Отзывы на книги автора «Юрий Буйда»

"Мы живем в мире, где разум не всевластен, и не потому, что он незрел и слаб, а потому что мы - люди, которые тем и отличаются от животных, что пытаются превзойти себя, свою природу, свой разум..."

Знакомство с творчеством нового для меня автора оказалось делом непростым. Омерзительно-неприятные сцены, фигурировавшие в начале романа (среди которых оргии с участием несовершеннолетних, так что книга однозначно из категории "18+"), едва не оттолкнули меня от чтения. Однако же, как выяснилось позднее, акцент сделан автором не на этом - он словно приуготовляет читателя к тому, что произойдет затем: цветочки из садов Виверны обернутся чудовищами...А кроме того, книга изобилует красивыми философскими размышлениями об искусстве (один разговор о Данте чего стоит - так и хотелось перечитать "Божественную комедию"), Боге, вере, красоте.

Кстати, о красоте, ведь она станет едва ли не завязкой первой части романа. По сюжету книги, некий художник-горбун, некто Джованни, живущий во времена инквизиции, в семнадцатом веке, превращает уродливых женщин в красавиц. И все бы ничего - только женщины с тех пор становятся одержимы дьяволом и стремлением убивать...Инквизитор дон Чема со своим личным секретарем, Мазо, пытаются разобраться во всем этом на месте - в садах Виверны, где, по слухам, случается та еще чертовщина, ведь фрески им расписывал тот самый Джованни. Поездка заканчивается трагично: побоищем и пожаром...

"Когда-нибудь избыток гуманизма на пути от Бога к бестии приведет нас на край пропасти, и это произойдет скорее, чем нам сегодня кажется"

Во второй части романа мы молниеносно переносимся в восемнадцатый век, Париж, французская революция, кровь на улицах, бунты и...вампиры. Молодой человек из Гавра волею судеб оказывается в пристанище греха - естественно, в садах Виверны. Здесь происходят жуткие представления, здесь царят бессмертные. Можно продать душу дьяволу и жить вечно, только что это будет за жизнь?...

"Мы не стремимся улучшать общество, пусть этим займутся те, кто обречен смерти..."

И наконец, в третьей части мы перемещаемся в Россию и нас ждет что-то вроде семейной саги. История помещика по фамилии Одново, состоявшего в переписке со многими русскими классиками, продолжится в жизни его дочери и ее друзей. А это - революционно-подпольная деятельность, бомбы, аресты, гражданская война.

"Жизнь приняла характер напряженный, жуткий. Кажется, что где-то около тебя, в сумраке событий, притаился огромный черный зверь и ждет, и соображает, кого пожрать. А студентики – милые люди, славные люди. Лучшие люди в эти дни, ибо бесстрашно идут, дабы победить или погибнуть. Погибнут или победят – не важно, важна драка, ибо драка – жизнь. Хорошо живется!"

Обращает на себя внимание интересная композиционная выстроенность романа: это будет так называемая "книга в книге" и мы посмотрим на события еще и глазами персонажей из последующей частей. Современники Французской революции рассуждают об инквизиции и этих странных превращениях, русские студенты читают рукописи из первой, и второй частей, и рассуждают о судьбе родины и путях достижения свободы и счастья - в юношеско-максималистском ключе, но жизнь всегда расставляет все по своим местам...Признаюсь, по итогу сложнее всего мне было читать именно заключительную часть романа - от семейных саг всегда веет грустью утраты и слишком быстрого бега времени...

"Однажды ты сказал мне, что смысл рая не в том, чтобы туда попасть, а в том, чтобы о нем помнить. Может быть, мы еще и встретимся там, на другом берегу..."

4/5, маленькая модель цивилизации и развития мира - было увлекательно и необычно такое читать, периодически отвлекаясь на красивые длинные размышления персонажей. Порадовало и многообразие использованных здесь жанров: фэнтези, исторический роман, приключения, мистика и ужасы, семейная сага...Книга-лабиринт, оставляющая после себя такое долгое и приятное послевкусие, есть о чем подумать на досуге, о чем поспорить с автором, а в чем-то, может, и согласиться...

"У нас нет потерянного рая, завещанного отцами, нам только предстоит его обрести и завещать детям. А что же мы хотим завещать сегодня? Терпение? Покорность? Жалкие будни рабов? Как говорил Сенека, non est vestrum ubicumque non estis – мы не можем жить сразу во всех комнатах этого дома. Надо жить здесь и сейчас, в этой комнате, где должен быть порядок. Наш порядок. Расставание с прошлым – это не утрата, а очищение..."

"Похоже, пошлость сторожит все подступы к настоящим чувствам."

