В ДК им. С. Орджоникидзе было темно, тесно и душно, в оба моих уха вставили по отбойному молотку, и я попробовал изобразить удовольствие, подергивая то правой, то левой коленкой. Девочка моя исчезла в толпе, я одиноко поозирался и вышел в прохладный холл, где по тройной цене торговали теплыми прохладительными напитками, жвачкой, шоколадом и лотерейными билетами.

– Бутылочку колы и лотерейный билет.

В лотерейном билете было написано, что я выиграл еще один лотерейный билет. Вторым билетом я выиграл третий, третьим – четвертый, в четвертом было написано: «См. три предыдущих», я тряхнул головой, продавщица мило улыбнулась:

– В следующий раз обязательно машину выиграете.

Я благодарно осклабился и купил леденец на палочке.

– О, дай попить!

Моя девочка выхватила у меня из рук бутылочку и залпом всю выпила. Я протянул ей леденец:

– Закуси.

Девочка захохотала и громко крикнула, что я мужчина ничего, а я кисло спросил:

– Еще будем прыгать?

– Ладно, пошли.

***

– Ты один живешь?

– Не совсем, в общем, тут, а что?

– Ничего.

Квартирный вопрос испортил не только жителей нашей славной столицы.

– Ты проходи, пока я один, но на днях вот-вот… Там достань из холодильника чего-нибудь закусить.

Я вымыл две пыльные рюмки, открыл банку шпрот, нарезал остатки уже отчетливо пахнущего плесенью хлеба, нашел два червивых яблока и раскромсал их на огромное количество долек.

Моя рука дрогнула, и жирная прозрачная лужица поползла от рюмок в сторону моей гостьи. Подавляя желание сплюнуть выделившуюся слюну, я бодро сказал:

– За что будем пить? Давай за тебя!

– У тебя курить нету?

Я выпил водку, кинул в свой рот две дольки яблока, один навильник шпрот и кусок хлеба.

– Есть, сейчас принесу, как прошла?

– Нормально, дай воды запить.

Пили мы вяло, разговор тоже не шел, на каждую рюмку девочка выкуривала по две сигареты и складывала окурки в банку из-под сметаны.

– Много куришь.

– Ну и что.

– Так, ничего.

Я раздробил зубами веточку от яблока и хотел разлить еще по одной, но указательный пальчик с обгрызенным ноготком остановил горлышко бутылки.

– Я больше не буду – не идет. Пошли спать.

– Душ?

– Не-а.

– Пошли. Я сейчас.

Я подставил затылок под струю холодной воды, пытаясь выкристаллизовать в обмякших мозгах сексуальную ясность, потом тщательно вытер голову махровым полотенцем и вышел из ванной.

Опять курит, зараза! Потом неделю проветривай.

– Пойдем.

Пока я раскладывал диван и стелил постель, моя собутыльница разделась и сразу юркнула под одеяло, достаточно разочаровав меня своей поспешностью.

А как же прелюдия? Кожа гладкая, но чуть липковата, надо было понастойчивее предложить принять душ. Вяловата моя юная жрица. Грудь остренькая, у Вероники, наверно, поаморфнее. А как со здоровьем? – опомнился! Что-то вольная борьба у нас совсем не того. Хотя кое-какая активность… Да смотри-ка ты… С насморком можно и задохнуться. Акробатическое доставание языком моего неба – я же водку пил, как бы рефлекс не сработал. Она слижет весь загар с моего тела, полегче – слюни стягивают кожу. Куда это она? Ой. Не ожидал, то есть, конечно, ожидал, но… Вероника… жарко… как жарко, Вероника… жарко… не надо было пить…

– Вероник, не надо было нам пить.

– Твоя Вероника с кем-то другим трахается.

Тьфу, дурак! И как я мог так.

– Это я это… Ты извини, все в голове перемешалось, ты извини, просто это…

– Да мне плевать.

– А тебя как зовут?

– Андромеда.

– Андромеда? – папа увлекался мифологией?

– Нет, обсерваторию сторожил – зови Анечкой.

***

Я проснулся в семь утра, очень небрежно умылся, поставил чайник и пошел будить мою ночную фею. Фея намотала на себя одеяло с простыней и накрылась сверху подушкой.

Как же она говорила ее зовут? Сильфида, Клеопатра, Джульетта или, может быть, Пенелопа? Все равно наврала, наверно.

– Вставай, Брюнхильда, мне на работу пора!

– Какую работу?!

Если бы я знал какую.

