Виктория Белкина

– Тось, забудь ты про этот спор… Мне теперь самому смешно вспомнить, – Никита состроил умоляющую гримасу. Вероятно, весь его донжуанский опыт свидетельствовал о том, что эта моська должна растопить даже самое каменное женское сердце.

Вика поморщилась – партнёр слегка переигрывал – и изобразила в ответ праведную ярость детдомовской девочки Тоси:

– Смешно?!

– Ну… – он замешкался. – Противно!

– Противно?..

– Ну, совестно, – Никита раздражённо махнул рукой. – Не придирайся ты к словам! Лучше испытай меня, если не веришь.

– Ты что – трактор, чтобы тебя испытывать? Никогда я тебя не прощу, спорщик ты… Бабник! – Вика торопливой скороговоркой высказывала ему в лицо свои застарелые обиды. – Ненавижу тебя, не-на-ви-жу!!!

– Так, стоп, ребята! – Михальченко резко и раздражённо хлопнул в ладоши, прерывая репетицию. – Не то, не так… – поморщился он.

Вика с Никитой быстро переглянулись, недоумевая, чего ещё хочет от них Мастер.

Вот уже несколько недель они репетировали пьесу «Девчата», написанную по одноимённой повести Бориса Бедного, а решения спектакля до сих пор не находилось. Михальченко был постоянно недоволен, хотя и сам, похоже, не знал толком, чего он ждёт от своих дипломников. Вот и сегодня – время давно перевалило за полночь, а они ещё ничего толком не сделали.

– Не надо мне показывать кино, вы не Румянцева с Рыбниковом! – злился Михальченко. – Да, они превосходные артисты, талантливые и самобытные, но, в конце концов, создайте же собственных персонажей! Не надо пользоваться чужими готовыми наработками!

– Но, Алексей Яковлевич… – нерешительно протянул Никита, ища взглядом Викиной поддержки. – Ведь люди всё равно будут спектакль с фильмом сравнивать. Аналогий по-любому не избежать.

– А ты избегай, мой друг! – Михальченко возмущённо всплеснул руками. – Неужели у тебя взгляд настолько замылился, что ничего своего придумать не можешь? Я не спорю – фильм получился отличным, добрым, всенародно любимым… Но мы сейчас свой спектакль ставим! Вы ведь читали книгу?

– Читали, – вздохнула Вика.

– И какие лично ты сделала для себя выводы из прочитанного?

– Ну… – Вика старательно задумалась. – Книга полнее раскрывает характеры персонажей.

– Так-так-так, с этого места поподробнее! Что ты можешь сказать конкретно о своей героине – о Тосе? – требовательно вопросил Михальченко.

Вика пожала плечами и принялась неуверенно перечислять:

– Тося не такая уж наивная, как может показаться поначалу, и вовсе не идеальная, у неё куча недостатков. Она беспардонная, амбициозная, с хитрецой и огромным пробелом в образовании… Как говорит про неё мама Вера: «Сейчас в тебе всё перемешано – и хорошее, и плохое. Натощак даже не разобрать, чего больше».

– Именно так! – вполне удовлетворённый ответом, кивнул Михальченко, а затем ткнул пальцем в Лизу Старовойтову, самую красивую девушку на курсе. – А что ты мне скажешь о своей героине?

– Анфиска – не подлая и вовсе не стерва, как многие о ней думают, – бойко зачастила студентка. – Да, она красива и избалована вниманием мужчин, но и страдает от этого тоже. По идее, это очень несчастный и толком никем не понятый персонаж. Из-за ошибок прошлого ей приходится бросить любимого человека, который хочет на ней жениться.

– А что о своей героине нам поведает Варечка? – Мастер кивнул в сторону очередной юной актрисы. Та захлопала глазами, застигнутая врасплох, и нерешительно пролепетала:

– Надя, ну, она… некрасивая, неуверенная в себе…

– Совсем как ты! – тихо, но довольно ехидно вставил Никита, за что тут же получил подзатыльник от Вики.