С первых строк "Дар речи" стал мне напоминать недавно читанную "Мою золотую тёщу" Нагибина. Та же компактность, тот же секс. Но главное — факт попадания неглупого парня из народа в высшие слои советского общество. В ближний круг семьи патриарха. В "Тёще" это директор завода, бывший нарком; в "Даре" — телеведущий условной "Международной панорамы". Красная аристократия. Отличаются только эпохи: военная Москва против последнего десятилетия СССР. И то, и то крайне любопытно.
А элиты у нас что? Правильно морально разлагаются. Зашкаливающая интеллектуальность на фоне беспорядочных половых.
Возраст главных героев на момент знакомства и первого секса: ему шестнадцать, ей пятнадцать. Эту связь они пронесут через годы.
Последние годы меня раздражают книги, превращённые в путеводители. Когда пару страниц читаешь о лэндмарках Будапешта, понимаешь только одно — автор там был и ему понравилось. Ок. Но знай меру. Не знает.
Нераздражающие описания городов удаются Рубиной. Остальные борщат, превращаясь временами в Lonely Planet.
Рассказчик оказывается не главным героем, у него одна функция — любить Шашу и наблюдать за жизнь клана Шкуратовых.
По форме у нас тут — фрагметарная семейная сага, по прихоти автора скачущая от Революции до дней сегодняшних. История похищенной любви. Рефлексия на тему палачей и жертв, репрессий и доносов. Инородные куски по-настоящему умных и глубоких речей. Пурпурные заплаты. Триллер с убийствами. Кто же, кстати, всех убивал? Дидим?
Сильная вещь, настоящая большая литература.
10(ШЕДЕВР)

Шкуратовы. Семья инцестов, контрастов и скелетов в шкафах. Советский аристократический род. Дворяне нового образца. Илья Шрамм до 16 лет даже и не подозревал, что имеет с ними хоть какое-то родство. Рос обычным ребенком, без привилегий и богатств, а потом узнал о том, кто его отец, и жизнь сделала резкий крен в сторону благополучия и больших возможностей.

Илья был впечатлен эрудицией новых родственников, их особым отношением к окружающим и миру, их сплоченностью и праздностью, свободой, которой так не хватало обычному советскому ребенку. Не обошлось и без влюбленности. Шаша — одна из Шкуратовых и девушка, которую Илья полюбил на всю оставшуюся жизнь.

Чтобы стать полноправным членом семьи, Илья плотно взялся за учебу, углубился в изучение философии и литературы, начал осваивать сразу несколько языков и поступил на юриста в те времена, когда это еще не стало мейнстримом. Но одних знаний мало, чтобы встать в один ряд со Шкуратовыми. Нужно еще и мыслить, как Шкуратов.

Дидим — старший брат Ильи и образцовый представитель его новообретенной семьи. Богатый, высокоэрудированный и остроумный. По уровню достатка Дидим обошел даже своего отца, Бориса Шкуратова, — политического обозревателя и лидера мнений, за жизнью которого следит вся страна.

Но повествование Буйда начинает не с детства Ильи, а с современности, с момента, когда главному герою поступает звонок от Шаши со срочной просьбой приехать в элитный поселок «Правая сторона», в котором живет Дидим. По приезде Илья узнает, что Дидим, находясь в нетрезвом состоянии, сбил девочку, а затем добил ее, выстрелив из пистолета.

Объяснить его поступок не может никто, а сам Дидим после рокового вечера впал в депрессию и потерял драгоценный дар речи, делающий его личностью. Илья и Шаша начинают обдумывать план действий и возможные выходы из ситуации, ни во что не ставя утраченную жизнь. Убийство для их семьи — дело обыденное.

Повествуя о судьбе Шкуратовых, Буйда не забывает рассказать и об истории страны, затронув самые важные ее эпизоды: перестройка, развал СССР, смена культурных парадигм, Афган, — все это сплетается в одну из ключевых для романа мыслей о «цели русского народа», его самобытности и метафизической избранности, которую главным героям еще предстоит доказать.

Тяжело сказать насколько персонажи Буйды соответствуют действительности — я о таких своеобразных советских семьях ничего не слышал, — но семейка Шкуратовых у автора получилась очень любопытной. Разношерстная компания отвратительных интеллигентов, напоминающая какой-нибудь клан высших вампиров (мне в голову пришили Вольтури из, прости господи, «Сумерек»), строящих из себя металибералов и плюющих на свой народ. Симпатия к таким мерзавцам вряд ли у кого-нибудь возникнет, но в рамках художественного произведения выглядит очень интересно. Я до романа Буйды еще никогда не встречал такой образ советской элиты в литературе — убийцы были, извращенцы были, а вот чтобы еще и аристократический лоск на этом всем был — такого не помню.

Роман Буйды тяжело усвоить после первого прочтения. На поверхности здесь, в первую очередь, довольно неплохой сюжет со всеми популярными темами — секс, наркотики, критика Советов, — а вот философия автора и ключевая мысль текста слегка теряются на фоне всех этих извращений, хотя они в романе как раз таки вторичны.

Основная, по заявлению некоторых, тема влияния страшного семейного прошлого на настоящее человека — раскрыта в тексте, на мой взгляд, хуже всего. Грехов у предков Дидима и компании, конечно, много, — один страшней другого, — но надлом, который происходит с героями из-за этих самых тайн, мотивирован не так уверенно, как того хотелось бы, и для меня на первый план вышла тема свободы слова, что вряд ли резонирует с задумкой романа.

