В ноябре 1936 г. в рамках программы развития немецко-афганского сотрудничества был подписан секретный протокол о предоставлении Афганистану военной помощи на сумму 15 млн марок. В соответствии с этим протоколом германская сторона брала на себя обязательство поставить Кабулу необходимое вооружение и технику, а также оказать помощь в создании и вооружении «показательной афганской дивизии по германскому образцу». В Афганистан была направлена группа инспекторов германского вермахта, которые были прикомандированы как к генеральному штабу вооруженных сил Афганистана, так и к окружным штабам афганской армии. Сотрудник абвера (II отдел – иностранные армии) майор В. Шенк был назначен главным военным советником Германии в афганской армии. Он лично возглавил в Кабуле офицерские курсы по подготовке командного состава вооруженных сил Афганистана, одновременно выполняя также обязанности германского военного атташе²⁴. Под его непосредственным руководством за период с 1936 по 1941 гг. подготовку и переподготовку прошло около 500 афганских офицеров. Это немалая цифра, если учитывать, что офицерский корпус в Афганистане в предвоенные годы насчитывал около 3 тыс. военнослужащих²⁵. Свою лепту в развитие германо-афганского военного сотрудничества внесло также и ведомство Г. Гиммлера. По договоренности с Кабулом в Афганистан была направлена группа специалистов СС для оказания помощи королевскому режиму в реорганизации органов государственной безопасности и создании частей внутренней охраны.

Подготовка военных кадров из числа афганской молодежи осуществлялась и в учебных центрах и училищах вермахта непосредственно в Третьем рейхе. Кабульские власти регулярно направляли группы афганских учащихся в Германию для обучения военному делу. Правящий режим в Афганистане стремился поддерживать среди молодого поколения высокую мотивацию получения немецких дипломов, свидетельствовавших о присуждении классных званий военных специалистов. Например, на страницах газеты «Ислах» от 14 мая 1940 г. был опубликован список афганских учащихся, прошедших обучение в Германии и получивших профессию военных техников-артиллеристов. В напечатанной информации особо подчеркивалось, что эти афганские выпускники немецких училищ по прибытию в Кабул удостоились чести быть принятыми военным министром²⁶.

Сотрудничество в области вооружений между Афганистаном и фашистской Германией продолжало набирать обороты. В телеграмме советского посла в Афганистане от 8 января 1939 г. в адрес НКИД СССР сообщалось, что «англичане сообщили нашему военному атташе о предоставлении Германией военного кредита афганцам в размере 1 млн английских фунтов на 8 лет с покрытием 50 % наличными, остальное сырьем»²⁷. По данным советской резидентуры в Афганистане, в январе 1941 г. немцы предоставили дополнительно афганским властям целевой кредит в размере 10 млн марок на закупку военной техники, а также гарантировали продажу афганцам по льготным ценам легкого и тяжелого стрелкового вооружения еще на 10 млн марок²⁸. Афганский рынок военной техники и вооружения оказался, по сути дела, под полным контролем Германии. Но Германия оказалась не в состоянии в согласованном объеме поставлять вооружение в Афганистан, поскольку советское правительство, предоставившее Германии транзит товаров через свою территорию, отказало в транзите вооружений.

Засилье немецких советников и инструкторов в различных военных и гражданских ведомствах в Афганистане привело к тому, что германские специалисты обладали исключительно большими возможностями по сбору всякого рода информации. Эта универсальная осведомленность немцев о положении дел в Афганистане представляла собой мощный рычаг воздействия на правящую элиту и одновременно являлась средством распространения влияния немцев на самые различные слои населения. Советская резидентура в Кабуле в своих донесениях отмечала, что в массовом сознании афганцев создавался образ немца, принципиально отличный от любых других иностранцев, проживавших в Афганистане. «В самом деле, – говорилось в одном из этих документов, – как могут афганские чиновники скрывать что-нибудь от немца, когда они и без того все знают, нередко больше самих афганцев. Что может быть зазорного в том, что какого-нибудь афганского чиновника увидят вместе с немцем на улице или афганец зайдет на квартиру к нему? Это считалось вполне допустимым, тогда как ни один афганский чиновник не решится показаться на улице в обществе советского гражданина… Установка немцев была, очевидно, такова, чтобы всякое соприкосновение с немцами приносило выгоды афганцам, и эта установка проводилась неукоснительно и методично»²⁹.