– Можно мне сказать? – «Анфиса» подняла руку. – Мне кажется, Надя тоже не так однозначна. Она обнаруживает в себе стальной стержень, демонстрирует сильный характер… Ведь в финале она всё-таки уходит от старого и нелюбимого Ксан Ксаныча.

– Вот видите! – обводя довольным взглядом группу своих подопечных, подытожил Михальченко. – Каждый герой – это личность, индивидуальный образ, интересный и самобытный характер! Так какого же лешего вы все прицепились к киношным образам? У вас что, нет собственных эмоций и интонаций для роли?! Вы даже не пытаетесь соотнести с персонажами лично себя – тупо играете по чужим лекалам, и от этого ни герои вам ближе не стали, ни вы им.

Все понуро молчали, а Мастер, войдя во вкус, продолжал их безжалостно распекать:

– У нас с вами получается очень правильный учебный спектакль, – он выделил презрительной интонацией слово «правильный». – Всё сделано в соответствии с заветами наших великих мастеров. Вы не наигрываете, не рвёте глотку, создаёте вроде бы выпуклые образы… Но ни один из вас не выбивается из общего ансамбля. Всё в целом верно, понимаете, а жизни-то нет! Как-то без огонька.

– Ну… это же всего лишь дипломный спектакль, – робко посмел возразить кто-то из толпы.

Михальченко изменился в лице.

– Всего лишь?! Так вы считаете, что постановку выпускного курса нельзя судить по законам полноценного спектакля? Это, по-вашему, «недоспектакль», требующий снисходительного отношения? Цель показа – предъявить ваши таланты на суд серьёзных режиссёров и знаменитых театров, – он с горечью покачал головой. – Я-то думал, что вы у меня готовые артисты. Оказывается, заблуждался…

Он расстроенно махнул рукой и замолчал. Студенты тоже пристыженно притихли.

***

Когда Алексей Яковлевич решил ставить «Девчат», коллеги и студенты очень удивились. Во ВГИКе традиционно напирали на старую добрую классику, особенно на Чехова. «Три сестры» одного выпуска удручающе наслаивались в памяти на другую постановку, выведенную на театральные подмостки парой лет ранее. Одни и те же интонации, одни и те же заезженные приёмчики… Ну ладно, если не русская классика – то хотя бы советская, «Зойкина квартира» или «Утиная охота». Почему Михальченко выбрал повесть Бориса Бедного, известную только благодаря знаменитой экранизации? Кому вообще была интересна эта старомодная история – сейчас?

Мастер же доказывал, что многие проблемы, поднятые Бедным, остаются актуальными и по сей день. И в конце концов, сколько можно палить из крупных орудий? Почему бы не сделать постановку о простых человеческих отношениях, о дружбе и любви?

Ни для кого не было секретом, что спектакль он ставит специально под Вику Белкину. Его любимица, настоящая звезда курса, она уже успела засветиться в паре художественных фильмов, поэтому роль Тоси Кислицыной досталась ей без колебаний. Тем более, Вика была такая же маленькая, худенькая и энергичная, как её героиня. Белкина поступила во ВГИК почти в двадцать один год, заскочив буквально в «последний вагон», и была старше большинства своих однокурсников, но благодаря хрупкой тщедушной комплекции выглядела совсем девчонкой.

Красавчик Никита Берестов – вторая знаменитость курса – получил роль Ильи Ковригина. Имя и физиономия Берестова были знакомы многим: с младых ногтей он снимался в «Ералаше» и успел достаточно примелькаться на экране, а потом – ещё до поступления в институт – сыграл в историческом фильме о дворцовых переворотах. Блестяще исполнив роль самого юного коронованного императора России – Петра II – и поразив искренней пронзительной игрой даже строгих критиков, Никита тут же обзавёлся армией поклонниц.

Однако в жизни сам Берестов был совершенно не похож на своего киношного персонажа. Никакой загадочной отрешённости во взгляде, никакой романтической тоски – он то и дело травил похабные анекдоты и сам же заливался хохотом. Девушки висли на нём пачками и было видно, что он воспринимает это как должное. В таланте отказать ему было нельзя, но Никита не делал ничегошеньки для того, чтобы как-то это развить. Всё по жизни давалось ему легко, он был везунчиком и знал это. Тусовки на родительской даче в Подмосковье, пьянки с друзьями, травка и девочки интересовали его куда больше, чем учёба во ВГИКе. Он и выезжал-то все эти годы только за счёт своего сумасшедшего везения и недюжинного обаяния. Ну, и за счёт звёздного прошлого.