«Дар речи» — это самобытный и оригинальный текст, который вызовет жгучее чувство негодования у одних и приступы гомерического хохота у других. Читать роман, конечно, стоит — такого сейчас пишут мало, но говорить о том, что это большая проза, я бы пожалуй не стал.

Творчество Буйды люблю. Любит его моя "грязная" часть натуры.
Что удивительно, первоначальное знакомство состоялось с самого "невинного" романа в творчестве автора, "Пятое царство"; альтернативная история времён Смуты с толикой магии и фэнтези.
Читая же остальные вещи автора будьте уверены: будет много грязи и секса. От программного и сделавшего писателю имя "Дон Домино" до любых поздних вещей.
"Сады виверны" самый свежий роман автора.

Есть такая расхожая фраза про Россию (кстати, фраза с очень любопытной судьбой):
"Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: пьют и воруют."
Применительно к авторской вселенной Буйды можно перефразировать так:
"Если я усну и проснусь через через сколько угодно лет и меня спросят, что сейчас происходит везде, я отвечу: трахаются и убивают."
"Сады Виверны" полностью укладываются в эту парадигму. Три эпохи и везде непременный дуэт секса и насилия.

"Парабасис". Самое начало семнадцатого века. Рим, Ватикан, инквизиция, кондотьеры, папы и кардиналы. Одна из любимых эпох и локаций!
Секретарь инквизитора ведёт с патроном долгие беседы о прочитанных книгах и богословские диспуты, подглядывает за утехами хозяина, занимается сексом со хромоножкой-служанкой крайне нежного возраста.
"Иногда мне кажется, что жизнь тех, кто не может постоять за себя, жизнь дураков и уродов – последний бастион в нашей битве с дьяволом.."
Идёт охота на горбуна, "чудо природы", который силой своей страсти делает любую женщину совершенной красавицей. Только вот дамы становятся несколько буйными от этого.
Появляются сквозные предметы повестей: перстень, с виверной, таинственная картина с прекрасной девушкой, блуждающий топоним Сады Виверны.
Естественно, много секса — нравы-то простые. От легких девиаций да комических сцен в духе дель арте.
Основной вопрос вроде бы все обмусоливают с разных сторон, но от меня вся его надуманная сложность постоянно ускользала. Можно ли человека делать красивым? Как-то так. Автор, конечно, навернул аргументов за и против, но я, как и секретарь Томмазо, не смог углядеть в этом большого греха.
Завершается повесть налётом полусотни голых баб "с сисьём и с дубьём" на обитателей монастыря. Вызывает улыбку.
Откуда появились женщины-невидимки, я так и не понял.
Парабасис — "Во времена Аристотеля так назывался театральный прием – отступление от действия, никак не связанное с сюжетом пьесы, когда хор как бы в нарушение всех правил поворачивался лицом к зрителям и выступал от имени автора комедии, бичуя общественные пороки и воздавая хвалу языческим богам. значений этого слова – «идти поперек», «выходить за пределы», «переступать черту», «сознательно нарушать закон», «вступать в запретную область»."

"Лемаргия". Прошло почти две сотни лет. Франция в самом начале своей Революции. Тоже прекрасная эпоха! Аристократия, друзья народа, санкюлоты, палачи и баррикады.
Молодой художник с неуемным половым аппетитом и способностью видеть в женщинах все недостатки и устранять их не только на картинах, но и в жизни. Живёт в большом семействе с крайне запутанными родственными отношениями. Но "уестевствляет" вообще всех женщин, окромя матушки. Революция всё ближе, вот уже и дом взят под охрану. Главный герой с другом при помощи семьи сбегают в Париж на помеси телеги и велосипеда: педали крутить, места рядом, колеса четыре. Это, видимо, тоже по разряжу юмора проходит.
В итоге обстрела друг оказывается в коме, а художник — официальным любовником некой маркизы. Её муж же проводит крайне странные эксперименты в своем подвале.
Сложно перечислять все изВивы авантюрного сюжета.
Опять на поверхность всплывут перстень, картина женщины, Сады Виверны и дневник Томмазо из первой новеллы. Окажется, что это всё потомки героев первой части, а восходят они все к легендарному Дону Жуану. Вечные оборотни, гомункулы, вампиры
Лемаргия (греч. гортанобесие) — стремление человека к наслаждению от потребления вкусной пищи, получение удовольствия от вкуса.