Как отмечалось в отчете полпредства в Афганистане за 1941 – начало 1942 г., немцы подкупали любящих взятки афганских министров и чиновников. Они бросали гроши афганской бедноте, но всегда с условием: говори всем, что немцы – друзья афганцев. Практика свидетельствовала о том, что немецкие специалисты, работавшие на афганских предприятиях, «отчисляли» из своего жалования, получаемого из афганской казны, 5—10 % в пользу того или иного министра или руководителя предприятия. А подкупаемые афганцы добивались увеличения окладов немецким специалистам. В своих финансовых сделках с афганцами немцы отчисляли процент в пользу афганца, подписавшего выгодный немцам контракт. Путем такой «щедрости» в Афганистане среди верхушки и частично средних афганских слоев о немцах также шла «слава» как о «добрых» афганских друзьях³⁰. В рассматриваемый период советской разведке в Афганистане стало ясно, что «указанными способами фашисты добились охвата чуть ли не поголовно всей афганской технической молодежи своим влиянием».

Для обработки подрастающего поколения был использован столичный лицей «Неджат», где насчитывалось около тысячи учащихся. Отличие этого учебного заведения от других школ заключалось в том, что преподавание всех предметов начиная с 6 класса проводилось на немецком языке. Немецкий язык и все предметы, кроме истории и «закона божьего», преподавали до конца 1941 г. исключительно немецкие педагоги. Выпускники этого лицея имели право поступать в высшие учебные заведения фашистской Германии без каких-либо экзаменов.

Руководство фашистской Германии стремилось завязать тесные личные отношения с представителями элиты афганского общества. Выбор пал в первую очередь на председателя Афганского национального банка, министра экономики Афганистана Абдул Меджида. Выбор в пользу именно этого влиятельного промышленника и представителя афганской элиты обуславливался следующим: во-первых, немцы учитывали антисоветскую направленность А. Меджида, сидевшего в 1924–1925 гг. в Бутырской тюрьме в Москве за спекуляцию и обман советских органов³¹; во-вторых, по линии жены он был связан родственными узами с немцами – родная сестра его жены была замужем за немцем³².

Вот почему на этапе становления и развития отношений Афганистана с фашистским режимом Германии именно А. Меджид как председатель Афганнацбанка был приглашен принять участие в работе фашистского съезда в Нюрнберге в 1937 г. В сообщении советского посла К.А. Михайлова от 20 сентября 1937 г. на этот счет отмечалось, что А. Меджид прибыл в Германию по личному приглашению фюрера. Министр экономики, а также командующий ВВС Афганистана были приняты А. Гитлером. В состоявшейся беседе немецкий фюрер «выразил большое удовлетворение, что воздушная связь Германии с Кабулом будет новым элементом прогресса культуры и экономики обеих стран»³³.

В последующие два года состоялись встречи А. Гитлера с представителями правящей династии Надиров в Афганистане: в 1938 г. – с премьер-министром Афганистана М. Хашим-ханом – родным дядей короля М. Захир-шаха, в 1939 г. – с послом Афганистана во Франции Шах-Вали-ханом, которому афганский король также доводился родным племянником³⁴. Однако нацисты остановили свой выбор на министре экономики Афганистана А. Меджиде как ключевой фигуре среди растущей группировки германофилов в высших эшелонах власти Афганистана. Нацисты не ошиблись. Именно А. Меджид заключил с немецкими банками, а также с правительственными учреждениями ряд договоров, которые заложили фундамент германо-афганского сотрудничества.

С января 1941 г. и вплоть до окончания Второй мировой войны министр экономики Афганистана находился в Германии, являясь, по сути дела, «специальным представителем» королевства Афганистана в ставке А. Гитлера. Он обеспечивал оперативную связь нацистской верхушки с кабульскими властями. В сопровождении немецких бонз А. Меджид в составе инспекционных групп неоднократно выезжал на Западный фронт. По итогам этих поездок он информировал афганское руководство о действительном положении на европейском театре военных действий.

При участии немецких агентов, состоявших на афганской службе, а также при посредничестве Абдул Меджида в государственных структурах власти Афганистана были созданы влиятельные германофильские группировки из явных и скрытых пособников нацистов. В Военном министерстве в состав этой группы входили командующий Центральным военным округом двоюродный брат короля М. Захир-шаха – М. Дауд-хан и его заместитель Мухаммед Ариф-хан, начальник штаба вооруженных сил страны Мустафа-хан, руководитель его оперативного отдела Саратуддин-хан, начальник управления разведки при Военном министерстве Мухаммед Анвар-хан, командир кавалерийской бригады Султан Ахмед-хан и т. д.³⁵

Германофилы в гражданском секторе государственной власти группировались не только в Министерстве экономики и в структурах Афганнацбанка. Опорными пунктами германофилов стали также следующие правительственные учреждения в Афганистане: Министерство иностранных дел, Министерство общественных работ, Министерство здравоохранения, Министерство просвещения, Министерство почт и телеграфа и т. д. Явной прогерманской ориентации придерживались начальник Общеполитического департамента МИД Афганистана Наджибулла-хан, министр почт и телеграфа Рахимтулла, министр здравоохранения Яхья-хан, бывший афганский посол в Москве Абдул Гусейн-хан, высланный по представлению НКИД СССР из страны в 1938 г. за антисоветскую деятельность³⁶.