– Не обижайтесь, Алексей Яковлевич, – миролюбиво произнесла Лиза Старовойтова, выражая всеобщее мнение. – Конечно же, мы понимаем, что делаем самый настоящий, «взрослый» и серьёзный спектакль. Просто ничего пока не получается, вот и нервничаем. Да и устали все…

– Да, да, устали! – с готовностью подхватили остальные. – Час ночи уже, пора бы и по домам, не? У нас ещё несколько месяцев впереди, успеем!

Михальченко обречённо снял очки и потёр покрасневшую переносицу.

– Что ж… Я вас не держу, – сухо отозвался он. – Время действительно позднее. Дома хорошенько подумайте над своими ролями. Завтра продолжим.

Все с облегчением похватали свои вещи и моментально испарились, боясь, как бы Мастер не передумал. Вике было очень стыдно перед Алексеем Яковлевичем – она видела, как у него болит сердце за будущий спектакль, как он волнуется и переживает. Но она и сама жутко устала… Стараясь не встречаться с Михальченко взглядом, Вика торопливо покинула учебный театр.

– Белкина, подвезти тебя? – окликнул её Никита, когда она выскочила из дверей института. – Поздно уже, метро закрылось.

– Надо же, какой заботливый, – усмехнулась Вика. – Это ты в роль Ильи вживаешься? Пытаешься произвести на Тосю хорошее впечатление?

Вообще-то Никита не был склонен к сантиментам и раньше не баловал Вику подобными щедрыми предложениями. Их отношения все эти годы строились на сарказме: они постоянно подкалывали друг друга, язвительно подшучивали и старались словесно поддеть. Откровенно говоря, в глубине души Вика считала Никиту довольно поверхностным пустым мальчишкой и балаболом. Поэтому тот факт, что он специально поджидал её сейчас, несказанно удивил.

– Да ладно, не бойся, не собираюсь я тебя насиловать, – улыбнулся он. – Реально беспокоюсь, как ты до дома доберёшься. Что ж тебя муж не встречает?

– Муж на хозяйстве остался, – пожала плечами Вика. – У нас же семеро по лавкам, забыл?

На самом деле, конечно же, она иронизировала. У них с Даней был только один ребёнок – сын Ваня, которому недавно исполнилось два года: ласковый, общительный и весёлый малыш, умеющий моментально располагать к себе людей и беззастенчиво пользующийся этим в своих целях.

– Ну так что, поехали? – пропустив шутку мимо ушей, продолжал уговаривать Никита. Вика взглянула на него с удивлением: надо же, какой настойчивый… Неужто и правда переживает?

– Спасибо, Никитос, но не стоит ради меня пилить на другой конец Москвы. Я такси вызову. Подвези вон лучше… Варечку, – Вика кивнула в сторону однокурсницы, показавшуюся из дверей ВГИКа. – Она умрёт от счастья.

Никита покосился на тихонькую, серенькую, неуклюжую Варю. Та поймала его взгляд и вспыхнула. Никита еле заметно поморщился – то, что девушка влюблена в него ещё со времён вступительных экзаменов, не было секретом ни для него самого, ни для всего курса.

Впрочем, у Варечки тоже была своя гордость: неловко ссутулившись, она быстро заспешила прочь, всем своим видом демонстрируя, что не хочет никому становиться обузой, мешать и навязываться, и тем самым лишая Никиту шанса подбросить её домой.

– Эх, упустил своё счастье, горе-кавалер! – шутливо посетовала Вика, а он уже тыкал пальцем в кнопки своего телефона, чтобы вызвать для неё такси, а потом остался ждать приезда машины.

– Хочу убедиться, что с тобой точно всё в порядке, – заявил он.

Вика только покачала головой:

– Что за приступ доброты и великодушия? Наверное, где-то землетрясение.