"Урщух". Конец XIX – начало XX века. Петербург и имения. Вы знаете, у нас с писателем похожий вкус в эпохах. Все три сеттинга прекрасны!
На сцене — потомки героев первых частей.
Если в первых двух новеллах автор полемизирует с архетипами Дона Жуана, де Сада, Фауста, Дракулы и прочих знаковых западных героев, в "Урщухе" Буйда решил как будто объять весь корпус русской литературы: Чехов, Толстой, Достоевский, Пастернак, позже Шолохов и другие книги о Гражданской. Все те же вопросы, что волновали авторов: свобода, революция, красота, слеза ребёнка, косность, ответственность интеллигенции. Плюс секс. Представьте хоть "Три сестры", хоть "Братьев Карамазовых". Только между проникновенными диалогами не сфумато, а подробное хоум видео с участием главных героев и эпизодических персонажей. Страницей спустя, все опять переживают за судьбы человечества. А иногда и прямо в процессе. Отмечу, что размышления крайне интересные, и, возможно, стоит перечитать их ещё раз. Мастерство автора в том, что он всегда искренне отстаивает все позиции без исключений.
Сам омоним Урщух, имя хтонического антибога, приход которого на смену Христу проповедует жуткий сектант-крестьянин, удивительным образом перекликается с не менее загадочным Ухрябом Пелевина и Уицраором Андреева. Интересно, специально?
Третья часть действительно могла стать отдельным романом о русских судьбах в Большом двадцатом веке, но автор подробно описал 1880-1920-е, а закончил скороговоркой. Семейная сага превратилась в синопсис ненаписанного романа.
Концовка мощная! Катарсис.

С каждой частью книги чудесного в мире и в сюжете становится всё меньше.

Спасибо автору за расширение моего вокабулярия! Узнал слово иррумация. Я вот о термине ни сном, ни духом, а на Лайфхакере целая статья об этой практике.
Или вот: меркин — лобковый парик. Что? Да!

Строго противопоказано ханжам.
Обязательно к прочтению любителям настоящей литературы!
10(ПОТРЯСАЮЩЕ)

"А после похорон в ресторане «Собака Павлова» собралось множество людей, чтобы помянуть старуху. Тут были доктор Жерех, аптекарь Сиверс, начальник милиции Пан Паратов, знахарка и колдунья Свинина Ивановна, тощая Скарлатина со своим Горибабой, который по такому случаю нацепил умопомрачительный галстук с изображением сисястой Маргарет Тэтчер, начальник почты Незевайлошадь, старенький прокурор Швили с женой Иголочкой, городской сумасшедший Шут Ньютон с собственным стулом, десятипудовая хозяйка ресторана Малина, горбатенькая почтальонка Баба Жа, Эсэсовка Дора, карлик Карл в счастливых ботинках, шальной старик Штоп, его стоквартирная дочь Камелия, ее муж Крокодил Гена, пьяница Люминий, глухонемая банщица Муму, Четверяго в своих чудовищных сапогах, семейство Черви – милиционеры, парикмахеры и скрипачи, директриса школы Цикута Львовна, прекрасная дурочка Лилая Фимочка и множество Однобрюховых – все эти бесчисленные Николаи, Михаилы, Петры, Иваны, Сергеи, Елены, Ксении, Галины и даже одна Констанция, черт бы ее подрал, Феофилактовна Однобрюхова-Мирвальд-Оглы притащилась об руку с мужем-цыганом…"

Да из-за одного этого перечисления чудовского паноптикума можно прочесть книгу. Песня, а не книга.
Садясь читать Буйду, знай — будет много духовитых подробностей, стыда, щемящей тоски, любви-нелюбви, странных персонажей, одиночества. И всё это на фоне истории России, фрактально отразившейся в городе Чудов.
Формально это вроде как беллетрезированная биография некой актрисы, но поверьте, это без разницы.
Как всегда у Буйды — повествование компактное и плотное, как нейтронная звезда. И как сложно покинуть орбиту звезды, так сложно, практически невозможно, оторваться от книжки.

"Однако летом 1919 года он вдруг возник из небытия, вернувшись в Чудов во главе Первого красногвардейского батальона имени Иисуса Христа Назореянина, Царя Иудейского, который и красные, и белые называли Батальоном прокаженных. Это было полубандитское анархическое формирование, состоявшее из отбросов общества – горбунов, конокрадов, хромых, рыжих, сифилитиков, воров, евреев, гермафродитов, убийц, гомосексуалистов, карликов, студентов, алкоголиков, проституток и дегенератов."

Это про папу главной героини.
А вот про обычный вечер в Чудове, сразу после потери девственности:

"Яркое солнце плавилось на недвижной слюдяной поверхности озера, трещали стрекозы, пахло горячей сосновой смолой и пряным аиром, на другом берегу мужики с веселыми криками резали бензопилой вытащенную на берег дохлую корову, кукушка в лесу звала смерть, биение сердца отдавалось в голове, хотелось плакать, была вечная жизнь…"

Была вечная жизнь. Мне почему-то тоже при чтении щемило грудь и хотелось плакать. Возможно, это искусство.
Неожиданно актуально:

"Наконец Иде сказали, что она может забрать тело мужа, и назначили дату – 5 марта.
– Тело? – не поняла Ида. – Что значит – тело?
– Тело, гражданочка, то есть – труп, милая… – Женщина в офицерском мундире сочувственно вздохнула. – К сожалению, ваш муж скончался в следственном изоляторе. – Протянула Иде бумажку. – Вот медицинское заключение: острая сердечная недостаточность. Пятого, то есть завтра, можете забрать тело…"

Пожалуй, один из самых малоизвестных и при этом один из самых талантливых романов автора. А я прочитал практически всю крупную форму Буйды. Только "Стален" остался пока непрочитанным.
Уникальный, гениальный автор, знакомство с которым началось совершенно случайно, с нехарактерного для писателя исторического фэнтези-магреализма "Пятое царство". И я даже не могу поверить, что "Пятое царство" издано в 2018-м году. Субъективно кажется, что лет пятнадцать-двадцать назад читал.

