Корабли имеют свою биографию. У кораблей могут быть даже свои династии, поскольку по традиции суда, отжившие свой век, передают свои имена новым. И сегодня кораблей под именем «Ставрополь» насчитывается уже шесть. Последний появился совсем недавно: в 2018 году на Зеленодольском заводе им. А. М. Горького (Республика Татарстан) прошла торжественная закладка малого ракетного корабля, которому, по ходатайству администрации города Ставрополя, присвоено имя Города Креста (на смену пограничному сторожевому судну «Ставрополь»).

Кстати, считается, что корабль, которому дано имя города, является территорией этого города. Более того, долгое время команды набирались преимущественно из жителей тех городов, чье имя носило судно. Так что «Ставрополь» – будь то маленький пароход или сухогруз внушительных размеров, пограничный сторожевой или малый ракетный корабль – всегда был не просто тезкой, но и самым настоящим «земляком» степного города.

Первым в «династии» таких кораблей стал пароход «Ставрополь», в начале прошлого века он был одним из пионеров освоения Арктики. Именно он положил начало регулярным исследовательским рейсам в устье таинственной тогда реки Колымы, проложил морской путь из Владивостока к устью Лены и Оби. Геодезические походы «Ставрополя» к берегам Камчатки позволили внести серьезные уточнения в очертания полуострова на навигационных картах. В одну из вынужденных зимовок на Чукотском море команда парохода оказала помощь попавшей в беду экспедиции знаменитого полярного исследователя Руаля Амундсена. Команда парохода приняла участие в революционных событиях на Дальнем Востоке в 1919 – 1922 гг.

В начале 1976 года Юрий Христинин размещает в девяти крупнейших газетах Сибири и Дальнего Востока заметку «Пионер Арктики»: он ищет очевидцев событий более чем полувековой давности. И люди откликаются: рабочие Владивостокского морского порта, капитаны дальнего плавания, сотрудники далеких полярных станций, школьники с мыса Шмидта… Почта приносит более двадцати уникальных снимков! Обращение в архивы и музеи страны тоже дает результат: находятся интересные архивные документы – так, например, в фондах Одесского музея морского флота СССР обнаружились записки бывшего капитана парохода «Ставрополь» Августа Шмидта, в подробностях излагающие историю далеких двадцатых годов, что называется, от первого лица.

С той поры тема судов, носящих имя «Ставрополь», становится для Юрия Николаевича одной из ведущих в его журналистской работе. Ведет он ее последовательно и систематично, и даже после выхода в свет документальной повести «На рейде “Ставрополь”» (1981) продолжает работать над историей героического парохода, «подшивая к делу» (именно так он организовывал свой архив) все новые документальные свидетельства. Более двух десятков статей на эту тему были опубликованы им в различных региональных («Ставропольская правда», «Молодой ленинец», «Северный Кавказ») и центральных изданиях («Огонек», «Морской флот», «Красное знамя» и др.).

В данный раздел вошла повесть «На рейде “Ставрополь”». Это ее второе издание, без редактуры и с сохраненным авторским текстом, который сам по себе представляет определенный художественный срез эпохи. Кроме этого, сюда включены очерки, рассказы и статьи, посвященные данной теме и опубликованные в 70–90-х гг. в журнально-газетной периодике. Представленная в них информация, бесспорно, уникальна, достойна внимания и должна быть сохранена: это и записи из бортовых журналов парохода, и докладные записки помощника капитана, и выдержки из писем родных и близких людей экипажа – то есть все то, что послужило в свое время документальной основой повести, но по различным причинам в нее не вошло.

Существенно дополнился иллюстративный ряд: здесь представлены снимки из ранее опубликованных материалов и личного архива журналиста.

Огромную ценность представляют фотографии из фондов Музея Дальневосточного морского пароходства – часть из них знакома нам по первому изданию повести, часть – публикуется впервые. Особую благодарность в этой связи хотелось бы выразить Алексею Николаевичу Субботину, руководителю направления по связям с общественностью Филиала ПАО ДВМП во Владивостоке, и в его лице всем сотрудникам Музея, чье искреннее желание помочь в поиске раритетных фотоснимков и поделиться ими, позволили этому материалу обрести новое документальное звучание.

