Взял Мишаня несколько полос для пробы, остановившись на свейском. Торговали им ушлые новгородцы.

Просел ушкуй под тяжелым грузом, хотя весь груз в трюме едва и виден был. По приезду, когда везли товар в лавку, телега трещала, переваливаясь на ухабах.

А поутру Мишаня обежал всю кузнечную слободу, поговорил с кузнецами.

– Поглядеть железо надо, пощупать, может – дрянь!

– Ну так милости прошу в лавку, – зазывал Мишаня.

После обеда в лавку один за другим ввалились кузнецы. Поглядели железо, попробовали его поцарапать острыми железяками. Один из них, быстро сообразив, что перед ним качественный товар, с ходу обратился к Мишане:

– Неплохое железо! Беру!

– Сколько полос?

– Все!

Остальные купцы взъерепенились.

– Не можно так! Я первым пришел!

– А я первым сказал, что беру! Если брать хотел, чего молчал?

Едва утихомирил спорщиков Михаил:

– Кто первый сказал, тот и забирает. Если желаете, могу еще привезти, только задаток прошу.

– Пиши меня – вот деньги.

Миша достал вощаную табличку.

– Кузнец Ермолов – пять денег.

– Кузнец Анкудинов – десять денег и десять беличьих шкурок.

– А меди, меди можешь привезти?

Видел Мишаня медные листы, сияющие ярче солнца, только цену им не знал.

– Возьму для пробы – давай задаток.

Авансом Михаил собрал изрядную сумму. Оказалось, после татарского нападения, коих не случалось давненько – уж лет восемь как – спрос на железные изделия резко вырос: наконечники копий, стрел, замки уходили из кузницы, как горячие пирожки.

Не откладывая дела в долгий ящик, Мишаня через три дня и отбыл. Пока плыл, принял решение – не в Нижний надо, а поближе к Новгороду, да в Ярославль хотя бы. Сказывал ему Павел, что на одной реке эти города стоят. Боялся переволоков Мишка. С железом ушкуй тяжел – потянут ли его лошади, выдержат ли канаты?

Дорога по реке вышла длиннее, зато и железо купил Мишаня дешевле, да и медных листов несколько штук, а не один, как хотел изначально.

До дома они добрались благополучно, пристав к пристани чуть за полдень. Достал Мишаня вощаную табличку, подозвал чумазых ребятишек.

– Заработать хотите ли?

– Кто же не хочет?

Пообещал Мишаня каждому по ногате, назвав нужных кузнецов – кто задаток давал. Разгрузка споро прошла – к вечеру кузнецы уже и ушкуй освободили от тяжелого груза. Наблюдавший за всем Павел головой кивал одобрительно.

– Молодец, Михаил, ловко придумал! Чего железо в лавку таскать – это же не ткани! Тяжело и грязно.

С Павлом и корабельщиками Мишаня сразу за ходку расплатился. Это еще от купца Аникея повелось: причалили к пристани – получи денежки. Ходка за железом внеплановая вышла, и ушкуйники были довольны – дополнительный заработок в семью. У Мишани даже мелькнуло в голове: «А не переключиться ли с тканей на железо да медь?» Одно только непонятно – сколько железа потребно? Может, он своей ходкой на полгода вперед кузнецов железом обеспечил? Надо будет поговорить с кузнецами. «Завтра обойду, – решил Мишаня, – а теперь – в лавку. Узнать надо, как Лиза управ-ляется».

Но едва он переступил порог лавки, услышал громкий, на повышенных тонах голос мужика, что стоял посредине лавки. Тот упер руки в бока, вопрошая грозно:

– И когда он будет? Я ему все ноги повыдергаю!

– Уважаемый, это кому же ты ноги выдергать обещаешь? Не мне ли?

Мужик повернулся к Михаилу.

– Если ты – Михаил, то тебе!

– Я тебя в первый раз вижу и дорогу нигде не переходил.

Однако мужик разговаривать не желал. Глаза его налились кровью, он развел руки и стал медведем надвигаться на Мишаню.

Лиза в испуге округлила глаза.

Когда мужик оказался вплотную перед Михаилом, густо дохнув на него луком, Мишаня выхватил из ножен боевой нож и приставил его к шее мужика.

– Только двинься – вмиг кровушку пущу!

Мужик замер, ощутив на своей шее острое лезвие ножа.

– Ты чего? Я же только поговорить хотел.

– Это я поговорить да дело миром уладить хотел, а ты как медведь на меня кинулся. Не начинают так знакомство. Кто ты есть?

– Купец хлыновский Дорофеев Илья.

– И чем же я тебя обидел, купец Дорофеев?

– Железо возишь! Отродясь мы, Дорофеевы, железо возили! И новичок ты – цены сбиваешь!