Традиционно считаю, что семейным сагам необязателен мощный сюжетный финал, но даже он в "Синей крови" есть. Главная героиня сыграет свою последнюю роль и поможет разоблачить маньяка.
10(ЩЕМЯЩЕ)

Насколько легко и приятно читалась эта небольшая по объёму книга, настолько же непросто было написать на неё какой-нибудь внятный отзыв. И дело совсем не в том, что в книге нет никакой генеральной линии или главной, определяющей смысл всего повествования, идеи. Как раз-таки жирная объёмная контрастная главная линия в книге есть. Равно как и центральная идея. Фишка-то как раз в том и состоит, что сложность заключается в отчётливости и легкообнаружимости смыслового, эмоционального и композиционного, конструктивного центра романа. И потому писать об этом самом книжном пупке нет никакого смысла— любой желающий заглянет в аннотацию книги или сползает во всезнайку Вики, вот и готово дело, сразу понятно, что речь пойдёт о жизни советской киноактрисы Валентины Караваевой, жизни немного переиначенной и может быть чуточку поэтизированной автором, но в основных её моментах и поворотных пунктах переданной верно и точно.

Так, может быть, дело вовсе не в этой биографичности романа, не в хронологическом и едва ли не буквальном повторении жизненных эпизодов — пускай драматичных, а порой и попросту трагичных? И тогда я стал искать смысл в названии книги. Синяя кровь... Интересно, почему же именно синяя? А не голубая — будь дело в голубом оттенке жизненесущей жидкости, всё было бы проще. Потому что даже и в Вики заглядывать не нужно, чтобы припомнить основные смысловые интерпретации этого термина — «голубая кровь». Ну-ка, что там у нас? Аристократы и прочая элита — раз (загибаем пальчик). Затем заменитель крови, опробованный во время афганской войны, вещество с химически-агрессивным названием «перфторан» (каюсь, сначала самостоятельно пытался вспомнить точное название этой «голубой крови», но потом всё-таки перепроверил себя посредством всемирной сети). Ну и, наконец, кровь головоногих моллюсков имеет на воздухе голубой цвет в силу того, что в качестве аналога железосодержащего и потому дающего красный цвет крови гемоглобина у подводных жителей Земли присутствует что-то на основе меди (опять-таки наш подсказчик Интернет сообщает, что вещество это называется «гемоцианин» — бр-р-р, ну и словечко!). Ну и, заодно и попутно, узнаём о серии американских вампирских романов и о телесериале с тем же «голубым» названием.

Ага, более-менее к теме книги подходят пожалуй что только аристократические ассоциации, но излишне сильно притянуто за уши. Тогда просто лезем в текст книги и довольно быстро находим (на самом деле тут закладочка лежала) нужное нам место — то, где сам автор говорит о сути понятия «синяя кровь», понятия, давшего название всему роману и потому, возможно, и являющееся истинным смысловым зенитом.

«Горячая красная кровь кружит голову, порождает образы и идеи, а иногда доводит до безумия. Синяя же кровь – это выдержка, это расчёт, это мастерство, это то, что заставляет художника критически взглянуть на его создание, убрать лишнее и добавить необходимое. Синяя кровь – это то, что дает художнику власть над зрителем или читателем».

Вот! Вот оно, зерно истины и отгадка, дающая ответ в том числе и на то, почему свою жизнь Ида Змойро (и Валентина Караваева) прожила именно так, а не иначе. Почему после трагической случайной автокатастрофы жизнь многообещающей кинодивы сложилась именно таким образом, почему Ида-Валентина не стала простой совслужащей или работницей где-нибудь на производстве, а продолжала жить Актрисой и Артисткой. И жить, и умереть — автор смело воспользовался возможностями романа как жанра, и слегка разбавив и обогатив текст вкраплениями магического соцреализма, вывел жизнь и смерть Иды в ту точку, где сформулированный им, автором, постулат о сути синей крови приобрёл вещные очертания.

