Но время лечит. Конечно же, лечит. Постепенно Неля примирилась с действительностью и научилась жить с этим грузом. Нельзя сказать, что болеть перестало совсем, но на смену отчаянной надежде пришли равнодушие и апатия. Ежедневные занятия с сыном Неля продолжала больше по инерции, по привычке, потому что всегда была примерной девочкой и перфекционисткой. В успех она больше не верила и запретила себе ждать чуда. Того дня, когда Матвей скажет ей короткое, простое, но такое важное и главное слово – «мама»…

В жизнь постепенно возвращались краски, запахи и вкусы. Приняв как данность глухоту своего ребёнка, Неля решила, что не вправе лишать его нормального, счастливого детства, и старалась расцветить даже обычные будни. Улыбка на лице малыша и его объятия были самой дорогой наградой… Лишь изредка у Нели горько ёкало в груди – когда она смотрела на здоровых ровесников Матвея. Она никогда не сможет стать своей в компании гордых мам и бабушек, которые со смехом пересказывают друг другу уморительные словечки и выражения своих детишек…

– А моя-то, моя!.. Спрашиваю у неё утром: как собачка лает? А она мне страшным голосом: «Ав-ав, я баба Яга!»

В целом, несмотря ни на что, Неле нравилась жизнь в Мезени. До свадьбы Стас боялся, что она заскучает тут после шумной и суетливой Москвы, но его опасения не оправдались: Неля, человек по характеру скорее замкнутый, чем общительный, чувствовала себя здесь просто прекрасно. Городок, практически отрезанный от мира, от «большой земли», как здесь говорили, казался уютным и славным пристанищем настоящего интроверта. Муж был Неле под стать: занятый придумыванием новых трюков и иллюзий, он мог разрабатывать свои новые проекты буквально день и ночь, не отвлекаясь даже на еду или сон. Он чертил схемы на листках бумаги, бормотал что-то себе под нос, сердясь или ликуя, в зависимости от успеха реализации идеи, дотошно переносил все эти наброски в компьютер… Неля старалась не мешать ему в такие моменты.

Она могла часами гулять вдоль красных берегов реки Мезени, бродить по заливным лугам, заходить в тайгу (не слишком, впрочем, в неё углубляясь, потому что всё ещё не очень хорошо ориентировалась в лесу) и наслаждаться блаженным одиночеством. Неля также выучилась ездить верхом, о чём давно мечтала. Правда, на это увлечение требовалось время, которого у неё часто не хватало. Много сил отнимала работа в школе, затем – декрет…

Помимо всего прочего, Неля стала посещать мезенский детский дом. Слово «волонтёрство» она не любила, считая его слишком уж официозным. Она просто приходила к ребятам в гости, дарила им одежду, игрушки и книги, учила в игровой форме простым английским и французским песенкам. Откровенно говоря, состояние детского дома приводило её в натуральный ужас. Здание давно требовало капитального ремонта. Неля не представляла себе, как можно было жить – точнее, выживать – в подобных условиях. Стены, выкрашенные в грязно-зелёный цвет, местами облупились и производили давяще-неопрятное впечатление. В спальнях воспитанников всё было разрисовано граффити либо исписано похабщиной. Электропроводка находилась в таком плачевном состоянии, что вероятность пожара маячила вполне реальной, а не иллюзорной угрозой. В туалеты страшно было зайти…

Но самым кошмарным было даже не состояние детдома, а отдельные судьбы конкретных детей. Почти каждый из них пережил большую или маленькую трагедию, оставившую шрамик на сердце. Отец Николай и матушка Ольга из местного прихода, тоже частенько проводившие время в детском доме, рассказывали Неле истории этих несчастных ребятишек. Многих подвергались регулярным побоям в родном доме, пока их родителей не лишили прав. Одна шестилетняя девочка стала свидетельницей двойного убийства: сначала мать зарезала отца, а потом друзья отца жестоко прикончили мать… Неля не могла без содрогания выслушивать всю эту дичь. Хотелось обнять каждого ребёнка, прижать к сердцу, обогреть, бережно подуть на многочисленные душевные раны и залечить их все до единой…

А с отцом Николаем и его супругой Неля постепенно сдружилась, несмотря даже на то, что сама была совершенно невоцерквлённой. Да и сына они со Стасом решили не крестить – по крайней мере, до тех пор, пока он не достигнет сознательного возраста.