– А почему я тебя спрашивать должен? Ты купец, и я купец, ты сам решаешь, какой товар возить, и я сам. Ты мне не указ. Да ты руки-то опусти, пройди вон, на лавку сядь. Мы же с тобой не тати – деловые люди, поговорить надо.

– Прости, погорячился! Все, что ты сказал – истинная правда! Я горяч, а ты еще горячее – сразу нож к горлу. Молод ты для купца, однако наслышан я о тебе уже. Под Аникеем два года ходил, взматерел.

– Давай лучше о делах. Я только с товаром из плавания вернулся, устал, кушать хочется.

– Хорошо! Мое предложение – цены одинаковые держать. У тебя цена низкая, ты меня этим разорить можешь. Давай так – я опущу немного, а ты поднимешь. Все равно обоим выгодно.

– На сколько за полосу опустишь?

– А сам как мыслишь? – купец хитро прищурился.

– Ты ко мне пришел, ты и предлагай.

– На рубль серебром – не меньше.

– Годится.

Михаил протянул руку. Коли договорились и скрепили договор рукопожатием, ни одна из сторон сама изменить цену не может. Хочешь изменить, коли обстоятельства изменились – договаривайся заново. Нарушил договор – ни один купец отныне дел с тобой иметь не станет. Купцы – люди солидные, вертопрахи в этой среде не уживались.

До начала зимы Михаил успел сделать еще две ходки: одну за железом – аж в сам Господин Великий Новгород, вторую – как обычно – в Нижний. Обратно возвращались, когда уже снежок выпал да первый мороз ударил. У берегов река льдом покрылась, только на стремнине вода парила и была свободна от ледяных оков.

Тревожился Мишаня: «Успеем ли до Хлынова добраться, или скует мороз льдом реку? Придется тогда топорами путь во льду прорубать. Товар-то на санях увезти можно – а ушкуй? По ледоходу льдами его раздавит и – прощай, верное суденышко. А это расходы лишние».

Теперь и отдохнуть немного время есть. Конечно, при желании возчиков с санями нанять можно, сказывают – санный путь короче водного, только и опасностей больше, тати зимой в спячку, как медведи, не впадают. Из-за этого купцы, чтобы оборониться, в большие обозы сбиваются и охрану нанимают, да и то иногда с потерями возвращаются.

Неделю Мишаня отсыпался-отъедался после трудного последнего плавания. А потом – снова за дела. В церковь сходил, поставил свечи святым угодникам, десятину батюшке отдал. На несколько дней за вощаные таблички засел, подсчитывая приход-расход, наличность пересчитал. Выходило много. Конечно, Мишаня на печи не лежал, в носу ковыряя, трудился, рисковал здоровьем и деньгами. Но и прибыль того стоила.

Вздохнул Мишка – надо в Хлынов, в управу ехать. С Павлом да корабельщиками Мишаня рассчитался, церкви положенное отдал, и теперь один долг оставался – налог управе.

Даже Лизе денег дал, хотя холопка она, за одежду, пропитание и крышу над головой работать должна, потому как – куплена. Правда, если холоп желание и возможность имеет, может выкупиться. Родня деньги заплатит или сам скопит и – свободен. А коли у холопа дети народятся, так они сразу свободными становятся, никто не имеет права их в неволе держать.

Стать холопом можно запросто. Попал в плен – ты раб, а выкупил тебя из него чужой человек – и ты холоп. За деньги невозвращенные в холопы попадали – тогда холоп «закупом» назывался и батрачил на хозяина, пока долг не вернет.

Но Мишаня решил Лизе приплачивать. Пусть и не полное жалованье она получит, но интерес у человека должен быть к работе. Захочет принарядиться – одежду себе новую купит, а захочет стать свободной – деньги на выкуп будет копить.

Походил Мишаня по заснеженному Хлынову, нашел управу, заплатил налог торговый. Купил деду с бабкой подарки – рукавицы меховые, с шитьем узорчатым. Постоял немного и Лизе подарок купил – платок из тончайшего шелка. Хоть и холопка она, а в лавке с торговлей очень его выручает. Да и некрасиво будет: деду с бабкой подарки есть, а молодой девушке – нет. Подарки в любом возрасте получать приятно, а в молодости – особенно. Жалко только, самому Мишане никто подарков сроду не дарил. Родителей Мишаня не видел никогда, а дед с бабкой с хлеба на квас перебивались, не на что подарки покупать было. Ну да ничего, молод еще Мишаня и удачлив. Не сказать, что богат – так и не беден уже.