Но тут, кажется, появляется поле для спора, для несогласия с автором. Потому что в течение жизни наша ГГ Ида совсем не всегда проявляла признаки «синей крови», а скорее наоборот, довольно часто совершала поступки, которые творит как раз кровь алая, красная. Это и конфликт с главным режиссёром (лишивший её театра и сцены), это и нерасчётливое замужество и выезд за границу (это в сталинские-то времена! — конечно этот «нюанс» ей никогда не простили!), это и лихая и быстрая, практически мгновенная любовь-страсть с НКВД_шным генералом... Но противоречие это кажущееся, потому что ведь конечно же кровь у Иды-Валентины в жилах текла красная, и конечно же она, будучи актрисой по рождению и по призванию, как человек творческий и потому эмоциональный и стремительный, не могла, не способна была жить строго по вычисленному варианту. Не могла и не хотела. Но когда дело дошло до жизни и смерти других людей, когда под палаческую руку стали попадать дети, тут-то и возобладала кровь «синяя», кровь, текущая в жилах настоящего творца. И потому то полуфантастическое предположение, которое делает один из главных героев книги и её рассказчик, вполне может быть не только просто верным, но является единственно верным и точным. Какое? Ну, это вы уж сами прочитайте...

Вряд ли будет преувеличением, если я скажу, что книга написана великолепным, образным и сочным, русским современным литературным языком, тем, который свойственен Юрию Буйде. Тем языком, который покорил меня с первой же его прочитанной книги «Прусская невеста», который для меня имеет свойства многократно повторяемой мантры (помните, Ом-м-м-м....), и из-за которого наш местный маленький провинциальный книжный магазин по моей просьбе завёз все имевшиеся на складе книги автора, кои я не замедлил выкупить и любовно поставить на книжную полку. И не стал спешить читать — дабы предвкушение длилось подольше, а вожделение было сильнее и страстнее...

От книги и впрямь теряешь дар речи. Потому что оценивать ее сложно: слишком много противоречивых чувств вызывает. Перед читателем - семья Шкуратовых, аристократы коммунистического строя. Они богаты, купаются в связях и им можно все. А то, что нельзя - все равно можно, но не афишируя.
И вот читатель окунается в мир гедонизма, образованных убийц, семейных скелетов в шкафу. Все герои - беспринципные чудовища, или их покрывают. Они едят, пьют как нормальные люди, сношаются друг с другом к взаимному удовольствию. А потом обливают кислотой друзей, с которыми сидели за обеденным столом и в лесу обнаруживаются изнасилованные трупы.
Возникает вопрос: а есть ли у них предел? Есть ли что-то, что может остановить, сломать, заставить пересмотреть ценности? Это убийство девочки-калеки, или близость опасности, что темные секреты семьи выйдут наружу? Ответы ищите в книге...
Вышеописанное звучит жутковато, но я не могла оторваться от книги! Прям влипла в нее намертво. Волнующе интересно. Как в кунсткамеру сходила.

"Мир, конечно, рушится, но жизнь – продолжается."
Знакомство с автором началось с самой нетипичной для него вещи — с исторического фэнтези "Пятое царство". Потом уже прочел все его крупные вещи, в основном по порядку.
"Лев и Корица" новинка. Предыдущий роман Буйды, "Дар речи", был крайне хорош как семейная сага и роман нравов, но ему не хватало фирменной безуминки писателя.
В "Льве и Корице" безуминка есть.
"– Ты готова выслушать меня, Кора? Это очень важно.
Она задумчиво кивнула, глядя на кольцо.
– Это случилось три дня назад, – начал Полусветов, стряхивая пепел с сигареты. – Три дня назад я продал душу дьяволу…"
Буйда не молод, но старается быть в тренде. Физиологичный секс вообще фишка автора, ещё с девяностых. Но тут писатель узнал термин сквирт и спешит им с нами поделиться. Ближе к финалу появятся шарики и свистульки в самых неожиданных местах пожилой эксцентричной графини.
По гамбургскому счету роман повествует о двух темах: очередная история о хорошем человеке, продавшем душу и о влажных мечтах о богатстве и всемогуществе. Почему-то вспомнился позднейший Хайнлайн.
Найдя девку с амнезией, герой изменяет ее тело, влюбляется в не, она в него:
"– Пигмалион хренов! Ты сделал мне предложение, но не удосужился признаться, что я…".
Куда податься всемогущему? Конечно же в Париж, затем в Рим. Только люксовые отели, машина с шофёром, бриллианты, платье и три оргазма в день подруге. Мда.
Но с миром начинает твориться неладное. Исчез один градус из окружности, колеса велосипедов стали эллипсами или квадратами, с Джокондой что-то не то.
Ответ — в стеклянной церкви.
Много отсылок к классическому оккультизму:
"Когда в девяностых на прилавках появились не только Чэндлер и Кафка, но и мистическая литература, я стал ее непременным потребителем. Читал всяческие «Ключи Соломона» и «Молот ведьм», Нострадамуса и Блаватскую. Читал, чтобы «быть в курсах»,как тогда говорили. Эти книги относятся к разряду тех, о которых забываешь, дочитав до конца. Ну, что-то, конечно, осело в памяти: малефициум, фантастикум, суккубы и инкубы, король Баал и правитель Малфас, гримуары и русалки, error in ratio и полеты Хабакука. Но это было культурное чтение, а не экзистенциальное."
Автор в целом несколько неуместно бравирует начитанностью и злоупотребляет неймдропингом: Борхес, Ремарк, По, Достоевский, Манн, Булгаков и тут же "Аустерлиц" Зебальда. И это далеко не все писатели, которых склоняют в "Льве и Корице". С другой стороны, это можно назвать литературоцентричностью.
О чем бы не писал Буйда, он пишет о любви, как он её понимает.
Знаете "какую моду взяли" авторы романов о любви? Когда счастью влюбленных не может помешать никто, ни враги, ни разлучники, на сцену выходит внезапная смерть от болезни. Так было в финале трилогии "Наполеонов обоз" у Рубиной, так произошло и в этой книге. Ремарка обчитались? Фу такими быть.
В романе есть неясности.
Немного сумбурно и, пожалуй, устало-меланхолично.
8(ОЧЕНЬ ХОРОШО)

