Его сразу к военврачу пронесли на шинели, а вскоре и командир разведвзвода пехотного полка появился. Группа-то провалилась, задание не выполнила. Илье хотелось с командиром разведки поговорить, даже напроситься в разведвзвод. Однако ущербность свою пока чувствовал. В месте перелома при ходьбе ещё ощущал боль, хотя длительных переходов не было. Лучше себя чувствовал, чем при выписке из госпиталя, но в норму свою не вошёл. Больной человек или раненый – обуза в поиске для разведгруппы, темп сбивает. А ходить или ползти приходится много: иной раз группа по тридцать километров за ночь проходит, да не по ровной дороге, а по пересечённой местности и в темноте. Илья не чувствовал себя готовым к таким нагрузкам, реально оценивал физическое состояние.

Хотя обидно было за неудачу парней. Погибли не за понюшку табака, и Илья считал, что виноват командир разведвзвода. Каждый поиск требует тщательной предварительной подготовки, чтобы исключить неожиданности. Конечно, случайности быть могут, всего не предусмотришь, но как соваться через нейтралку, не зная деталей обороны врага?

Не далее как вчера Илья интересовался у комбата, кто противостоит им на этом участке фронта? Так комбат ответить не мог, не знал даже, что за дивизия. Разозлился комбат за вопрос:

– Старшина, оно тебе надо? Кому надо – знают!

А как можно грамотно воевать, не зная противника? Где огневые точки, склады, какое и где вооружение? А главное – что хотят предпринять? Для этого пленные нужны. Немцы в первые два года войны подготовлены лучше были. У них и разведывательно-диверсионный батальон «Бранденбург-800», и «Функабвер», специальное подразделение для прослушки радиоэфира.

У каждого радиста свой почерк при передаче на ключе, немецкие контрразведчики по почерку определяли, куда переместилась та или иная русская воинская часть. Полевая разведка вермахта тоже была развита лучше: зачастую туда набирали егерей из австрийцев. РККА, по примеру вермахта, стала вводить подобные подразделения, доказавшие свою эффективность уже к сорок третьему году.

Брянский фронт, в составе которого был 1001-й отдельный противотанковый дивизион, где служил Илья, летом и осенью 1942 года прикрывал тульское и воронежское направления. Основной удар немцев в начале лета пришёлся на левый, южный, фланг фронта.

Просчитался Генштаб Красной армии с направлением главного удара немцев, и для исправления ошибки 9 июля 1942 года согласно директиве Ставки Верховного главнокомандования левое крыло Брянского фронта было преобразовано в Воронежский фронт. Причём реорганизация запоздала: немцы уже рвались всеми силами к сальским степям, где был простор для действий танков. Танки были главной ударной силой вермахта, и немцы имели в них численное преимущество, которое лучше всего можно было реализовать на большом театре военных действий.

В один из вечеров на позицию пехоты снова прошла разведгруппа, на сей раз четверо. Похоже, потеря предыдущей группы, а может и других, чему-то командиров научила. Маскировочные костюмы, немецкие сапоги и немецкие же автоматы. Уже лучше, да если ещё и навыки есть, то группа имеет шанс вернуться, да с «языком». Илья специально с бойцом караулом поменялся, чтобы увидеть возвращение группы. А та ушла – и с концами. То ли назад возвращались на участке другого полка, что бывало часто, то ли была обнаружена немцами и уничтожена.

Немцы начали летнюю кампанию. С позиций дивизиона хорошо было видно, как вдалеке, южнее их расположения, большими группами пролетают бомбардировщики под прикрытием истребителей. Затем едва слышный грохот разрывов авиабомб, чёрные дымы, поднимающиеся в небо.

После полудня в атаку ринулись танки. С позиций дивизиона их видно не было, командиру дивизии пришла телефонограмма, он оповестил командиров подразделений. Когда известие дошло до комбата, он приказал занять места у пушек и приготовиться к отражению атаки. В напряжении пробыли до вечера, но атака не состоялась. А вечером – сводка Совинформбюро:

«На воронежском направлении продолжались упорные бои с противником. Рота старшего лейтенанта Тряпичникова…»

Кому-то повезло, как их дивизиону, сегодня остались в живых. А кто-то погиб, задержав продвижение немцев, дав возможность подтянуть резервы. С резервами туго, эшелонирование в один ряд, резервы под Москвой собраны, их ещё перебросить надо, что в условиях военного времени непросто. У противника и авиаразведка задействована, и агентурная разведка не дремлет. Немцы пытаются наши части на марше бомбить. Потому все передвижения в основном по ночам. Бомбардировщики приборами для ночных полётов не оборудованы. Москву в сорок первом по ночам бомбили, но то другое дело – там бомбометание по площадям. Куда бомбу ни сбрось, попадёт или в жилой дом, или в производственное здание. А попробуй бомбами накрыть поезд ночью.

Немцы прорвали оборону, танковый клин двинулся вперёд, в прорыв вливались пехотные и артиллерийские части, участок прорыва расширяли. Наши отступали, ожесточённо сопротивляясь, немцы напирали.

После поражения Гитлера под Москвой наши генералы надеялись, что Германия не сможет собрать людские и танковые ресурсы. Сейчас же немцы демонстрировали, что сильны. И за летнюю кампанию 42-го года они оккупировали территорий больше, чем за 1941 год. Но у Красной армии появился опыт, командиры на уровне рот – батальонов и полков действовали решительно, смело, не ждали приказов сверху. Да и на самом верху от руководства были отодвинуты герои Гражданской войны – Будённый, Ворошилов и им подобные. Бывшие кавалеристы, не имевшие военного образования, не способные анализировать события, провалили все поручения, что давал им Сталин, и были отодвинуты в сторону. Ход событий сам показал, кто на что способен. Вперёд выдвинулись такие, как К. К. Рокоссовский, ставший командующим Брянским фронтом с 13 июля 1942 года, Ватутин, Толбухин и многие другие полководцы.

Немцы расширяли и углубляли прорыв, Красной армии пришлось растягивать и без того «жидкий» фронт на флангах, иначе – быть катастрофе.

Немцы пустили в атаку танки на позиции участка, где служил Илья. Он находился на передовой в стрелковой ячейке, вёл артиллерийскую разведку, как приказывал комбат. По разведанным целям ударила четырьмя залпами гаубичная батарея, довольно точно накрыла. Ещё бы пару-тройку залпов, а снарядов нет. Гаубицы стреляли из глубины нашей обороны, над передовой только шуршали снаряды.

Танки отбивали «сорокапятки», подпустили поближе и начали пальбу. Видимо, наводчики опытные. Сначала первыми выстрелами разбили гусеницы, а когда танки потеряли ход, расстреляли их. Немцы поддержали атаку танков гаубичным огнём: самое распространённое орудие в войнах – 105-мм гаубица. Снаряды стали ложиться на позициях пехоты, по обнаружившим себя противотанковым пушкам. Боеприпасов гитлеровцы не жалели, на передовой бушевал вал разрывов. Илья пригнулся в стрелковой ячейке, чтобы осколком не зацепило. Переждал, пока перестанут грохотать разрывы, поднял голову, а танк рядом, в полусотне метров. Один из Т-III вырвался вперёд, вот-вот в траншею ворвётся. Наша «сорокапятка» выстрелила, танк замер, но ни дыма, ни огня видно не было. Расчёт ПТО выстрелил ещё раз. Подбитый танк легко восстанавливали в полевых танкоремонтных мастерских, а сгоревший годился только на переплавку. На этот раз танк вспыхнул: буквально несколько секунд – и сильный взрыв. Вероятно, взорвался боезапас. Танк разорвало, разворотило изнутри. Илью и пехотинцев поблизости оглушило, в ушах звон. А танки наползают, пушки наши уже молчат. Ещё с тяжёлого сорок первого осталась у бойцов танкобоязнь. Чем остановить железную махину, если батарея противотанковая уничтожена? Побежали бойцы, а танки на траншеях крутятся, поливают пулемётным огнём. Ни гранат, ни бутылок с зажигательной смесью нет. Бежали до какой-то речушки, потом танки вправо повернули, к востоку. У Ильи на груди бинокль болтается, сбоку командирская сумка с картой. Один из бойцов, приняв его за командира, спросил:

– Что дальше делать будем?

