Глава III. Повозка странствий Молдовы, ее колеса и седоки
или бочонок Рара нягрэ

В этой главе я опять вернусь к транспортным средствам, на которых народу более всего удобно передвигаться в истории, и расскажу, на чем, по моему мнению, движется Молдова.

Рара нягрэ – это старинный молдавский сорт винограда, сорт, который пережил взлёты и падения, полное забвение и возрождение. Вино из этого сорта – рубиновое, яркое, свежее во вкусе с нотами вишни, сливы, сухофруктов. В настоящее время вино Рара нягрэ переживает второе рождение и набирает популярность после длительного периода забвения.

Лошадь-ресурсы тянет Повозку-страну, в которой едет население страны.

Молдавская крестьянская лошадка совсем небольшая, подчас ростом с пони, но других статей, с тонкими, стройными ногами. Как будто обычную лошадь уменьшили в размерах или одну большую лошадь разделили на две одинаковые, но маленькие.

Она тянет бричку, небольшой, двухколесный экипаж. «Такая бричка была у нашего председателя колхоза, – говорит Мош. – У него там было мягкое сиденье. А когда он напивался, то лошадь сама привозила его к конторе».

Лошадка небольшая. Повозка легкая, тоже небольшая. Мест в повозке совсем немного. Пара, тройка, не больше. Четвертому разве что на подножке и ехать. За места в повозке шла и идет адская борьба.

Повозка двухколесная, потому что стоит только на культуре народной, первой оси Повозки Странствий, второй оси, оси высокой культуры, в молдавской повозке нет или почти нет. Последние ее остатки держатся на труде энтузиастов, которым время от времени говорят, что им, видимо, просто ехать некуда, иначе бы их давно в стране не было.

Отступление

Она была так красива, так романтична, ее красивые руки так артистично взлетали в такт ее словам… Она была так грустна, раздосадована и придавлена происходящим с ней, что мне, несмотря на мою изначально заданную позицию наблюдателя, безумно захотелось ей помочь. Слушая ее ламентации, я, как булгаковская Маргарита, испытала сильное желание просить за нее у сильных мира сего. Маргарита просила Воланда не подавать Фриде платок. Я же должна была просить о том, чтобы Фриду не ставили в такие условия, когда она вынуждена удушить ребенка.

Ее ученики, задушенные нищетой, уезжали. Очередной раз, очередной выпуск уезжал в полном составе, не в силах вынести груз житейских проблем, наваливающихся на бедных людей. Она только-только выучила их, воспитала, выпестовала – и они бросали ее. Ее дело страдало, ансамбль рассыпался, красота исчезала. Я перебирала в голове всех, кого я знаю, но не находила подходящего человека. Маргарите повезло больше, у нее на примете был Воланд.

Я долго думала, к кому же из моих друзей или знакомых я могу обратиться с просьбой помочь ей. И не придумала. У Эксплозии масса своих дел и проблем. Инфлакарата пообещает и тут же переключится на что-то другое. Мош Бэтрын пребывает в статусе мудреца и не хочет ни расширять его, ни проверять. Обратиться было не к кому.

«Балет не нужен…» – горько сетовала она. Не нужен… Вспомнился Скрипач из «Кин-дза-дза», который был не нужен и оставлен в пустыне… Балерины в белых лебединых пачках, с лебедиными перьями на красивых головках, провожали глазами покидающий их звездолет… Сквозь стекло иллюминатора я заглянула в уплывающие от меня серые глаза, и мне стало мучительно стыдно…

Я не смогла остановить ни Фриду, в руках у которой вновь появился платок, ни Аннушку, хронически разливающую масло…

Производители культурного продукта уже больше ориентируются в своем производстве на Румынию и через нее на Европу, чем на Молдову. Как сказал респондент, «unirea для молдавской интеллигенции уже совершилась», имея в виду что румынский и молдавский культурные рынки уже давно соединились. Но была ли это unirea, то есть союз, объединение? На мой взгляд, процесс больше похож на культурную ассимиляцию, когда Мунтения главенствует, когда бухарестское произношение, бухарестские вкусы, бухарестские манеры и привычки становятся единственно правильными и эталонными.