Под занавес прошлого года в Редакции Елены Шубиной вышел сборник современных писателей "Тело", вообще-то, название куда длиннее, а список авторов внизу страницы мог бы составить конкуренцию какому-нибудь из текстов. Признаюсь, меня-читателя зеленое лицо пивоваровского "Посвящения Вике" и обилие букв на обложке скорее отпугивало - какой-то советской плакатностью от них веет. Но рассказы, особенно когда есть возможность отщипнуть по чуть-чуть от каждого блюда на пиршестве духа, где ведущие прозаики (и некоторые поэты) поделились своим опытом переживания телесности - ну как тут устоять.

И таки да, это хорошо. Как минимум потому что масштабный проект, собравший под одной обложкой сорок авторов (финальный редакторский спич "Об авторах" тоже вполне себе рассказ, уж точно,не хуже некоторых здешних) - такой проект дает возможность получить представление о цвете российского писательства, широкой публике мало известного. Вы пока совсем ничего не читали у Варламова. Николаенко, Некрасовой, только слышали краем уха о номинациях и премиях. Но вот прочли один рассказ, подумали про себя: А с ним/с ней я бы продолжил/а знакомство," - зацепило это вас чем-то. И вот уже целенаправленно ищете авторские книги. Ну, хорошо же?

Здесь нет единого концепта: а давайте все напишем о бодипозитиве или напротив, о неприятии своего тела; о том, как мужские свиньи эксплуатируют женские тела, порабощая души или об освобожденной от назойливого мужского диктата женской телесности; о рождении или умирании; о цветущей юности или немощной старости; о бессилии изменить данные природой физические кондиции или о том. как удалось похудеть на 40 кг, просто наладив доброжелательное общение с собственным телом; о гормональных взрывах пубертата или об изменениях в связи с менопаузой. Здесь нет единства тематики, мы все живем внутри своих тел. зависим от их потребностей, воспринимаем мир сквозь фильтр собственного самочувствия, здоровья, усталости, сытости, тактильности. И все, о чем мы говорим, так или иначе касается тела. Никто не в мире чистых идей.

Нет единого для всех формата. Кто-то пишет рассказ в хрестоматийном понимании, с завязкой, фабулой, кульминацией и финалом, даже с некоторой моралью в конце. У другого эссе, зарисовка, очерк, стихотворение, пьеса, фрагмент более объемного произведения, манифест, трактат ("Отец Мороз" Авченко напрямую восходит к "Похвале глупости" Эразма). Каждый написал о том, что близко, тем способом, который близок. И конечно, не стоило бы даже мечтать об уровне, позволяющем составить реальное представление о творчестве авторов.

Я точно не полюбила бы Майю Кучерскую за пьесу "Пионы" и хорошо. что повезло прежде прочесть ее романы. Примерно то же могу сказать о фрагменте про родинку Даши Благовой (именно после него я надолго отложила "Течения"), и про "Мы с тобой одной крови" Кати Манойло. Вера Богданова намного интереснее и глубже, чем можно решить, прочитав "Антитело" Куда более адекватное представление о творчестве в целом дают рассказы и стихи Марины Степновой, Алексея Варламова, Саши Николаенко, Алексея Сальникова, Юрия Буйды, Евгении Некрасовой, Анны Матвеевой, Аллы Горбуновой, Сергея Шаргунова, Елены Колиной, Арсения Гончукова, Татьяны Стояновой, Фридриха Горенштейна, хотя последний здесь на роли свадебного генерала и гостя из прошлого. И совершенно блистательный Денис Драгунский с "После тела", в его остросоциальную прозу, с позиций представителя среднего класса, невозможно не влюбиться.

Подводя итог: я-читатель люблю рассказы за даруемую ими возможность молниеносного проживания маленькой жизни. И думаю, я такая не одна. С этой задачей сборник отлично справляется.#РЕШ_2025

Эрос истории не имеет ничего общего с милыми крылатыми существами — амурами и купидонами, на самом деле он ничем не отличается от грозных и грязных древних богов, смрадных порождений мрака и хаоса, неудержимых, безжалостных и безмозглых, которые рыщут в поисках жертв, а не сторонников или противников.