«Проба пера» для сторонников фашистской Германии в Афганистане была назначена на август 1939 г., т. е. в канун начала Второй мировой войны. Планируя открыть фронт военных действий против англичан на Западе, фашистское руководство, естественно, готовилось предпринять меры к дестабилизации обстановки и на Востоке против Британской Индии. Посол СССР в Афганистане К.А. Михайлов в срочной шифротелеграмме на имя наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова докладывал: «По сведениям, добытым стороной, в Кабуле обнаружена фашистская группа, созданная немцами: доктором Фишером и инструктором высших офицерских курсов майором Шенком. Группу возглавляет министр просвещения М. Наим-хан… Военный министр раскрыл эту оппозиционную правительству группу и сообщил об этом премьеру. Наим-хан в результате нервного потрясения сильно заболел»³⁷. Выступление германофилов не состоялось.

Во второй половине августа 1939 г. советская резидентура в Кабуле информировала Центр, что в беседе с премьер-министром М. Хашим-ханом М. Наим-хан отрицал наличие фашистской группировки в составе афганского правительства, однако признавал существование небольшой организации афганских национал-патриотов. Эта организация, по словам министра просвещения, якобы боролась за усиление темпов всестороннего развития Афганистана с целью ослабления иностранного влияния. М. Наим-хан подчеркивал, что организация намерена только помогать правительству, не являясь ему враждебной силой. Никаких репрессий к этой группировке премьер не предпринял³⁸. Более того, интересы правящей династии Надиров в условиях начавшейся Второй мировой войны требовали консолидации и единства действий всех сил правящей элиты, в том числе и германофилов. По согласованию с королем М. Захир-шахом глава афганского правительства М. Хашим-хан в сентябре 1939 г. назначил своего племянника – министра просвещения М. Наим-хана – заместителем премьер-министра. Раскол в высшем эшелоне власти был предотвращен.

Информация о происках немецких спецслужб в Афганистане накануне Второй мировой войны вскоре просочилась на страницы иностранных газет. Например, газета «Стейтсмен» от 1 февраля 1941 г. сообщала: «Немецкие, итальянские и японские агенты проявили особую активность в Афганистане за несколько месяцев перед началом войны (Второй мировой войны. – Прим. Ю.Б.). Представители афганского правительства приняли к сведению тот факт, что их страна была использована в качестве базы для пропаганды в полосе племен. За всеми иностранцами требуется установить строгий надзор. Все они находятся на государственной службе, и в их договорах предусмотрено, что проявление политической активности будет караться по всем строгостям законов страны. Однако в течение 3-х недель с момента возникновения войны был вскрыт конспиративный заговор, инспирированный иностранными силами…»³⁹.

В связи с началом Второй мировой войны король Афганистана М. Захир-шах официально объявил о нейтралитете своей страны. На страницах газеты «Ислах» от 7 сентября 1939 г. был опубликован королевский указ. В этом документе, в частности, говорилось следующее: «Наше королевское правительство, будучи всегда сторонником мира, во всех случаях желало мира и спокойствия. В настоящее время, когда, к сожалению, началась война на европейском материке, мы пожелали, чтобы наше королевское правительство продолжало в дальнейшем соблюдать мир и спокойствие и нейтралитет. Поэтому я объявляю о нейтралитете Афганистана в нынешней войне и прошу у всевышнего прекращения войны, разрушающей культуру и нарушающей спокойствие человечества.»⁴⁰.

Провозгласив нейтралитет, афганские власти в своих официальных заявлениях по поводу начавшейся войны старались даже не упоминать конкретно воюющие стороны, дабы не быть обвиненными в своих симпатиях в пользу Германии или Великобритании. Чудеса изворотливости на этот счет демонстрировал, например, Файз Мухаммед – посол Афганистана в Турции (до 1938 г. министр иностранных дел. – Прим. Ю.Б.). В беседе с редактором газеты «Ислах», напечатанной в афганской прессе 9 марта 1940 г., Файз Мухаммеда спросили, на чьей стороне, по его мнению, будет победа во Второй мировой войне. Он ответил следующее: «Я склонен считать победу за той стороной, которая является сторонником справедливости и независимости народов мира и свое благополучие ищет в благополучии мира, в противном случае победитель и побежденный ничего не увидят кроме бедствия и затруднений»⁴¹.

