

«Схожу-ка я в депо – разузнаю все и завалюсь спать», – решил я. Иначе усну за рулем.

Здание вагонного депо в сравнении с тем, которое я видел в Курске, казалось почти не пострадавшим от бомбежек.

Снова опрос. «Да, работал Федотов, потом в Конотоп переведен был». Ничего плохого о нем сказать не могли. И уже ожидаемое – фотографию не опознали. На ней – не Федотов.

Мне стало ясно, что настоящего Федотова подменили немецким агентом где-то между Тулой и Конотопом. Настоящий, вероятнее всего, убит и гниет где-нибудь в безвестной речушке. Как работник Наркомата путей сообщения, Федотов должен был перемещаться по железной дороге. Опять все упиралось в железную дорогу!

На всякий случай я взял списки работников, переведенных из Тулы в Конотоп. Таких оказалось трое: машинист паровозной бригады, его помощник и главный кондуктор Федотов.

Созвонившись с Сучковым, я доложил о новостях. Собственно, нового только и было, что подмена произошла на участке Тула – Конотоп немногим более месяца назад. Стало быть, и группа немецких агентов действует в наших тылах примерно столько же.

Полковник одобрил мои действия и напоследок сказал:

– И вот что, расшифрована первая радиограмма. Слушай текст, может быть, он наведет тебя на мысль – где искать:

«Раух сообщает Гнезду – ежедневная пропускная активность по станции Конотоп – сорок составов с военной техникой. Нуждаемся в деньгах и документах. Срочно высылайте запасные батареи к рации. Могу предположить, что дальнейший удар Центрального фронта последует в направлении Чернигов – Мозырь».

– Это все?

– Да, возвращайся назад.

Черта с два я сейчас поеду домой – надо отоспаться, хотя бы часа четыре.

Я вернулся на привокзальную площадь к мотоциклу. Рядом с ним прохаживались сержант и солдат с повязками на рукавах – «Патруль».

Козырнули:

– Ваш?

– Мой.

– Предъявите документы.

Я показал удостоверение и командировочное предписание.

– Можете следовать дальше.

Искать гостиницу – бесполезно, не было их в войну: все были переоборудованы под госпитали или штабы.

Я отъехал на окраину, увидел более-менее целый дом и постучался. Дверь открыла симпатичная, средних лет женщина. Договорился с хозяйкой об отдыхе за буханку хлеба. Оказавшись в отдельной комнате, с наслаждением разделся, сунул пистолет под подушку и вырубился с настроем – немного отдохнуть и встать через четыре часа.

Не знаю – кого как, но меня внутренние часы никогда не подводили – проснулся, как и рассчитывал, через четыре часа. Спать еще хотелось, но голова уже соображала.

Умылся холодной водой и – в обратный путь.

Миновал Щекино, а потом дорога по холмам пошла: подъем – спуск, подъем – спуск… Шоссе техникой забито – машины, тягачи, лошади с повозками. Не обгонишь и быстро не проедешь.

Кое-как, уже ночью добрался до Орла. С трудом, с помощью местного СМЕРШа, заправил мотоцикл. С бензином были проблемы.

– Вся горючка на фронт ушла, веришь – баки почти сухие, – пожаловался местный оперуполномоченный.

Он же помог мне с ночлегом, приютив на диванчике в кабинете.

А утром – снова в путь.

Вечером я был уже в Курске. Ночевать или дальше ехать? Нет, переночую – до Конотопа еще далеко, не выдюжу. Тем более фара имеет только узкую щель и светит едва ли на двадцать метров. Ночью ехать – сплошная мука, дороги не видно.

Пришлось искать ночлег на окраине, но мир не без добрых людей – повезло, пустили. Я опять переночевал у сердобольной бабушки, расплатившись деньгами. Продуктов – этой недевальвируемой валюты – уже не было.

Едва рассвело, как я снова отправился в путь – пока дороги еще не были забиты колоннами войск. И уже поздним вечером въехал в Конотоп. Устал так, что не пошел к Сучкову, а завалился в нашу комнату и, едва стянув сапоги, без сил свалился на кровать. Мышцы ныли так, как будто их долго мяли и выкручивали. Нелегко даются фронтовые дороги!

Утром я наскоро умылся, сбрил трехдневную щетину и помчался в отдел – предстать пред глазами начальства. Подробно доложил полковнику, что успел нарыть.

– Молодца! Не зря, значит, съездил. А мы тут тоже не сидели сложа руки. У меня один из офицеров – может быть, знаешь – Кирьянов из 4-го отдела, он из бывших «топтунов». Поводил вчера твоего Федотова – аккуратно так поводил!

– Какой же он мой?

– Твой, твой, не отнекивайся. Так вот: был он в пивной на Сталинской улице и, по-моему, обменялся информацией с буфетчиком.

– Это что – не точно?

– Близко подойти Кирьянов не смог – чтобы агента не насторожить и самому не спалиться, потому ручаться не может. Но спичечными коробками они, похоже, обменялись.

– Любопытно!

– Еще как! Людей не хватает за всеми проследить. Силовиков достаточно – схватить, повязать чисто, а вот с «топтунами» напряг. Не каждый может следить за человеком так, чтобы его не заметили. Причем заметь – весь день.

– Взять бы его, гада, за жабры, да вытрясти из него все, что знает.

– Можно. А ты уверен, что в группе радист один?

– Не уверен. Только у другого радиста почерк иной, в разведцентре запаникуют.

– Если радист пропадет, группа насторожится и может перебраться в другой город. А хотелось бы ее всю накрыть. Я не думаю, что группа велика. Основное ядро – человека три-четыре, ну и пособников – до десятка, не больше. К тому же многие из пособников «в черную» работают, за деньги. Если их и возьмем, они все равно ничего нам не скажут, потому как не знают – они ведь даже не пешки, просто мелочь.

– Умом понимаю, но руки горят взять сволочь и допросить с пристрастием.

– Пока ты его расколешь, остальные уйдут или затаятся.

В дверь постучали, и вошел незнакомый мне сержант. Он козырнул, положил на стол полковнику листок бумаги и вышел.

Сучков прочитал текст, и на его скулах заиграли желваки.

– Опять рация в эфир вышла! Причем сегодня – как раз смена Федотова. Иди, Колесников, думай. От работы на КПП я тебя освобождаю. Уж коли ты вычислил этого Федотова, занимайся теперь только им. Даю тебе полный карт-бланш. О результатах – докладывай немедленно.

Я вышел из здания и задумался. Где и как искать радиста, как выйти на сообщников? Хоть я и оперуполномоченный СМЕРШа, такой работой никогда не занимался – не розыскник. Тем, кто раньше служил в уголовном розыске, все-таки легче – навык есть.

Я присел на крыльцо, закурил. Город Сумы недалеко. Судя по автобиографии, Федотов родился там. Съездить? А что мне это даст? Еще раз можно убедиться, что агент – не настоящий Федотов. И не факт, что я найду его родственников – опять тупичок получается. Думай, Колесников, думай.

А не начать ли разматывать клубок с конца? Рация выходила уже четырежды, и каждый раз – с нового места. Мое предположение о нескольких рациях несостоятельно. Ни одна группа не сможет иметь четыре рации. Как он тогда ее перевозит, когда выходит в эфир? На работу с собой носить он ее не может – некуда спрятать. В карман ведь ее не положишь – велика. Составы, которые он сопровождает по службе, разные, следовательно – вагон отпадает.

Последить бы за этим Федотовым – но как? Гражданской одежды у меня не было, а если за ним в военной форме ходить – приметно будет. Специальной формы у сотрудников СМЕРШа тоже не было. У меня, например, форма армейская, полевая. На погонах – эмблема танковых войск, и петлицы черные – так это потому, что наш отдел числится за 2-й танковой армией.

Попробовать разве что издалека, в бинокль понаблюдать? В лицо я этого Федотова знаю – по фотографии в личном деле. Нет, все-таки надо попробовать!

Я сходил на квартиру и достал из мешка Свиридова бинокль – хороший восьмикратный «Цейс», трофей капитана. Думаю, он не обидится, что я без спроса взял. И – на вокзал. Сказал же Сучков, что сегодня – смена Федотова, и рация в эфир выходила, засекли ее. Вот я и погляжу, куда он с поезда пойдет.

Отправившись на станцию, я зашел к начальнику вагонного депо. Тот сразу узнал меня, засуетился.

– Пара маленьких вопросов, и я освобожу вас от своего присутствия. Федотов у вас сегодня в смене. Так?

– Так.

– С какой стороны прибывает поезд, который он сопровождает?

– Со стороны Бахмача.

– Большое спасибо. Я полагаю, вы не станете никому о нашем разговоре распространяться?

И не дождавшись ответа, вышел. По путям прошел в конец станции. Где-то здесь останавливается последний вагон, на тормозной площадке которого будет находиться Федотов. Надо искать укрытие. Не могу же я одиноко торчать на путях, привлекая всеобщее внимание.