Заглянувший в бестиарий, выяснит, что виверна похожая на четырехлапого дракона, в отличие от него, ног имеет всего две, тело змеи, а не ящера и, если уж совершенно вдаваться в фэнтезийно-геральдические тонкости - интеллектуально уступает дракону. Подробностей, касающихся любвеобилия и моральных качеств этих волшебных тварей, я не нашла. Рискну предположить, что змеиная половина не могла не наложить отпечатка. А змеям в европейской традиции приписывают коварство, изворотливость и, правильно - соблазн (помните, с чего начал Змей Горыныч из русской сказки? В Эдемском саду, опять же).

Вот, кстати, о саде. К садам тоже множество коннотаций. Кроме райского, был еще тот, где Геспериды растили свои яблоки вечной юности; и тот, из которого Ядис украла яблоко бессмертия в Нарнии, и босхов "Сад земных наслаждений", плавно возвращающий к теме плотской невоздержанности. Всему этому, прямо или косвенно, найдется место в книге Юрия Буйды. Этому и еще многим вещам.

"Сады Виверны", как всякую хорошую книгу, можно интерпретировать разными способами. На поверхности это три новеллы, связь между которыми неочевидна и отыскать ее нелегко. В самом деле, что общего между средневековым Римом, Францией времен Революции и Россией начала XX века? Ничего, кроме виверны: в первой истории свидетели встречаются с ней непосредственно; во второй древняя магия оборотничества виверн воплощается в человекоподобие; в третьей о них напоминает лишь родовой перстень героя, вместе с его способностью к универсальной мимикрии и совершенной беспринципностью.

Кажется, летающая змея была выбрана не столько за яркость и, в определенной степени, оксюморонность образа (рожденный ползать, летать не может) - сколько по созвучию, не имеющему общего с этимологией названия, но безошибочно считываемому подсознанием, плетущим семантические сети. Vivat - восторг, vita - жизнь . И все вместе - яростное восторженное проживание жизни, в размеренное движение которой врываются древние как мир страсти: вожделение, зависть, ревность, месть, ненависть.

"Парабасис" Вот юноша, секретарь могущественного иерарха Святой инквизиции. Бедный сирота, предан душой и телом патрону, вырвавшему его из скудости монастырской жизни. Рим в XVI веке давно оставил позади былую славу, но все еще великолепен. А кроме того, у него любовь с милой хромоножкой Ноттой. Чего бы не отдал, чтобы избавить девушку от изъяна. А тут эта история с незаконнорожденной дочерью кардинала, которая вдруг из страшной уродины превратилась в обольстительную красавицу.

Дело, в режиме особой секретности, расследует хозяин юноши (не забыли, что инквизиция - в первую очередь навыки ведения следствия, отточенные в борьбе с ересями?) Нити ведут в монастырь святого Вита, там-то мы и встретим впервые виверну. Занятно и стилистически напомнит в одно время об апулееве "Золотом осле" и "Имени розы" Умберто Эко.

"Лемаргия". А вот другая история в иных декорациях Молодой Антуан де Брийе (почти кавалер де Грийе, так же благороден, находчив и храбр, так же предан любви и это так же не приносит ему слишком много счастья). Хотя история, в которой ужасы террора Великой французской революции соединятся с яркой авантюрной составляющей и обильным добавлением мистики (куда ж нынче без нее), и эротики - эта история закончится лучше, чем у де Грийе.

Своя Манон тут, кстати, тоже будет. А вы вспомните, читая, галантную куртуазность французской литературы XVIII века, "Дезертира" с "Овернским клириком" от Валентинова и все вообще легенды о Жеводанском волке. Но нет, природа здешних оборотней не столь традиционна, помните, наши фантастические твари сегодня виверны.

"Урщух" Наконец, российская часть, которая начнется смертью Ф.М. Достоевского, охватив временной промежуток до восьмидесятых прошлого века. Самая сложная и интересная, многофигурная, яркая и яростная. Которая одна могла бы составить предмет авантюрного, исторического, мистического романа. Диковинное сплетение судеб двух мальчиков и девочки, гримасы и метаморфозы взросления в громокипящем котле времени, где политический террор в порядке вещей и секты являются отовсюду как грибы после дождя.

Кто-то из троих сбережет честь смолоду, кто-то почти потеряет себя, и лишь любовь поможет восстановить целостность, а кому-то абсолютная беспринципность с успехом служит главным жизненным принципом - человек-ртуть. И каждый со своей колокольни прав. Отчасти близко к "Мысленному волку" Варламова, частью к "Калейдоскопу" Кузнецова и одновременно, ни на что, читаное прежде, не похоже.

История, которую можно трактовать разными способами, и всякий имеет право на жизнь. Книга, разрозненные фрагменты которой, стремятся собраться в единое целое, как ртутные шарики. Не случайно, ртуть - один из ключевых образов книги.