Такси приехало довольно быстро. Никита демонстративно записал номер машины и строгим голосом велел Вике позвонить, как только она доберётся до дома. Звонить она, разумеется, не собиралась, но на водителя это должно было произвести устрашающее впечатление, дабы он воздержался от всяческих вольностей.

Впрочем, предосторожности оказались напрасными: водитель узнал Вику и страшно обрадовался, что ему выпала честь отвезти домой самую настоящую актрису. С ней это случалось нечасто, но иногда такие «узнавания» были очень вовремя и играли ей на руку. Так и теперь – воодушевлённый паренёк даже отказался брать деньги, только робко попросил разрешения сделать с Викой селфи на свой мобильник.

***

Когда она добралась домой, было уже два часа ночи. Разумеется, Данила встретил её в некотором раздражении.

– Позвонить ты, само собой, не додумалась, – упрекнул он Вику, открывая дверь. – Как и проверить список пропущенных вызовов…

– Ой! – она стукнула себя по лбу. – Данечка, прости, пожалуйста! Мы репетировали и я отключила звук на телефоне, а потом и вовсе забыла про него…

– Ну конечно. Что тебе такая мелочь, как волнующийся муж, – ворчливо отозвался он. – А я тут места себе не нахожу, и самое паршивое – даже не могу за тобой заехать, потому что Ванька спит, не оставлять же его одного!

– Ну прости, прости, милый, – она прижалась к нему, обняла и поцеловала в щёку. – Я безумно устала и от этого плохо соображаю. Ванечка давно уснул?

– Конечно. Уже десятый сон видит…

– А ты сам во сколько домой вернулся?

– В половине одиннадцатого. Тоже сегодня вернулся позже, чем рассчитывал. Няню тут же отпустил, пришлось заплатить ей за переработку… Она как раз Ваньку спать укладывала, – Данила не сдержался и широко улыбнулся.

– Что такое? – заинтересовалась Вика, стаскивая с ног сапоги. – Какой-нибудь очередной перл выдал?

– Да увидел меня, с кровати спрыгнул – и орёт: «Папа, я хочу тебя обнимить!» А Наталья Ивановна ему говорит – нельзя, мол, детям ночью по квартире бегать, в тёмном углу баба Яга прячется…

– Идиотка, – в сердцах выдохнула Вика. – Только запугиваний Ване и не хватало!

– Запугаешь его, – Даня уже с трудом сдерживал смех. – Этот храбрец ей тут же выдал: «А папа взянет веник и бабу Ягу побьёт!»

Вика улыбнулась.

– Да уж, бабой Ягой его не проймёшь… Зато недавно увидел в книжке портрет Гоголя и говорит мне: «Ой, какой дядя стлашный!»

Данила рассмеялся, а затем, бросив потеплевший взгляд на Вику, спохватился:

– Малыш, ты же голодная, наверное?

– Ужасно, – созналась Вика. – Слона готова сожрать!

– Ну, ты пока мойся-переодевайся, а я тебе пельмени сварю, хочешь? – предложил он.

– Спасибо, Данечка. Было бы здорово! – выдохнула она с признательностью.

***

На кухне, устроившись в уголке за столом и согревшись, Вика почувствовала, что её неумолимо клонит в сон. Данила колдовал над бульоном для пельменей, бросая туда то лавровый лист, то несколько горошин чёрного перца, то какие-то пахучие грузинские приправы.

– Ты прямо как твой дедушка, – засыпающим голосом пробормотала разомлевшая Вика. Покойный дед Данилы, Анатолий Иванович, был поваром, но даже выйдя на пенсию, продолжал баловать домашних всевозможными кулинарными изысками: Вика до сих пор не могла забыть вкус его необыкновенных блинов, томлёных в сметане, а также лапшевника, курника, ватрушек с малиной…

Ей посчастливилось пересечься с легендарным дедулей лишь однажды, когда она приезжала к Дане на его малую родину, в Ялту. Это было четыре года назад. Она только-только поступила во ВГИК, и их отношения с Данилой находились в самом зачатке. Тогда же Вика впервые в жизни увидела море. А ещё в то необыкновенное лето с ней случилось такое, что воспоминания до сих пор заставляли её щёки краснеть…

