Глава 2

Поздно вечером того же дня Рене вызвали в Пале Рояль на улицу Риволи, где Раймон Пуанкаре имел тайную квартиру на втором этаже большого дома, расположенного напротив сада Тюильри. Обычно собрания Ложи происходили по заранее оговоренным условиям и срокам, где, будучи секретарём, именно Рене доводил до сведения членов организации информацию о времени следующего заседания. Звонок и срочное приглашение посетить место тайных собраний насторожили редактора. Он с сожалением покинул тёплое пространство между одеялом и шелковой простынёй, нагретое супругой Сарой, и проклиная злополучный звонок, отправился на встречу с членами парижской ложи.

В свете модной электрической люстры, собравшиеся в зале люди выглядели уставшими и раздражёнными. Это был ближний круг президента – члены масонской ложи, которые одновременно являлись ключевыми министрами правительства Третьей Республики. Редактор протиснулся между военным министром и министром промышленности, подошёл к сидящему во главе стола Пуанкаре и, наклонившись, вопросительно посмотрел в его серый глаз за моноклем в золотой оправе.

– Что случилось, Раймон? – спросил он тихо, но настойчиво. – Чем обьяснить этот внезапный аврал?

– Немного терпения, мой дорогой Рене, скоро ты всё узнаёшь. – ответил Пуанкаре, и обратившись к пятерым членам ложи, видимо собравшихся досыпать стоя, сказал, как можно убедительно и настойчиво. – Господа, давайте уже начнём.

Пятеро министров не спеша расселись по своим местам за роскошным «ампирным» столом на двенадцать персон.

– Дело, по которому я вас собрал, действительно, не терпит отлагательств. – Пуанкаре выдержал паузу и продолжил: – Вы все в курсе, что наши войска вместе с англичанами потерпели сокрушительное поражение на «Линии Зигфрида». Увы, генерал Нивель не оправдал наших надежд..

Министры застыли, выжидая, что последует за этим утверждением. Пуанкаре продолжал:

– Мы потеряли 122 тысячи наших солдат и пять тысяч русских, выступивших на нашей стороне. Так же мы не досчитались 132 танка и триста самолётов. Нам пришлось отступить. Сейчас на всех фронтах передышка. Но это не надолго. Мы опять собираем силы и скоро ударим с ещё с большей силой. С завтрашнего дня мы начинаем подготовку к решающему сражению. Всем вам придётся здорово поработать.. – Президент обвёл всех требовательным взглядом и его монокль хищно блеснул в свете электрической многоламповой люстры. Голос президента окреп и в нём появились железные нотки.

– Мы победим и война скоро закончится. Но после этого у Франции останется старый враг – Россия. Она ослабла и нам нужно навсегда вырвать у неё зубы. Для этого необходимо делать всё, даже, на первый взгляд, не имеющее прямого отношения к её экономической и военной составляющей. – Пуанкаре усмехнулся, – Подойдёт и подпорченное реноме.

За столом оживились, кто-то рассмеялся. Президент продолжил:

– В связи с этим мы задумали неплохую операцию, целью которой является поиск неких документов, способных нанести существенный урон российской государственности. Для этого мы отправляем двоих агентов в Россию и я хочу, чтобы каждый из вас, по мере своих сил и возможностей включился в это предприятие.

Пуанкаре любивший слово и обладавший даром произносить длинные прочувствованные речи говорил ещё около получаса. Когда он умолк и объявил собрание закрытым, собравшиеся с облегчением стали покидать квартиру, торопясь по своим домам, в надежде закончить оставшуюся часть ночи в свих постелях. Пуанкаре попрощался со всеми, но у выхода перехватил руку Рене и попросил задержаться. Вдвоём они вернулись в зал, где сидел министр Внутренних Дел Третьей Республики Луи Мальви.

– Теперь о главном. – президент вздохнул и не сдержался. – У нас чертовски плохие дела… Луи доложите.

Министр внутренних дел открыл коричневую, тиснёную золотом папку и сказал.

– Сегодня вечером наш подопечный, Калашников Фёдор Яковлевич, был обнаружен мёртвым у себя в номере. Нашла его, кастелянша, которая должна была принести ему чистые рубашки. На стук в дверь никто не отвечал и она заглянула в номер. Там у окна увидела Калашникова, лежащего на полу с торчащим из шеи ножом для резки бумаг. По всему номеру были разбросаны вещи: видимо преступник спешил и нервничал. На крики кастелянши прибежали охранник и администратор отеля. Тот позвонил нам. Мы тщательнейшим образом осмотрели место убийства, облазили каждый уголок номера, но рукопись не нашли.

– Но кто…как? – у редактора перехватило дыхание от этой новости. Он был уверен, что всё под контролем и сейчас, когда все так удачно складывалось, появление третьей стороны было как удар грома при ясной погоде. – Откуда информация… и как кто-то мог узнать о нашей операции?!

– Как – это нам предстоит выяснить позже. – задумчиво протирая пенсне, проговорил Пуанкаре. Он водрузил пенсне на место и перевёл взгляд на министра Внутренних Дел. – Сейчас нам надо узнать, кто стоит за убийством и куда делась рукопись.

Луи Мальви закрыл папку.

– По данным опроса персонала отеля: Калашников вёл замкнутый образ жизни. В день убийства, после контакта с Кожемякой, филёры проводили его до дверей гостиницы, откуда он больше не выходил. По словам портье: старика иногда навещала внучка Елизавета Калашникова. Была она и сегодня, только не долго, и ушла около трёх часов дня.