На рейде «Ставрополь»

Вспыхнул маяк на мысе, пронзив вечерний туман.

«Отдать все рифы на брамселе!» – командовал капитан.

Первый помощник воскликнул: «Но корабль не выдержит, нет!»

«Возможно. А может, и выдержит», – был спокойный ответ.

Роберт Стивенсон

От автора

Трудно сказать, была ли бы написана эта книжка о необычных приключениях парохода Российского Добровольного флота «Ставрополь», но случилось несколько лет назад одно событие. Тогда в город Ставрополь прибыла делегация моряков с одного из лучших в Азовском морском пароходстве теплохода «Ставрополь». Возглавил ее Борис Васильевич Быковский – первый помощник капитана. Он-то и рассказал о плавающем «тезке» орденоносного степного города.

Где только не побывал теплоход – в Индии и Индонезии, на Кубе и в Египте, в Тунисе и Алжире, Марокко и Нигерии, Камеруне и Турции, Сирии и Испании… А в самом начале своей биографии «Ставрополь» побывал… на морском дне. Строили его в Германии. Но фашисты развязали войну, и недостроенное судно было затоплено в Балтийском море. Только после второй мировой войны его подняли с небольшой глубины поляки и достроили, назвав «Гдыня». А в 1953 году судно было приобретено нашей страной и получило название «Ставрополь»: на флоте по традиции имена отживших свой век судов передаются новым как бы в наследство.

– Такая история произошла и с нашим судном, – рассказывал помощник капитана, – его назвали в честь того «Ставрополя», первопроходца Севера, маленького и немощного, но сумевшего так много сделать за свою довольно долгую морскую жизнь. Жаль только, что мы о нем практически ничего не знаем, даже снимка не имеем ни в московских и ленинградских музеях, ни в архивах. А судно было по-настоящему героическое: принимало участие в спасении экспедиции Амундсена, доставляло первых советских колонистов на остров Врангеля, сражалось с белыми бандами в Охотске. Но подробности неизвестны. А как бы хотелось узнать об этом стареньком пароходе побольше!

С тех пор и не дает покоя история старого парохода. Из всевозможных литературных источников удалось узнать, что своим появлением на свет первый «Ставрополь» обязан известному полярному путешественнику Георгию Седову. Откликаясь на его призыв о создании флота для плавания к покрытому мраком легенд Колымскому краю, ставропольские «граждане и мещане» приняли участие в сборе средств на строительство судов.

Сбор этот шел по всей России, и было объявлено, что суда получат имена городов, которые внесут в казну достаточно средств. Так появился Российский Добровольный флот, в составе которого плавали суда «Москва», «Киев», «Петербург», «Кишинев»… Суммы, внесенной жителями крохотного губернского городка, тоже хватило для того, чтобы построить судно.

И представители Доброфлота не замедлили приобрести в Норвегии два однотипных парохода – «Проспер» и «Котик». Первый переименовали в честь края, который предполагалось изучить, – «Колыма», а второй – «Ставрополь». Более того: даже команда второго судна больше чем наполовину была укомплектована моряками, уроженцами Ставропольской губернии, служившими ранее на других судах. Словом, новый пароход оказался не просто «тезкой», но и самым настоящим «земляком» города Ставрополя.

На этом практически и кончалось все, что удалось узнать из старых книг и газет. Пришлось писать запросы во все музеи страны – от самых больших московских до самых маленьких, созданных при пароходствах: не знают ли чего о пароходе? Ответы приходили неутешительные…

А ведь должны же где-то храниться документы парохода, его судовые журналы? Только через два года удалось узнать, что журналы эти попали каким-то образом не по адресу – в …Центральный архив народного хозяйства СССР. Читались эти журналы словно какой-то увлекательный роман: есть, оказывается, чем похвалиться маленькому пароходику!

Но записи – только половина дела. Хотелось найти и снимки, которых нигде в музеях не было, живых людей, помнящих пароход. Пришлось обратиться за помощью к людям со страниц девяти самых крупных газет Сибири и Дальнего Востока, Ставрополья и Севера нашей Родины.