– Вставай скорее – опаздываю!

– Не ори, сейчас встану.

Кокон из постельного белья развернулся, и я подумал, что можно на некоторое время и задержаться, но утомленный за ночь организм как-то меня не поддержал, и пришлось нервно шагать из комнаты в кухню и обратно.

– Выпьешь?

– С утра не пью.

– Молодец – у тебя еще все впереди.

– Пошел ты.

– Нет, дорогая, мы пойдем вместе.

Я грубовато дернул за руку мою ненаглядную, потому что раннее утро редко красит женщину, даже в ранней молодости.

На крылечке мы оба защурились от яркого утреннего солнышка, застенчиво улыбнулись друг дружке, я заплел косичку моей сестренке, она сняла все соринки с моих лацканов, мы нежно прикоснулись друг к другу щеками, порозовели от смущения, а потом голубой маленький автомобильчик увез мою маленькую в неизвестном направлении. Я посмотрел ему вслед и пошел.

***

Сначала я думал, что я пошел к Георгию Григорьевичу, потом мне показалось, что я иду к школьному товарищу, потом я был уверен, что на бирже труда запишусь в безработные, но когда я сел на облупленную скамейку, то кисло и немного презрительно сам себе усмехнулся.

А вдруг она уже ушла?

Вышло восемь человек, зашла пухленькая старушка с пухленькой лохматой болонкой.

Если сейчас выйдет женщина – пойду домой, если мужчина – еще подожду чуточку.

Строгая женщина в дорогом и теплом не по сезону костюме – беспринципно остался сидеть.

Да, это она выпорхнула, то есть осторожно сошла со ступенек.

– Привет…

– Привет, вот поджидаю тебя.

– Зачем? Мне на работу пора.

– Я тебя провожу.

– А мне недалеко – через квартал направо.

– Ну и что.

– А ты что не на работе?

– Я сейчас в отпуске.

– А кем работаешь?

– Геологом.

Кем? А почему, собственно, не космонавтом? Хотя, романтика, тайга, костер, гитара, схватки с браконьерами, охота на медведей с одним ножом в руке, залежи алмазов, платины, золота и подруги трудовых будней без комплексов.

– Плохая профессия – никогда дома не бывают.

– Да, я тоже так думаю и после отпуска переведусь в управление – хватит, помотался.

– Так ты, наверно, потеряешь в зарплате?

– Не так чтобы очень, но все же.

Не слишком ли много вопросов? Пора перехватывать инициативу.

– А ты чем занимаешься?

– Я бухгалтер в фирме Инко. Мне предлагали замом главбуха, но я отказалась – зарплата почти такая же, а ответственность гораздо больше, а потом Татьяна Савельевна говорит, что лучше сейчас все снизу досконально узнать, чтобы потом можно было на любой вопрос знать ответ, а то у нас была экономист – не знала, на какой счет хозрасходы списывать.

Чтобы ее такое спросить по профилю?

– А сложно годовой баланс сдавать?

– Если в течение года бухгалтерия велась аккуратно, то не очень. Тут ведь еще многое от налоговой зависит.

– Понятно. Пойдем сегодня куда-нибудь?

– Куда это «куда-нибудь»?

– В кино.

А ходят ли сейчас в кино?

– Я не знаю.

– Ты во сколько заканчиваешь работать?

– В пять, но я не знаю.

***

У Георгия Григорьевича было шумно. Я потолкался около стола играющих в карты, перекинулся парой фраз со знакомыми и хотел уже незаметно исчезнуть, как Георгий Григорьевич поманил меня пальцем:

– Витек! Прокатись с Толиком до Лени Коромыслова, а потом, как обычно, по всем точкам…

Не хватало мне еще Толика, вообразившего месяц назад, что я сплю с его толстой, вечно пьяной женой Алисой.

– Но…

– Надо, Витек, надо.

– Мне до шести хотелось бы освободиться.

– Освободишься. Толик, вы успеете до шести?

– Нет.

– Я же говорил, что успеете. Ну с богом.

Толик нахмурился и, ни с кем не попрощавшись, вышел.

– Догоняй, Витек, – «форд» – голубой металлик.

Моя левая нога едва успела коснуться днища автомобиля, а правая оторваться от асфальта, как Толик до упора вдавил педаль газа. Какое-то время моя правая нога висела в воздухе, а рука держала открытую дверцу, но, в конце концов, оба моих ботинка оказались на резиновом коврике, а дверку я нечаянно, не со зла, прикрыл так, что испугался возможному выпадению лобового стекла.