Вышел Мишаня из лавки, вдохнул свежего морозного воздуха, осмотрелся. А интересные лавки в Хлынове! На первом этаже – лавка, а второй этаж – жилой. Удобно! Бегать никуда не надо. Утром проснулся, позавтракал, спустился вниз – и ты уже на рабочем месте. Не сделать ли и у себя в Чижах так же? Замер вдруг Мишаня от неожиданной мысли. А почему именно в Чижах? Хлынов недалеко, но все-таки это город, жителей больше, стало быть, и потенциальных покупателей – тоже. Не в Чижах строить надо, а в Хлынов перебираться.

Михаил вернулся в лавку. Хозяин удивился, однако спросил вежливо:

– Товар не понравился?

– А? – рассеянно глянул Мишка, думая о своем. – При чем здесь товар? Лавку такую же купить хочу. Чтобы внизу – торговля, а второй этаж – жилой.

У купца от неожиданного вопроса челюсть отвисла.

– Я свой дом с лавкой не продаю!

– Я не про твой дом. Я про город говорю. Есть ли у вас дома, что с лавками внизу на продажу выставлены?

Купец почесал затылок.

– Не знаю, должно быть – есть.

И решил Мишаня обойти все лавки на центральных улицах, может – повезет.

Уже четыре лавки он оставил позади, и все – безрезультатно. Настроение упало, и он шел по занесенному снегом тротуару, глядя себе под ноги. С человеком столкнулся, извинился и уже хотел было дальше идти, но человек этот схватил Мишку за рукав тулупа.

– Постой! Михаил, ты ли это?

Не сразу Мишаня узнал в прохожем Костю Юрьева. Был он в бобровой шубе, лисьей шапке, борода и усы в инее – мудрено узнать.

– Ну, здравствуй, старый знакомец! Ты как тут?

– По делам в управу ходил.

– А чего грустный такой?

Мишка рукой махнул.

– Э нет, так дело не пойдет. Тут, рядом – мой дом. Пошли – погреемся, о делах своих расскажешь.

– Чего я делами своими тебя обременять буду?

– Чудак-человек! Ты же жизнь мне когда-то спас – могу я помочь тебе как-то?

Согласился Мишка.

В дом сотника прошли. В первый раз Мишаня был в столь красивом доме. Слуга в сенях тулуп Мишани и шубу Кости принял с поклоном, дверь в горницу отворил. Вошел Мишаня, привычно повернулся к красному углу, где икона висела – поклон отбил, перекрестился.

– Тимофей, собери на стол!

Сам Костя уселся в кресло, Мишаня на лавке сбоку пристроился.

– Давай-давай, все рассказывай – мне интересно!

И Мишаня рассказал о гибели команды, что, в общем-то, Костя уже знал из их неожиданной встречи, о смерти Аникея Лазарева с женой, о холопке Лизе, которую он поставил в лавку торговать – упомянул даже о хлыновском купце Дорофееве и его претензиях, и о том, что в Хлынове дом с лавкой ищет. Не с кем было Мишане поделиться своими горестями и проблемами, дед с бабкой – стары, Лиза – холопка. А у Кости расчувствовался Мишаня да и выложил все.

– Надо же, и у купцов не все хорошо да гладко. Понятно, что умерших уже не вернешь. А заботе твоей – о доме да лавке в Хлынове – помочь можно, и даже запросто.

Удивился Мишаня:

– Неуж?

– Деньги-то на покупку дома есть?

– Скопил. Я в последнее время железо возил в Чижи из Нижнего и даже в самом Великом Новгороде был.

– Дело сие весьма полезное – одобряю. Оружие нам нужно. А с лавкой таким путем решим. Купи избу-развалюшку за гроши – лишь бы место хорошее было, бойкое. Найми людей. Они старье развалят и новый дом срубят – какой скажешь. Тебе даже дешевле обойдется – вокруг города лесов полно. Для обороны города лес подальше от крепостных стен отодвинуть надо. Могу даже поспособствовать. Заключим с тобой договор. Воевода деньги за вырубку даст, а ты деревья те – на стройку. Конечно, подсуетиться надо, артель плотницкую нанять. Так и выгода для тебя двойная – деньги за подряд получишь и лес бесплатно. Дерево сейчас сухое, промороженное. Если атаман артельный знакомец твой, так можно такой лес отобрать – любо-дорого посмотреть будет. Ну, как тебе?

– Неужели и в самом деле так можно?

– И на законных основаниях, заметь! Тимофей! Обед готов?

– Готов, хозяин, прошу к столу.

– Пойдем отобедаем чем бог послал.

Бог послал щедро. Сначала щи суточные на мясном бульоне, потом курица запеченная, белорыбица отварная, пироги да кулебяки с капустой да грибами, гречневая каша. Сбитень хмельной, узвар из яблок.

Наелся Мишаня, едва из-за стола встал.