– Позиции занимать! Через реку танки не пойдут, узкая и мелкая она, а берег крутой. Потому наступающую пехоту отсечь – наша задача. У кого шанцевый инструмент есть – ройте окопы, стрелковые ячейки.

Бойцов прибежало из траншеи около полусотни, почти два взвода. На всех с десяток малых сапёрных лопаток. Но знала уже пехота твёрдо: зарылся в землю – остался жив. Потому окопы неполного профиля рыли усердно. Илья мимо бойцов прошёлся. Командиров, как и политруков – нет, самый старший по званию – он, а ещё два сержанта. Одного из бойцов Илья в тыл послал – известить командование о прорыве. На клочке бумаги карандашом нацарапал донесение, вручил раненому в руку.

– Командира полка или дивизии найди, объясни на словах, донесение вручи, пусть знает обстановку. Подмога нужна – людьми, пушками, иначе долго не продержимся.

Боец ушёл. Боеприпасов – кот наплакал. Если немцы пехоту против них бросят, удастся продержаться четверть часа, от силы полчаса. Два автомата и винтовки, даже ручного пулемёта нет. Вода рядом, в реке, а пожевать нечего. А кушать хотелось всем. До вечера немцев видно не было. Громыхала их техника, пролетали самолёты, да всё мимо. Когда вечереть стало, Илья решил к оставленным позициям сходить. Наверняка оружие осталось, боеприпасы. Из оружия были интересны пулемёты, без них не удержаться. Выкрикнул желающих, объявилось двое молодых.

– Значит, так, бойцы. Идём тихо, шарим по стрелковым ячейкам. Наша задача – пулемёт и боеприпасы. Харчи обнаружим – тоже брать. Задача ясна? За мной!

Снова пришлось реку переходить, вода до середины бедра доставала, а неприятно – холодила. Обувка намокла. У Ильи сапоги, у бойцов ботинки с обмотками. Показалось, что далеко пришлось идти. В траншее убитых полно. Всё же ручной пулемёт ДП обнаружили, к нему два диска, а в землянке – пункт боепитания. Взяли ящик винтовочных патронов – они и к пулемёту подходят – и несколько ручных гранат по карманам рассовали. А вот провизии не нашли, а есть хотелось сильно всем. Вернулись к бойцам, один пулемётчик нашёлся, ему и ДП вручили.

Бойцам из ящика патроны пригоршнями раздавали. Плохо, что не в обоймах были, в винтовки по одному патрону заряжать в магазин придётся.

Нашёл ли гонец штаб какого-либо подразделения – неизвестно, а только за ночь помощь не пришла. Зато окопы вырыли все, лопатки из рук в руки переходили по очереди. Утром над отрядом пролетела эскадрилья пикировщиков Ю-87. Окопы-то вырыли, а замаскировать их никто не успел, да и чем? На берегу даже кустов нет, чтобы ветки срезать. Но «Юнкерсы» побрезговали столь малой целью, пролетели дальше. Зато около девяти утра показалось несколько полугусеничных бронетранспортёров. Подъехали поближе, обстреляли окопы из пулемётов. Затем из них высадились солдаты, неровной шеренгой побежали к реке. И встретили ожесточённый огонь. Потеряв десятка два, отошли. Бронетранспортёры постреляли, посадили солдат и ушли. Наверняка прощупывали оборону. Здесь сопротивление оказали, попробуют сунуться в другом месте, третьем.