Вика сердито встряхнула волосами, отгоняя будоражащие картинки из прошлого. Однако подсознание уже услужливо подсунуло ей образ: чёрные шелковистые волосы, небрежно падающие на высокий ровный лоб; пронзительные синие глаза, глубокие, как море, в еле заметных лучиках улыбчивых морщинок; рот и губы идеальной формы, прямой красивый нос… «Чёрт бы тебя побрал, Белецкий!» – выругалась Вика мысленно, чувствуя, как всю её опалило жаром. Реакция на мысли об Александре была чисто физиологической, и она не могла этого не понимать. У неё давно уже не осталось чувств к нему, всё перегорело. Однако при воспоминании о тех ночах, что они провели вместе, Вику словно начинало кружить в водовороте гормональной бури. Ей больше никогда и ни с кем не было так хорошо, как с ним… И так плохо.

В то злополучное лето Александр Белецкий приехал в Ялту на съёмки исторического фильма «Печаль минувших дней». Вика и Данила подружились со съёмочной группой и весело проводили время все вместе, большой актёрской тусовкой, но, к своему ужасу и стыду, Вика поняла, что отчаянно влюбилась в красавца-артиста с первого взгляда. И это при том, что она приехала в Крым в качестве Даниной официальной девушки, пользовалась его гостеприимством, жила в его доме и ела его хлеб! Она долго боролась с этими непрошенными чувствами, морально лупцуя саму себя по физиономии, и старалась ничем не выдать вспыхнувшей страсти. Впрочем, Белецкий и в самом деле ничего не замечал – ему не было до Вики особого дела, в тот период он крутил роман со своей партнёршей по фильму, роковой красоткой Марией Золотовой.

Да, Вике удалось его соблазнить далеко не сразу. Это случилось много месяцев спустя, уже в Москве. Жёлтые СМИ тогда долго перемывали косточки всем героям этой истории: скандал, скандал! Прямо во время светской вечеринки начинающая актрисулька бросила своего бойфренда Данилу Стрельникова и сбежала с сердцеедом Белецким!..

Впрочем, и с Александром они вместе долго не продержались. Это была любовь-отчаяние, любовь-боль. Иногда Вика думала, что лучше бы им с Белецким никогда не встречаться… но тут же одёргивала себя: всё в этой жизни посылается нам для чего-то. «You live you learn, you love you learn, you cry you learn, you lose you learn, you bleed you learn, you scream you learn», – пела Аланис Мориссетт. Живёшь – и учишься, любишь – и учишься, плачешь, теряешь, истекаешь кровью и кричишь – и всё время чему-то учишься… Что ж, Вика – актриса. Благодаря Белецкому она теперь знает, как играть любовь. Во всех её, даже самых отвратительных, проявлениях.

– Совсем засыпаешь? – сочувственно спросил Данила, увидев, что она низко опустила голову. Вика подняла на него виноватые глаза и еле заметно кивнула. Ей было невыносимо стыдно, словно муж застал её за чем-то непристойным. Но ведь она по-настоящему любила Данилу и была верна ему…

– Уже почти готово, – сообщил муж. – С чем ты будешь есть? Со сметаной?

– Да, пожалуйста… – отозвалась она еле слышно, всё ещё не в силах стряхнуть наваждение.

Данила бахнул перед ней на стол глубокую миску пельменей, исходящую паром, с благоухающим бульоном. Эта порция была способна утолить голод даже роты солдат, так что Вика не выдержала и засмеялась:

– Зачем столько?

– Ну, ты же сказала, что готова сожрать целого слона, – невозмутимо отозвался он и, наклонившись, поцеловал её в макушку. – Ладно, ты ужинай, приятного аппетита, посудомойку потом сам загружу, а сейчас я в душ.

Спустя полчаса, выйдя из ванной комнаты, Данила заглянул на кухню и обнаружил там следующую картину: положив голову на скрещенные руки возле миски с недоеденными и давно остывшими пельменями, Вика крепко и безмятежно спала.