– Её срочно надо найти и допросить.– с нетерпением произнёс президент.

Мальви развёл руками и вздохнул:

– Это невозможно, господин президент. Сейчас она уже пересекла границу Германии.. В шесть часов вечера она села в поезд «Париж—Петроград».

Пуанкаре сделал знак, который на языке парижских клошаров означал: «конец всему» и прокомментировал ситуацию в более приемлемой интерпретации на русском:

– Куда ни кинь— всюду клин!

Блеснув знанием русских поговорок, глава Третьей Республики подытожил.

– Итак. В сухом остатке имеем один труп, пропавшую часть рукописи, и возможно, крота, который сливает кому-то информацию.

В голове у Пуанкаре завертелась ещё одна русская пословица: «Утро вечера – мудрее», но он решил, что одной поговорки будет достаточно и сказал просто: – Это ужасно, господа…

***

Александр проснулся поздно. Вчерашние события выбили его из колеи и к вечеру он естественным образом залип в одном из ночных заведений на большой и веселой улице Сен-Дени. Там он изрядно выпил и как вернулся домой не помнил.

Он поднял голову со всклокоченными волосами и оглядел блеклые обои меблированных комнат, где он прожил с отцом последние два года после своей отставки из армии. По расположению солнечных пятен на стене понял что уже далеко не утро. За стеной малыш-Юсуп отчаянно ругал кого-то на своём восточном языке сдобренным французскими междометиями. Получалось очень красочно. Юсуп торговал марокканскими коврами и тканями в своём магазинчике расположенном тут же, на нижнем этаже доходного дома в центре Монмартра. Сегодня была пятница —

священный день, но Юсуп не спешил открывать свой магазин. Ночью кто-то проник в общий коридор и украл подшивку газет и журналов, которые были выставлены в коридор, чтобы не захламлять пространство квартиры Юсупа. Вместе с подшивкой исчезли и хромовые сапоги турка, что большей степени возмущало марокканскую жену Юсупа, которая также кричала всё утро, понося последними словами нечистых на руку соседей. Александр вспомнил, что возвращаясь поздно ночью, он споткнулся о баррикаду из обуви и макулатуры наваленную у его двери. «Так тебе и надо» – мстительно подумал Александр. – «Сколько раз было говорено: прибери свой мусор».

Перебирая события вчерашнего дня, он припомнил слова фабриканта о какой-то сетке, с помощью которой можно было расшифровать послание закодированное в рукописи Иеорнима. «Сетки специально перепутаны» – кажется так говорил Фёдор Яковлевич. Александр вскочил с кровати, и продрав глаза, подошёл к столу, где ворохом лежали бумаги отца. Тот на склоне лет увлекался астрологией и стол был завален рулонами карт, гороскопов и диаграммами движения планет. Он пробежал взглядом собственную натальную карту, составленную отцом за несколько дней до смерти. Из расположения звёзд и планет начерченных на плотной бумаге Александр ничего не понял, но гороскоп ему не понравился. В поисках сетки-ключа он облазил весь рабочий стол, заглянул в шкаф с книгами, и ничего не обнаружив, уже собрался бросить эту затею, как взгляд его остановился на кальках размером с формат рукописи, на которых были нарисованы разноцветной тушью кружочки планет разного диаметра. Это были кальки с его натальной карты. Количество их оказалось равным количеству листов рукописи, из чего Александр предположил, что они вполне могли быть ключами к расшифровке. Возможно таким способом отец решил замаскировать сетку под гороскопы. Эту находку он решил показать Калашникову и, не откладывая отправился в отель «Виктория», где проживал старик-фабрикант.

В вестибюле гостиницы Александр почувствовал особую нервозность персонала и поднявшись на этаж, где жил Калашников, увидел, что дверь в номер старика была открыта настежь. Заглянув в комнату, он увидел двух горничных убиравших разбросанные вещи и книги в два больших чемодана, стоящих в центре комнаты. На вопрос Александра: —«Где хозяин?», горничная посмотрела на него круглыми от страха глазами и сказала:

– О месье, нам запрещено разговаривать с посторонними на эту тему. Вы наверно знакомый убитого… – она осеклась на полуслове и зажав рот руками, замахала руками. – О, пожалуйста месье… полиция запретила говорить об этом,… пожалуйста месье, вам лучше уйти…Прошу вас!

Сказанное девушкой было словно гром среди ясного неба. После некоторого оцепенения, длившегося несколько секунд, Александр почувствовал, как нарастает в нём волна паники. Сковавший его тело страх, пробежал неприятным холодком по спине и засел в животе тяжёлым комом. Ноги сами пришли в движение, он молча развернулся, и будто движимый чьей-то невидимой волей, побежал прочь. В голове повторяющимся рефреном звучало: – «Вот это да… Вот это да…»

Он пробкой вылетел из отеля, совершенно ничего не соображая и не видя вокруг. Пробежав с десяток метров, он чуть не попал под знакомое «Пежо», которое рвануло следом за ним от дверей злополучного отеля. Поравнявшись с Александром, Ален Ришар, сидевший за рулём, кивнул ему со снисходительной улыбкой и поинтересовался:

– Далеко бежим?

Александр остановился и смерил агента взглядом полным презрения и ненависти: