Нашествие

Оборотни, шумные балы, крестьянский вопрос и французские диверсанты, — звучит почти как очередной фарс отечественного кинематографа в духе «Самого лучшего фильма 2». Ан нет. Перед нами не жалкий продукт творческого недержания, а новый роман российской писательницы Юлии Яковлевой — историка балета, театрального критика и автор цикла «Ленинградские сказки». На этот раз Яковлева переносит своего читателя не в Советский Союз 30-х годов, подробно описанный ей в вышеупомянутых «Сказках», а в хорошо знакомый писательнице мир полонезов и мазурок, книксенов и благородных дуэлей, эпоху глобальных потрясений и громких побед, — в Россию 1812 года, когда страна ожидала нападения войск Наполеона, а некоторые дворяне все еще оправлялись от ран, полученных под небесным сводом Аустерлица.

Главный герой «Нашествия» — нелюдимый дворянин и ветеран «битвы трех императоров» Бурмин, проживающий где-то в смоленской губернии. В 1805 году он получил серьезное ранение в битве с французами и вернулся на родину с явными признаками посттравматического стрессового расстройства. Некогда успешный и процветающий молодой помещик распустил крепостных, перестал появляться на людях, затворил окна ставнями и разорвал помолвку с возлюбленной. Смоленский бомонд злословил, терялся в догадках о подлинных причинах столь резких перемен в поведении молодого помещика, а вскоре позабыл о нем, как о реальном человеке и стал воспринимать как местную легенду. И лишь немногие знали или по крайней мере догадывались, что за отстраненным поведением помещика кроется не прихоть или каприз, а сумасшествие.

Еще по пути в Россию с Бурминым произошел первый приступ болезни: совершенно внезапно он напал на своего друга и боевого товарища Облакова, возвращавшегося вместе с ним в Смоленск. Нападение не понесло за собой никаких физических или юридических последствий, зато теперь оба знали: с Бурминым что-то не так. Прийдя в сознание после помешательства, молодой помещик не мог вспомнить произошедшего по его инициативе инцидента. В какой-то момент все органы восприятия обострились, сделались по-животному чуткими, а после — пелена беспамятства. В страхе нанести кому-то серьезный урон Бурмин огородил общество от себя и затаился в своем поместье наедине с навязчивой мыслью: он — оборотень.

Долгие годы Бурмин жил в одиночестве и пытался раскрыть секрет своего недуга: изучал литературу, медицинские архивы, оккультные трактаты и даже проходил обследование у частных врачей. Ответов не было. Такую размеренную и покрытую сумраком жизнь помещик вел вплоть до жуткой бойни, произошедшей на территории Борщевского леса — недвижимости Бурмина. В лесу были найдены жестко изувеченные трупы новоиспеченных рекрутов российской армии. Свидетелей у преступления не было, а те, кто имели несчастье лицезреть тела усопших, как один говорили: за убийствами стоит страшный зверь.

Новость о резне стремительно облетела смоленскую губернию, а расследовать обстоятельства дела отправили тайного советника Святейшего синода, получившего все необходимые полномочия. Расследование убийства, которому отведено не так уж и много внимания, Яковлева совмещает со светскими посиделками, балами, множественными адюльтерами и другими дворянскими забавами девятнадцатого столетия. Бурмин вновь окунается в высший свет, сталкивается с бывшей возлюбленной, участвует в дуэли и ведет разговоры об экономической теории Адама Смита с циничным и деспотичным помещиком-дельцом нового образца. «Нашествие», казавшееся на первый взгляд детективом, оказывается приключенческой историей о жизни региональных помещиков начала девятнадцатого столетия, написанной в едва ощутимой готической манере писателей той же эпохи. Как и в романах не раз упомянутой Яковлевой Анны Радклиф, мистическая канва служит для нарратива фоном, а не лейтмотивом — своего рода дымкой, туманом, окутывающим романтизированное повествование. А в те немногочисленные эпизоды, когда писательница перегибает с потусторонним, делает историю уж слишком невообразимой, произведение откровенно теряет свое очарование и начинает напоминать фарсовый фильм ужасов с избитыми и нелепыми клише, отдающими вторичностью.