Ноздри Толика слегка затрепетали.

– Ты не расстраивайся, я знаю, почему ты так медленно трогаешься – у тебя диск сцепления износился или где-то тросик заедает.

Теперь у меня есть товарищ, на которого всегда можно положиться и, чтобы не случилось, он всегда придет мне на помощь.

***

Леня Коромыслов рубил дрова. Старая всклоченная сука выползла из скособоченной конуры, коротко тявкнула и упала на правый бок. Жена Люба вышла на крыльцо, обтерла подолом песочный чемоданчик и протянула Толику:

– Может, посидим немного?

Леня Коромыслов бросил топор в полено:

– Дура! Они же за рулем.

Надо ли мне доказывать, что руль в Толикином «форде» только с одной стороны?

***

После посещения Лени Коромыслова и его жены Любы мы долго перевозили какие-то коробки из одних полуподвальных помещений в другие, брали накладные, расписки или честные слова, звонили Георгию Григорьевичу и мчались дальше.

Толик вышел из телефонной будки и сказал:

– Этот портфель у тебя будет, Георгий Григорьевич распорядился.

Только пузатого портфеля мне не хватало.

– Если не трудно, высади меня на трамвайном кольце.

– Трудно.

– Какой ты галантный.

– Что ты сказал?!

Толик резко свернул в какую-то подворотню.

Не имеет ли слово «галантный» какой-нибудь еще неизвестный мне смысл?

Двор окружали голые красные кирпичные стены, в одном углу лежали сваленные в кучу поломанные ящики, в другом – рваные автомобильные покрышки, а посередине отражала солнце обитая жестью дверь.

Мы выскочили из машины и стали друг против друга. Я сказал Толику, что незачем так нервничать, а Толик в ответ замахнулся на меня монтировкой. Я не поднял для защиты руки, не рванул в сторону и даже не закричал истошно – я спокойно ждал. Но Толик меня обманул – он не разъединил мои полушария, он просто пнул мне в самое дорогое и болезненное место.

Я сказал: «Ох!» – и подумал, что тоже ему сейчас как дам и, присев на корточки, завалился на правый бок.

Голубой «форд» резко сдал назад, потом вперед и шумно скрылся с места происшествия. Пузатый портфель упирался в мой затылок холодной никелированной застежкой.

Я встал, отряхнулся, зачем-то подошел к жестяной двери и крепко стукнул в нее кулаком. Глухое эхо прокатилось по дворику, я постоял и пошел к выходу. Не доходя до подворотни, я обернулся – девочка лет семи выглянула из-за жестяной двери и показала длинный розовый язык. Я нащупал в кармане парочку украденных у Георгия Григорьевича конфет:

– Хочешь конфетку?

Сейчас засмущается, потупит глазки и кивнет своей пушистой головкой.

– Иди на х… дурак.

Хорошая девочка, только бы ее никто не испортил.

***

Дверь открыла мама. Я открыл рот. Мама меня опередила:

– Вероника, к тебе молодой человек.

Могла бы и за порог пригласить.

– А, это ты… Чего?

Вот тебе и чаво!

– Мы же договорились в кино сходить.

– В кино? А какое? Ладно. Ты пока это. У нас тут беспорядок. Подожди меня во дворе – я сейчас.

Главный герой похлопал по плечу второстепенного и сказал, что у того все будет в порядке, второстепенный герой настолько воспрял духом, что невольно подумалось: его пристрелят не в конце фильма, а минут через пять-десять. Я нежно прикоснулся мизинцем к кулачку Вероники и провел им вверх-вниз, потом еще раз вверх-вниз, потом еще, потом Вероника смахнула мой мизинец раздраженным движением.

– Не мешай!

Второстепенному герою перерезали горло, а главный герой, стоя над его трупом и по-товарищески обнимая его жену, пообещал зрителям отомстить за друга. Я прижался плечом к мягкому округлому плечу Вероники и закрыл глаза.

– Отодвинься, мне жарко!

– Да я тебя почти не касаюсь, тут просто душно.

Я украдкой глянул на парочку, сидевшую тремя рядами выше и мне показалось, что паренек влез под юбку к своей подружке уже обеими руками.

Вероника вздохнула:

– Страшный фильм.

Я в знак согласия промычал и положил свою мужественную сильную ладонь на маленький пухленький кулачок Вероники. В это время парочка сзади вдруг громко и безудержно загоготала. Вероника гневно вырвала свою руку:

– Придурки!