Для читателя, мало погруженного в румыно-молдавский вопрос, я должна напомнить, что румыноязычных государственных образований на большей части исторического периода было два – княжества Валахия и Молдова. Иногда и больше, когда из общего румыноязычного целого выделялись Бессарабия, Буковина и прочие небольшие части, на время переходившие под управление иных государств. Граница между империями часто определяла границу между княжествами и в течение последних веков проходила в самых разных местах, но большей частью по территории княжества Молдова. Каждая война между сильными игроками вела к пересмотру границ в этом регионе. Государство Румыния возникло как попытка объединения двух княжеств в единое государство, оно образовалось в середине XIX века, но нынешняя территория государства Молдовы под именем Бессарабии в него не вошла, оставшись в составе Российской империи. Следующим шагом объединения говорящих на румынском и уже несколько, в силу существования в разных государствах, обособившегося от него молдавском языках, которые, по мнению одних респондентов, вызывающих наше полное уважение, являются одним и тем же языком, но, по мнению других не менее уважаемых нами респондентов, все-таки имеют некие отличия, было присоединение Бессарабии к Румынии в 1918 году. В сороковом, сорок первом и сорок четвертом годах территория между Прутом и Днестром вновь переходила от одного государства к другому, пока в 1992 году не стала отдельным ото всех, независимым государством. Но, поскольку граница и сейчас проходит по территории бывшего княжества Молдова, большая часть исторической Молдовы (и никто не спорит, что область также называется Молдовой и на ее территории живет региональная общность под названием «молдаване») сейчас находится в составе государства Румыния. Меньшая же часть, ранее, в составе Российской империи именовавшаяся Бессарабией, стала сначала Молдавской ССР, а потом государством Республика Молдова¹⁷.

Молдова и Румыния гораздо ближе, чем думает русскоязычный читатель. У людей, живущих в разных государствах, одни и те же герои одной и той же истории, одни и те же литературные классики, поэты и композиторы, воители, крестители и сказители. Это создает определенное напряжение. Российский читатель может его прочувствовать, если он представит себе, что существует некое другое государство, где говорят по-русски, хотя и с резко отличным акцентом, изучают свою историю по «Повести временных лет», считают Александра Невского своим героем, а Пушкина – своим национальным поэтом.

Экономика двух стран почти не связана, поскольку правила ЕС жестко блюдут экономические границы. Около миллиона граждан Молдовы имеют вторые, румынские паспорта.

На мой взгляд, раздвоение одного этноса на два государства произошло неслучайно. Сам ход жизни, бурные отношения с соседями, а также сам крестьянский характер культуры разложили этническое и культурное зерно в две корзины, что было очень мудрым историческим решением, настолько мудрым, что я не стала бы приписывать его одному человеку. Именно две корзины и позволили этносу выжить. Эти государственные образования одновременно тяготели и отталкивались друг от друга, отчаянно конкурируя за территорию, население, статус старшего, право влиять на отношения с соседями и ход истории. Они то разбегались по разным политическим союзам и становились частью разных империй, то пытались объединиться или хотя бы войти в один союз и начать свою собственную игру. Они часто воевали на разных сторонах и даже между собой, предавали, подставляли друг друга, но тут же вспоминали о едином языке, религии и культуре и начинали говорить об объединении. Так было и, на мой взгляд, так будет еще довольно долгое время.

Подобная диалектика – залог сохранения и развития данного этноса. Один язык, одни воители, крестители, сказители, но две страны. Ему так удобно, этому этносу, в двух корзинах.

Это похоже на то, как одна большая семья едет в двух экипажах. На каждой остановке кто-то пересаживается из одной повозки в другую.

Два ли это этноса или один, разделенный на два субэтноса, – они спорят со времен своих первых летописцев¹⁸ и будут спорить. Пусть спорят, но без нас. Потому что, придя к некому мнению, убедив нас в нем ценой многих усилий, они могут изменить его на следующий же день, если им это будет выгодно и в очередной раз поможет сохранить физическое и культурное генетическое зерно. А мы останемся в дураках!

В Румынии, что абсолютно естественно, своих, «румынских» молдаван не слишком сильно любят, считая их людьми с менее качественным человеческим капиталом, назовем это так. А попросту ленивыми и склонными к аферам. (Я спрашивала, мне отвечали.) Молдавские районы Румынии беднее, чем прочие районы Румынии, и можно предположить, что они получают меньше средств и внимания управленческого центра. Румынская Молдавия для бухарестских чиновников все равно остается «другой корзиной», в которую они не спешат вкладываться. «Румынских румын» в Молдове также считают людьми с неважным человеческим капиталом, что тоже абсолютно естественно (кто любит конкурентов?), а попросту говорят, что они скользкие и хищные, не соблюдающие договоренностей плохие друзья. (В одной из версий баллады «Миорица» именно мунтенец с трансильванцем убивают молдаванина!)

Тем не менее тренд на слияние имеет место, он всегда имел место, как центробежная сила в стабильной системе уравновешивается центростремительной, и никто в Молдове не спорит, что под влиянием Евросоюза Румыния достигла определенных экономических успехов и что там больше рынок, доступнее ресурсы и легче делать бизнес, учиться, творить и жить в целом.