Афганский нейтралитет в некоторой степени спутал карты нацистов, стремившихся перетянуть Кабул на свою сторону. В этой связи приоритетной задачей Третьего рейха на афганском плацдарме стала разработка плана государственного переворота в Афганистане с целью свержения правительства М. Хашим-хана и формирования нового правительства, готового вместе с германской военщиной вступить в борьбу против Англии на Востоке. Этот план в Берлине получил кодовое название «Аманулла». Его суть заключалась в том, чтобы, объединив усилия афганских германофилов в высших эшелонах власти со сторонниками бывшего эмира Афганистана Амануллы, осуществить государственный переворот при участии внешних сил – спецподразделений фашистского вермахта.

Неожиданное оживление в среде афганской эмиграции в Европе и, в первую очередь, среди аманулли-стов также привлекло внимание советского руководства. 19 сентября 1939 г. в адрес посла СССР в Риме из центрального аппарата НКИД СССР ушла телеграмма следующего содержания: «По имеющимся у нас сведениям, требующим проверки, находящийся в изгнании бывший падишах Афганистана Аманулла и его сторонники в связи с происходящими в настоящее время событиями в Европе начинают проявлять политическую активность. С соблюдением должной осторожности подробно выясните и соберите необходимые сведения, в чем конкретно проявляется эта деятельность Амануллы и его сторонников, кто его окружает, с кем он поддерживает связь и их характер…»¹² Вскоре советской стороне стало ясно, что инициатива вернуть Амануллу-хана из политического небытия принадлежала именно немцам.

Разработка операции «Аманулла» велась параллельно двумя германскими ведомствами – Министерством иностранных дел во главе с И. Риббентропом и военной разведкой (абвер II – иностранные армии) во главе с адмиралом Ф. Канарисом. После подписания в августе-сентябре 1939 г. Пакта о ненападении и Договора о дружбе и границе между СССР и гитлеровской Германией руководство Третьего рейха дало поручение своему внешнеполитическому ведомству попытаться привлечь Советский Союз к реализации плана «Аманулла». По замыслу немцев, СССР должен был предоставить им плацдарм в Туркестане для дислокации бригады СС и горной дивизии вермахта с целью их последующего десантирования в Афганистане. В своих расчетах нацисты, по-видимому, уповали на то, что И.В. Сталин в конце 20-х гг. пытался уже оказать поддержку Аманулле-хану в его борьбе с религиозными фанатиками. Большевистский лидер даже направил в Кабул специальный корпус под командованием В. Примакова, но эта помощь оказалась запоздалой. К тому времени Аманулла был уже свергнут и эмигрировал в Италию, а советские войска вернулись в Туркестан.

Осенью 1939 г. афганская тема неоднократно становилась предметом разговора немецкого посла в Москве Ф. Шуленбурга и главы внешнеполитического ведомства СССР В.М. Молотова, причем инициатива неизменно исходила от германского дипломата. 2 ноября 1939 г. Ф. Шуленбург перед своим отъездом в Берлин в беседе с В.М. Молотовым лишь высказал свою заинтересованность в постановке афганской темы и ее обсуждении. 13 ноября 1939 г. Ф. Шуленбург, вскоре вернувшись из Берлина, вновь посетил советского наркома по иностранным делам. Во время переговоров посол заявил, что германское правительство с целью быстрого окончания войны хочет «сделать сильный нажим на Англию». Поэтому оно просит правительство СССР «послать в Афганистан Амануллу и его людей для нажима на англичан».

17 ноября 1939 г. Ф. Шуленбург в ходе встречи с В.М. Молотовым вновь инициировал постановку вопроса о «транзите» Амануллы и его людей в Афганистан через советскую территорию. Однако афганская тема не получила своего развития, ибо немецкий посол затруднился ответить на прямой вопрос наркома СССР, в чем конкретно должно выразиться содействие советских властей Аманулле⁴³. Спустя ровно месяц, 17 декабря 1939 г., Ф. Шуленбург проинформировал о наличии у германской стороны планов государственного переворота в Афганистане. Более того, в Москву для ведения переговоров с В.М. Молотовым по афганскому вопросу прибыл П. Клейст – сотрудник Внешнеполитического бюро НСДАП, возглавляемого И. Риббентропом.

Архивы внешней политики СССР по данному вопросу все еще остаются закрытыми. В многотомном собрании документов внешней политики СССР за 1940/41 гг. лишь в примечании к ХХШ тому архивных материалов дается краткая информация на этот счет. Скупые строки, набранные петитом, подтверждают, что в декабре 1939 г. в Москве находился П. Клейст – специальный представитель И. Риббентропа, уполномоченный обсуждать разрабатывавшиеся планы германской стороны по изменению режима в Афганистане⁴⁴