И вот тогда пошли письма, из которых удалось узнать немало интересного. Писали отовсюду: рабочие Владивостокского морского порта, капитаны дальнего плавания, сотрудники далеких полярных станций, школьники с мыса Шмидта… Больше двадцати фотографических снимков принесла почта, каждому из которых, что называется, цены нет.

Отыскался в Москве и старейший из полярников нашей страны, которому было за восемьдесят – Александр Павлович Бочек. В двадцатых годах он плавал на «Ставрополе» помощником капитана.

Так постепенно, шаг за шагом, и накапливался материал для этого документального рассказа.

Побег

Майский вечер выдался на удивление теплым и прозрачным. С тихим ласковым рокотом накатывались на прибрежные камни короткие, казавшиеся в полумраке черными, океанские волны, а воздух над Приморским бульваром был настоен на запахе свежей листвы и еще не распустившихся цветочных почек.

Боцман парохода «Ставрополь» Иван Москаленко чувствовал себя по-настоящему счастливым. И не только потому, что впервые в жизни облачился сегодня в почти новый, купленный по случаю бостоновый костюм в модную мелкую клетку, хотя и это тоже было событием вовсе не таким уж маловажным.

Всем своим видом, подходя к заветной лавочке мелкого купчика Берендеева, боцман стремился показать, что ему вовсе не впервой одеваться по-царски.

Но Ксюша, красавица Ксюша, дочка Берендеева, выпорхнув из отцовской лавочки, остановилась перед ним и всплеснула от изумления руками:

– Иван!..

Он смущенно прикусил губу и, что всегда делал в подобных случаях, подкрутил пальцами щегольской правый ус кверху:

– Чего ты, Ксюш?

– Костюм на тебе какой, Ванечка! – она схватил его под руку, на мгновение прижавшись к локтю лицом. И Москаленко вдруг ощутил сквозь бостон в клеточку тепло ее лица, такого милого и дорогого, с лукавыми серыми глазами и слегка вздернутым носиком.

Ксюша нравилась боцману «Ставрополя». Нравилась ее манера улыбаться, чуточку опустив книзу уголки тонких губ, нравились ее длинные русые волосы, собранные в тугую косу.

Сейчас она шла рядом, и он был счастлив.

– Когда я еще только училась в гимназии, я страшно хотела побыстрее стать взрослой, – щебетала Ксюша, держа боцмана под руку. – Ты знаешь почему?

– Откуда ж, – добродушно улыбнулся он. – Ты мне не говорила.

– И не скажу, – она звонко захохотала. – Не скажу, а то смеяться будешь.

– Не буду, Ксюш, – просительно пообещал он. – Ты уж скажи…

– Ладно, – смилостивилась она, – смейся, коли тебе угодно. Мне очень хотелось вот так вот пройти по бульвару с самым настоящим моряком. С таким как ты, к примеру, морским волком. И еще хотелось, чтобы я ему нравилась. Я нравлюсь морскому волку?

Она преградила ему дорогу и спросила уже без тени улыбки в голосе.

– Нравлюсь ведь? Ну, нравлюсь?

Ее тонкие трепетные губы были совсем рядом, и они, губы эти, улыбались ему, Ивану Москаленко, самому обыкновенному российскому матросу. И что только нашла в нем эта очаровательная и образованная девушка?!

Он сам не понял, как получилось, но вдруг припал к этим губам, жадно стараясь впитать в себя их чувственную неудержимую молодость. Ксюша отстранилась не сразу.

– Какой же ты, право… – с ласковым укором сказала она. Но он все равно почувствовал себя виноватым и опустил голову. Наверное, уши боцмана в это время горели ничуть не менее ярко, чем кормовые пароходные огни.

– Какой же я? – только и спросил он, тяжело вздохнув.

Она рассмеялась и вновь, как ни в чем не бывало, подхватив его под руку, ответила с улыбкой:

– Колючий, вот ты какой! Усы у тебя, как иголки у ежика. Я ошиблась: ты никакой не волк, ты – морской ежик… А помнишь, как мы познакомились?

Она сжала его пальцы своими – тонкими и хрупкими:

– Помнишь, да? Я ехала в трамвае, а ты вошел на остановке. И так важно сказал: «Соблаговолите, барышня, ножку с прохода убрать, а то наступить могу ненароком…» А потом, конечно же, наступил все-таки. Как медведь, до сих пор болит… Пожалел бы, что ли!

Они шли по бульвару молча. Но она вновь первой нарушила молчание:

– Знаешь, Ванюша, я боюсь. Боюсь, сейчас вдруг проснусь и узнаю, что ничего этого на самом деле не было. Не было тебя, не было этого вечера. Но зато есть в России какая-то революция, убивают друг друга русские люди. Оттого постоянный страх в душе, постоянная тревога… Это ужасно, Ванюша! Сегодня я видела на станции: опять оттуда эшелон с ранеными казаками пришел… Видимо, фронт неспокоен, нас теснят… Боже, неужели революция эта доберется и сюда, к нам? Неужели она помешает всему в жизни и нашему с тобой счастью тоже? Ой, посмотри!

Она остановилась вновь.

– Какой-то митинг, Ванюша. Давай, послушаем, а? – И, не дожидаясь ответа, потащила его к собравшейся у здания общества вспомоществования бедным ученикам довольно значительной толпе.

В последнее время митинги во Владивостоке были явлением достаточно частым, проводились, что называется, по поводу и без повода, и потому последовал Москаленко за Ксюшей без особой охоты. Какой-то господин в мягкой велюровой шляпе «пирожком» проповедовал, взобравшись на мусорный ящик.

– Россия во мраке, господа, в беспросветном и безнадежном мраке коммунии! – голосил он высоким и довольно неприятным для слуха фальцетом. – Отныне каждый из нас должен отдать себе отчет в самом главном: Родина-мать потеряна для всех нас навеки. И если мы не предпримем самых решительных мер… Весь мир, все цивилизованное человечество с надеждой смотрит сейчас сюда, на Дальний Восток. Потому что мы – оплот подлинной свободы, настоящая твердыня русского духа. Мы с вами – лучшие сыны и дочери нашей залитой кровью многострадальной Отчизны. Наконец, господа, создано правительство нашей новой Дальневосточной Республики. Его возглавили известные и уважаемые люди – господа братья Меркуловы. И в этом факте мы, истинные патриоты российские, видим гарантию того, что наступление коммунии с запада будет остановлено, а время большевиков – время сочтенное. Отсюда пойдут на красных славные части господина барона Унгерна, господина полковника Казагранди и других верных сынов матери-Родины. Пробил последний час большевизма, господа! И мы с вами – его могильщики!..

– Опять какие-то политические новости, – капризно улыбнулась Ксюша. – Я ведь совсем не разбираюсь в политике… Да и не женское это дело, верно? Подумаешь, невидаль: какую-то республику создали… Вань, а Вань, – она тронула его за рукав и округлила глаза: – А правда, что у большевиков все общее? И жены общие, и спят они под большущим одеялом? Правда, Вань?

Он не нашелся, что ответить, только пожал с усмешкой плечами: дескать, и как только люди в подобные вещи могут верить?

Но она ущипнула его за руку:

– Почему вы не отвечаете своей даме, о нелюбезный и неразговорчивый кавалер мой? – грозно сдвинув брови к переносице, трагическим тоном спросила Ксюша. – Дама может и даже обязана на вас обидеться…

– Я ведь не согласен с тобой, Ксюш, – пробормотал «кавалер». – Ты большевиков совсем не знаешь…

– Сколь приятно узнать, что вы, сударь мой, придерживаетесь иного мнения! Может быть, вы и вовсе большевик, господин морской волк? – рассмеялась Ксюша. – Признайтесь уж, вам за это ничего не будет. И даже больше – если жены у большевиков не обобществлены, то я против них ничего не имею. Впрочем, говорят еще, что вся эта самая эмансипация – выдумка некрасивых и непривлекательных женщин. Мне лично она, слава богу, не потребна. Верно ведь, Вань?

Боцман, сраженный только что услышанным не ведомым ему словом, совсем смутился: нет, не пара они, совсем-совсем не пара. И надо бы, как человеку более или менее порядочному, найти в себе силы, чтобы прекратить эти встречи с девушкой. Они – случайность и начались, если честно признаться, тоже по чистой случайности. Тогда в трамвае к Ксюше прицепился какой-то подгулявший казак в черных штанах с широкими красными лампасами. И некому было за девушку заступиться, но оказался рядом Москаленко да швырнул на ближайшей остановке того казака вместе с его штанами и лампасами прямо с набережной в море. Только булькнуло, между прочим! С тех вот самых пор и приходит Иван чуть не каждый вечер к маленькой лавочке Берендеева.

Сам старик – Фрол Прокопыч – смотрит на их частые встречи сквозь пальцы: не жених же матрос, а Ксюша пусть позабавится, дивчина она не глупая, лишнего себе не позволит.

В конце бульвара они опустились на притаившуюся под сенью деревьев скамеечку. Ксюша нагнулась, сорвала травинку и сосредоточенно принялась ее рассматривать. Иван остро почувствовал необходимость чем-то заполнить паузу. Он вздохнул, судорожно глотнул воздух.

– Вот чего, – сказал, выдавливая из себя слова. – Может, мы того… Не пара я тебе, словом… Неграмотный я ведь, Ксюш…

Она не услышала и не поняла его.

– Красиво как вокруг, Вань! – А потом спохватилась. – Ну и что, коли неграмотный? Научишься, невелика премудрость. Нашел, право, о чем горевать!

Они посидели несколько минут молча, вдыхая напоенный морской влагой воздух, слушая доносившиеся сюда равномерно-тревожные приглушенные вздохи моря. И вдруг где-то в кустах, совсем неподалеку, грохнул револьверный выстрел. За первым – второй, третий, а там выстрелы слились в какой-то тарабарский сплошной треск, будто кто-то по соседству с неудержимой скоростью вращал детскую трещотку, только каких-то гигантских размеров.

На тропинку выскочил из кустов человек среднего роста, одетый в черную матросскую блузу. Лица его не различить – довольно темно. На мгновение он остановился и, оглядевшись, быстро побежал в сторону причала.

– Держи! Держи его, проклятого! – неслось сзади. – Хватай его!

Топоча сапогами, на ту тропинку выскочило несколько казаков и толстый офицер с лицом бурачного цвета и револьвером в руке.

– Красный где? – задыхаясь, обратился он к Ивану. – Куда побежал? Отвечай быстрей, служба!

– Туда, – махнул рукой Москаленко в сторону центра города. – Только что, минуты не минуло…

Преследователи рванули в указанном направлении, возобновив свои истошные крики:

– Держи! Держи его! Хватай!!!

И сразу же почти все стихло.

– Зачем же ты сказал людям неправду, Вань? – строго спросила девушка. – Ты обманул их, а они ведь ловят преступника.

Иван внимательно посмотрел на нее:

– Жалко ведь человека, Ксюш, – пояснил. – Может, он и не виноват вовсе.

Боцман ожидал возражений, но девушка с неожиданной легкостью разделила его мнение:

– Может, конечно. Сейчас все может. Скоро мы уже вовсе не будем отличать красных от белых – и те, и другие, по-моему, самые настоящие разбойники. Вчера в папину лавку зачем-то зашел офицер. Пожилой, представительный такой, в хороших погонах. Набрал товару бог знает сколько. А когда папа протянул руку за деньгами, засмеялся и сказал: «После взятия Москвы, господин торговец, я заплачу вам в двойном размере. А пока запомните, что все мы должны идти на какие-то жертвы ради нашей победы». Какой мерзкий человек, не правда ли? Скажи, Вань… А вот это новое правительство, о котором говорил тот, на митинге… Как ты думаешь, оно и вправду… Москву возьмет?

– А ты как думаешь, Ксюш?

Она сдвинула к переносице брови и сосредоточенно задумалась.

– Нет, Вань, наверное, не возьмет. Очень уж далеко отсюда Москва, вон сколько тысяч верст наберется! Не дойти, наверное.

Стрелки часов приближались к одиннадцати. Позже этого часа строгий Фрол Прокопыч не разрешал Ксюше ходить по неспокойным улицам города, забитым до отказа в любое время суток трезвым и пьяным бесшабашным воинством. Да и самому Москаленко тоже надо было спешить на пароход, стоящий на рейде.