– Да…

– Не понимаю, зачем этим идиотам ходить в кино?!

– Куда же им еще ходить.

– А?

– Да, сидели бы дома.

Главный герой сел на мощный мотоцикл и сквозь бесконечные столбики титров помчался к линии горизонта.

Я толкнул дверь и пропустил Веронику вперед. Вероника повернулась ко мне и наморщила свой беленький лобик:

– А зачем Билл сразу не сказал, что он его брат?

– Наверно, чтобы было интереснее.

– Кому?

– Нам.

– Да причем тут мы, если бы Бил сразу сказал, что он его брат, тогда Гарри, может быть, не убил бы Элен.

Странно, я уже забыл название фильма, а она помнит по именам всех персонажей – бухгалтерия.

– Сюжет в боевиках не всегда поддается логическому объяснению.

– Ой, ну с тобой только в кино ходить! Даже фильм обсудить нельзя.

***

Вероника поежилась от прохладного ветерка и пошла вперед. Я бы накинул на ее подрагивающие плечи дорогой стильный пиджак, но на мне был только старенький пуловер с маленькой дыркой на правом локте.

– Замерзла?

– Ветер холодный.

– Зайдем ко мне, чаю выпьем, согреемся?

– И не надейся.

Вероника, строго постукивая каблучками, твердо зашагала в направлении своего дома. Навстречу нам попадались одинокие прохожие, влюбленные парочки и кучки мелких хулиганов.

– Симпатичный мальчик слева был, на Сталлоне похож, правда?

– Не разглядел. Любишь Сталлоне?

– Конечно. Я вообще люблю сильных мужчин, высоких и чтобы фигура была, они такие, ты вот зря не качаешься, я бы на твоем месте обязательно занялась культуризмом.

Трицепсы – бицепсы. Надо было под пуловер затолкать спасательный жилет.

– Некоторые женщины тоже бодибилдингом занимаются.

– Женщина может быть и слабой, в ней не это главное, и вообще…

– Я не о том.

– Ты что обиделся? Не обижайся – на правду ведь не обижаются. Ты хотел чаю? Зайдем?

Если я что и хотел, но только не чаю.

– А мама?

– А что мама, чаю, что ли, жалко?

***

– Здрасьте.

– Здравствуй.

Коридорчик, комнатка, диван, в углу телевизор, в телевизоре мужчина в белой каске говорит, что у него проблемы с трубами и что будь у него всегда и вовремя трубы, он бы… Щелк. Мужчина превратился в светящуюся точку, но и она быстро погасла.

– Присаживайтесь, как вас зовут?

– Виктор.

– Виктор?

– Да, Витя.

– А вы где работаете?

Где? Я уже говорил, что я летчик-полярник, или нет, не полярник, но что-то в этом роде.

– Я сейчас в отпуске и, наверно, после отпуска уволюсь, меня здесь звали, там у меня товарищ работает, он уже начальник, так что, наверно, я сюда перейду, а то сколько можно мотаться, хотя, конечно, и там свои плюсы, но ведь надо уже и о будущем подумать, нельзя же всю жизнь мотаться, правда?

Уф!

– Я что-то не совсем поняла, где вы работаете.

– Да геологом, мама, я же тебе говорила.

Конечно же, геологом – спасибо, родная.

– О, это, наверно, такая интересная работа и платят там хорошо. А что вы ищете?

– В смысле?

– Ну, какие полезные ископаемые?

Подкованная тетенька, чтобы ей такое брякнуть.

– Марганциты.

Хорошо брякнул, сейчас достанет подшивку журнала «Знание – сила» и ткнет своим указательным пальчиком в раздел геологии.

– А что это такое?

Идиот, не мог сказать, что нефть, газ или какой-нибудь алюминий.

– Это такая группа минералов. Их потом это… В общем, очень ценная руда, ее нигде в мире нет, только у нас и в Австралии, больше нигде нет, очень ценная вещь.

– А как у вас с обеспечением, наверно, выдают спецобмундирование?

– Да, в основном канадское.

– А заработки приличные?

– Так трудно сказать, раз на раз не приходится, в целом хватает, но хотелось бы и побольше.

Я устал. Я взял печеньку и съел, потом еще одну, потом еще. В уголках моих губ застряли крошки, а почему бы Веронику ни попросить собрать их кончиком своего розового язычка?

– Витя, а ты далеко живешь?

Вот так-то.

– Нет, не очень.