«Нашествие» открывает читателю возможность вновь погрузиться в хорошо знакомый по романам отечественных классиков мир времен Наполеоновских войн. События книги Яковлевой происходят не в настоящей России и даже не в альтернативной ее версии, придуманной писательницей, а в смежном пространстве Смоленска Бурмина и «Войны и мира» Толстого. На страницах книги читатель не раз встретит знакомые фамилии: Болконский, Ростова, Безухов, Курагина, — герои великой эпопеи хоть и не лично, но присутствуют в романе Яковлевой, чем несказанно радуют и вызывают столь приятное чувство «узнавания».

Яковлева наделяет персонажей своей истории определенным, хорошо знакомым каждому российскому читателю амплуа: то мы встречаем озорного и безрассудного дворянина, играющего чувствами женщин во славу Бахуса, то прогрессивного и дальновидного помещика, охваченного новейшими экономическими и морально-этическими теориями. Все герои романа Яковлевой находятся на своих местах, как мишени в тире. Опытный читатель без особых усилий распознает все типажи современной пьесы в старых декорациях: помещик-раздолбай, кутежник, нигилист, роковая женщина, бесприданница, клуша и т.д. и т.п. Беда романа заключается в том, что за всеми этими образами ничего ровным счетом не стоит. Они пустые. Видимо, писательница решила, что раз характеры штампованных героев нам и так известны, их можно и дальше не развивать, отпустить в открытые воды — пусть передвигаются себе по сцене и не отсвечивают. Но так литература не работает. Лирического героя следует, словно матрешку, наполнять, раскрывать с разных, неожиданных сторон, помещать в ситуации с трудным выбором, непреодолимой преградой, — делать хоть что-нибудь, чтобы читатель к персонажу проникся, поверил в него и с интересом следил за его приключениями. Яковлева же помещает на подмостки трафаретные декорации и предлагает читателю принять их такими, какие они есть: без объема и какой-либо исключительности. Из-за этого «Нашествие» теряет огромную часть своего потенциала и превращается в довольно заурядную, декорированную под девятнадцатое столетие, историю с остросюжетной оберткой и пресной сердцевиной.

Похвалить сюжет у меня, к сожалению, тоже не получится. Повествование у Яковлевой вышло довольно сумбурным, слабоструктурированным. Ритм сбивчивый, напряжение в процессе чтения возникает, но захватывающей историю не назовешь, а побороть предсказуемость финала писательница решила дерзко и резко — придумав полнейшую ересь. И вроде даже смысл какой-то в этом всем проглядывается — не зря же писательница крепостной вопрос поднимает и коллизию «народ-государь» развивает. Однако выглядят события романа настолько смешно и несуразно, что остросюжетный триллер оборачивается хоррор-комедией навроде «Убойных каникул» с Аланом Тьюдиком, но уже без юмора.

Если судить по количеству незавершенных сюжетных линий романа, беллетристка вознамерилась продолжить историю Бурмина и написать еще одну книгу о смоленском «оборотне», но нуждается ли «Нашествие» во второй части или даже целом цикле произведений — вопрос. Людей, которым история понравится, будет достаточно — осовремененная атмосфера девятнадцатого столетия очень к себе располагает, а обилие «любовных» линий, несомненно, вызовет пылкий интерес у определенной категории читателей. И все же художественная ценность романа вызывает вопросы, поэтому книгу я бы благополучно отнес к жанру подростковой литературы и рекомендовал лишь тем, кто таковую любит; всем же остальным советую пройти мимо.

О б о р о т е н ь – человек, способный превращаться в некоторых животных: в волка (в е р в о л ь ф), в лисицу (к и ц у н э) и т. д. У суеверных людей вызывает ужас, непонятно почему. В. П. Корнеев, например, когда у него разболелся зуб мудрости, обернулся петухом, и ему сразу полегчало.