Илья, как старший по званию, согласно уставу, принял командование на себя. Сразу отослал бойца в тыл. Необходимо было поставить командование в известность. Ни рации, ни телефонной связи не было.

– А ещё скажи, пусть харчей подкинут, двое суток хлебной крошки никто не ел. И обязательно боеприпасов.

Бойцы собрались из разных полков. Несколько человек из 235-го отдельного батальона, с десяток из 511-го сапёрного батальона, ещё отделение из 47-го отдельного аэросанного батальона, хотя сейчас не зима. Какие, к чёрту, сани? Пусть и с мотором!

Был даже один кавалерист из 83-й кавалерийской дивизии. Всё чин-чином: винтовка, шашка на боку и папаха. Нелепо и смешно, против танков – кавалерия. И ведь было же! На танки в контратаки кавалерия ходила. Трупов – конских и людских – горы были.

Боец, посланный гонцом, штаб какого-то стрелкового полка нашёл, ибо вернулся, а за ним две подводы. На одной – армейские термосы с кашей, на другой – патроны. Ну хоть бы пулемёт подкинули. На кашу накинулись. Перловка, прозываемая в армии шрапнелью, зато с мясом, пошла на ура. С подводой и младший политрук приехал, привёз дивизионную многотиражку. Газету быстро прочли и пустили на самокрутки. Политрук коротенько информацию дал о положении на фронтах, воодушевил на ратные подвиги и уехал на опустевших подводах.

Под началом Ильи – половина роты, если судить по численности. Командовать не привыкать, опыт был. Другое дело – в Российской армии, при чётко функционирующем тыловом обеспечении формой, оружием, боеприпасами, едой, связью, техникой и бензином. А где он, этот тыл, сейчас? Сегодня кашу привезли, а завтра? Да и не только каша и патроны нужны, взять ту же махорку. Без неё, любимой моршанской, многие бойцы страдали.

Немцы больше не подступали, вечером Илья вздремнул часа четыре и решил снова на брошенные позиции сходить. Взял с собой двух солдат. На этот раз с пустыми «сидорами» шли, как вещмешки называли. Добрались до траншей, вправо повернули. От трупов запах стоит ужасный, тошнотворный. Собрать бы погибших и похоронить, как положено. Но погибших сотни. Целое подразделение нужно, и с техникой для огромной братской могилы. Немецких трупов не было, похоронные команды у гитлеровцев действовали чётко. Да и трупов было мало, в основном экипажи подбитых танков. Глаза хоть и привыкли к темноте, а всё равно без света плохо. Заходишь в брошенную землянку, а там темень полная. Фонариков при себе не было, но даже зажигалку зажигать опасно – её огонёк за полкилометра виден. Сколько фронтовиков из-за неё погибло! Один прикурил самокрутку, второй, а третьего снайпер убил или пулемётчик очередью. Так и рождались на фронте маленькие хитрости, позволявшие выжить. Двое прикурили, третьему нельзя, отойди в сторону или паузу сделай.

Как ни странно, отечественное оружие ещё валялось в траншеях и окопах. Обычно после атаки на поле боя выходили похоронные команды, следом за ними – трофейщики. Эти собирали оружие: своей армии и противника. За ними – эвакуаторщики, буксировали с поля боя подбитую технику, годную для восстановления. Обе армии не брезговали пользоваться трофейным оружием. Немцы использовали наши Т-34, они были даже в танковых бригадах СС, которые обычно получали лучшее вооружение. А ещё переделывали наши пушки Ф-22: рассверливали камору под свой снаряд, делали более низким броневой щит. Получалось отличное противотанковое орудие, прозванное нашими танкистами «гадюкой». Красная армия не отставала, использовали немецкие танки и самоходные орудия, которых остро не хватало в 1941–1942 годах. До начала войны самоходных орудий в РККА не было, и, взяв трофеи, наши военспецы не знали, как писать. Приловчились – обозначали как танк без башни. Причём эти сводки о трофеях шли наверх, в Ставку.