Сейчас история грузит корзину Валахии, особенно сильно нагружая кофр Мунтении, я бы так сказала.

«Сложно жить молдаванке в Румынии, – говорит мать невесты в фильме Верджилиу Марджиняну (Virgiliu Margineanu) „Свадьба в Бессарабии“. – Все будут смеяться над твоим произношением». Многие молдаване говорили мне о том, что они для румын люди второго сорта.

Я написала Элеватии и прямо спросила ее, что она думает об unirea. Она долго не отвечала. Настолько долго, что я подумала, что задала ей крайне неприятный вопрос и она решила не отвечать. И румыны, и молдаване обычно именно так и поступают в подобных случаях. Но она все-таки ответила: «Я не отвечала, потому что ты задала очень серьезные вопросы, а у меня не хватало душевного спокойствия для единственного ответа. Теперь я постараюсь ответить тебе, но постепенно, по частям». Она так именно и написала – «единственного ответа», что тоже важно в данном контексте. И румыны, и молдаване склонны менять свои ответы в зависимости от ситуации. Элеватия поняла, что я хочу искреннего, последнего ответа, и я его получила:

«Что я чувствую в связи с возможным присоединением Молдавии к Румынии? Моя дорогая, исторически Молдавия была румынской землей, частью страны Румыния, это была румынская территория и румынское население. Но теперь я действительно не знаю, как они себя чувствуют, потому что они слишком долго находились в составе России и под российским влиянием. Я хочу, чтобы Молдавия объединилась с Румынией-матерью, если это будет благом для нее. Но я чувствую, что бедности там так много, что в отчаянии они готовы отправиться куда угодно, просто чтобы улучшить свое положение. И я понимаю их. Все мы хотим разрешения трудных ситуаций в этой жизни.

Итак, повторяю, для меня Молдавия была Румынией, но сейчас я не уверена, в том, что это так. Они независимы. Это еще одна страна, где говорят на румынском и русском языках. Это как Люксембург, где говорят по-французски и по-люксембургски, но они не французы и не бельгийцы. Так что мне сложно ответить…

Политический режим, история моделируют людей. И это не о том, чего хочу я, это вопрос судьбы страны и ее народа. Речь о том, будет ли это для них лучше или хуже. Речь идет о жизни на собственных ногах, о выживании в эпоху больших перемен.

Мне нравятся хорошие молдавские вина, молдавская музыка и талантливые люди… но это специфика страны. Политические вопросы – это нечто другое. Они должны решить, куда им идти и где им лучше. Я жду здесь с широко раскрытыми объятиями. Меня так воспитали…

Дорогая Юлия, это мое мнение в данный момент. Мы не решаем важные политические вопросы, мы живем свою жизнь так хорошо и так красиво, как можем. Мир вступил в период больших изменений. Мы здесь ощущаем это очень сильно. Мы тоже должны меняться, двигаться вместе с изменениями мира. Это порой не слишком комфортно, но жизнь дает тебе шанс сейчас, здесь, шанс чувствовать, испытывать. Давайте наслаждаться этим!»

Таким образом, у румыно-язычного этноса две корзины, две Повозки Странствий. Бричка и фаэтон, и еще пара крестьянских телег на подхвате. Румынская повозка на сегодняшний момент более вместительна, четырехколесна, с осью высокой культуры, на сегодня она модернизирована, с хорошими рессорами и красивым верхом, но у нее бухарестский возница. А молдаване, чья бричка в очередной раз обветшала, на ходу перепрыгивают из разваливающейся брички во все более быстро едущий фаэтон. Перегружают свой скарб и не слишком сильно задумываются о последствиях такого шага. Вообще, прогнозировать и строить долгосрочные планы – не в молдавской практике. История не оставляла молдаванам возможности проверить, сбудутся ли они, слишком часто всё менялось через несколько дней.

Многое не удается перегрузить, и я боюсь, что так и не удастся. Что станет с оставленным скарбом? Что случится с недопрыгнувшими людьми? Останутся на обочине исторической дороги?

«…головокружительная скорость, тряскость степных дорог и неудобство повозок, лишенных рессор… Подобный способ передвижения по бессарабским степям не обходился без анекдотических ситуаций, когда хрупкие повозки, не выдерживая скорости и дорожных ухабов, разваливались на ходу, оставляя пассажиров на земле вместе со своим багажом, в то время как ямщики на передке уносились вдаль…»¹⁹ – так суммирует впечатления путешественников по Бессарабии в начале XIX века современный историк.