"Понедельник начинается в субботу", АБС, 1964

Тема, конечно, мрачновата, но вышла довольно веселая безделушка. Золотой век русской литературы слишком привлекателен, слишком насыщен, слишком притягивает взгляды, поэтому любая попытка миксовать вселенные всегда будет китчем, но вопрос в том, как этот китч сделать – хорошо или плохо. Автору, пожалуй, удалось сделать хорошо.

Сюжет крепкий, образы яркие, фактура рельефная. Отсылки к классике встречаются часто, правда, не уверен, что я считал и половину. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что вдохновением служил роман «Гордость и предубеждение и зомби», который я не читал, так что о степени влияния судить тяжело. Что смущает, так это некоторая распыленность – мне показалось, что многие боковые сюжетные линии просто растворились, не оставив ощущения внятной завершенности. Армян, убитые рекруты, бумажная фабрика – интересно, но без финала, рябит, мельтешит, зазывает, но без катарсиса.

Вот Бурмин и княжна Несвицкая автору удались. Главный герой ярок и противоречив, благороден, порывист и суров. Княжна – опереточная злодейка, строящая хитроумные планы и любовные комбинации (для себя и некоторых окружающих). Они двигают сюжет, заставляя более функциональных персонажей знакомиться, переживать и совершать ошибки. И все это на фоне Страшной Тайны, которая тайна лишь для господ, а не для простого народа.

Народ автор не любит. Никто не утверждает, что должна, но не заметить некоторое отвращение не получается. Бунт рабов описал красочно, сочно даже, со сладострастием, но с нескрываемой идеей – так и надо и дворянам, и холопам. А вот вольноотпущенные крестьяне, нормальные, так сказать, участники перехода к капитализму, вот они хороши, адекватные и перспективные. Прелый запах дидактики почудился мне, но автор не стала давить на эту тему, так что аромат выветрился к следующему повороту сюжета.

Понравились мне и авторские умолчания – разжевывания по полочкам не будет, ни разницы оборотней, ни механизма трансформации никто не объяснит. Это дает простор и для фантазии, и для поиска информации. В умении заинтересовать читателя Яковлевой не откажешь.

Очень смешанные впечатления: занимательность повествования, против гадкой заключительной идеи. И тогда я вспомнила автора, по ее русофобским книжонкам о блокадном Ленинграде, и пожалела, что взялась за эту беллетристику.
А так-то сюжет занимательный: современный текст в котором война и мир постепенно переходит в Пиковую даму, опасные связи, и прочие истории, под песенку Высоцкого. Забавные ситуации, знакомые персонажи. Автору даже не нужно прописывать психологические портреты, ибо все персонажи знакомы читателю из классической литературы, если не по имени, то по типажу: этого видели в Анне Карениной, а эта - вылитая Пиковая дама. Взаимоотношения господ, лакеев, хозяев и крестьян, князей и приживалок, все кажется знакомым, и вся история лишь возвращение к любимому. Фанфик сразу на всю русскую литературу XIX века. А упоминания героев Толстого подтверждают это впечатление: да, читатель, вы не ошиблись.
Хорошая идея, показать мир накануне войны: все мелкие повседневные дела, сплетни, шутки, когда война кажется чем-то далеким, абстрактным, в то время как она на пороге.
Вам скоро будет не до карт -
Вам предстоит сразиться!"
...А в это время Бонапарт
Переходил границу.
Увы очень актуально.
Но все слишком поверхностно, понятно что это развлекательная книжка, закон жанра. Сюжет с оборотнями и с тем, как именно они появились в смоленских лесах, особенно по раскрытию идеи мне очень понравился. Забавно и любопытно. Но все же хотелось большей психологической достоверности, и попыток ее прописать. Например, уход Мишеля в солдаты, без описания ее чувств и мыслей по этому поводу, кажется абсурдным, только вспомнив переживания персонажа Лакло, можно в это поверить, но тогда тут какая-то жалкая калька, чтоб было. И это всего лишь один из примеров.
Но больше всего разочаровал финальный финт: только сумасшедшие оборотни могли сопротивляться успешно солнышку Бонапартию, вообще портит все впечатление от книжки.
В общем, начали за здравие, закончили как обычно.