Неля часто приходила в гости к супружеской чете вместе с Матвеем. Это была крепкая, дружная и милая семья, воспитывающая четырёх славных ребятишек, которым с детства были привиты любовь к богу, храму и молитве. Матвея они все просто обожали, и он тоже тянулся к ним, чувствуя искреннюю симпатию. Только с ними Неля могла совершенно спокойно, не стесняясь и не комплексуя, разговаривать о глухоте своего сына. Отец Николай постоянно давал ей понять, что у неё – нормальный, замечательный, абсолютно полноценный ребёнок.

– Главное – то, что душа у него здоровая, – говорил он Неле. – Плоть дают родители, а душу Бог. Господь с человеком создают человека. Не впадай в уныние и не оплакивай свою печаль, знаешь ведь поговорку: где-то густо, где-то пусто… Может быть, у Матвея откроется какой-нибудь необыкновенный творческий талант. Да даже если не талант, а просто ясный ум, доброе сердце, чистые помыслы и физическая выносливость… это уже счастье, уверяю тебя. Люби его таким, какой он есть, и никогда не сравнивай с другими. У него свой собственный путь…

Детдомовских ребят – самых маленьких – матушка Ольга время от времени приводила к себе на выходные. Она читала им вслух Библию, а они с охотой помогали ей по хозяйству в кухне и во дворе, с удовольствием возясь со скотиной или птицей, а затем дружно ели испечённые матушкой пироги – конечно же, с рыбой, больше всего любимые всеми жителями мезенского края.

Возвращение мужа и сына отвлекло Нелю от невесёлых дум по поводу детского дома. Она торопливо поставила на стол тарелки и выбежала встречать своих лихих наездников.

От Стаса с Матвеем пахло лошадьми, опилками и свежей травой. Оба были довольными, разрумянившимися и, очевидно, жутко проголодавшимися. Неля поцеловала солнечно-рыжую, как у неё самой, макушку сына, а затем прильнула к мужу и привычно замерла в его объятиях, словно заряжаясь от него энергией на весь предстоящий день.

– Мне переодеться нужно, – ласково сказал он, не предпринимая, однако, попыток отстраниться, – не то вся тоже пропахнешь конским потом.

– Мне нравится этот запах, – она потёрлась щекой о его щёку. Матвей требовательно подёргал её за рукав, а затем жестами указал на стол, давая понять, что проголодался.

– Сначала – в душ, – скомандовал Стас и кивнул в сторону ванной комнаты. – А потом уже завтракать.

Он общался с сыном совершенно обычно, как со здоровым ребёнком, ни на секунду не задумываясь о том, что даже если тот и слышит его благодаря слуховым аппаратам, то всё равно не понимает. Тем не менее, Матвей практически всегда соображал, что от него требуется. Неля иногда даже обижалась немного – она-то занималась с ребёнком по специальным методичкам, по науке, по правилам… А Стас на все эти правила плевать хотел – и, тем не менее, находил с Матвеем общий язык куда легче, чем она.

Чистенький умытый Матвей выбежал из ванной и, подпрыгивая от нетерпения, устремился к накрытому столу. Ойкнув, Неля схватила полотенце и как следует высушила его намокшие волосы: в доме было довольно свежо из-за постоянно распахнутых в летнее время окон, не хватало ещё простудиться…

– В Романовку киношники приехали, – крикнул Стас из ванной. – Надолго. Какой-то крупный проект затевается, вроде бы исторический фильм. Режиссёр – Семён Горевой, представляешь?

– Вы что, до самой Романовки ездили? – ахнула Неля, пропустив слова про кино и режиссёра мимо ушей. – Совсем с ума сошли…

– Зеваки со всех окрестных деревень собрались поглазеть, – продолжал Стас. – Хоть слишком близко к съёмочной площадке никого не подпускают. Но массовка, говорят, будет нужна. Там уже очередь из желающих выстроилась, все записываются наперебой! Вроде бы, в главной роли Белецкий.

До Нели, наконец, дошёл смысл его слов.

– Александр Белецкий? – переспросила она с благоговейным трепетом. – Тот самый?.. Не могу поверить, я его просто обожаю!

– Так, с этого места поподробнее, пожалуйста, – муж вышел из ванной. В глазах его плясали весёлые чёртики. – Кого это ты там обожаешь? И давно ли?

– С тех самых пор, как впервые побывала на его спектакле, – серьёзно отозвалась Неля. Она и не думала шутить. – Мы с мамой ходили на «Евгения Онегина» в драмтеатр на Малой Бронной, как сейчас помню. Белецкий… это просто невероятно, что он творит на сцене. От него такая мощная энергетика, что даже в последнем ряду сшибает наповал. Причём тогда он был ещё совсем молодым, хоть и подающим огромные надежды, но его имя пока не было так раскручено, как сейчас. И всё равно мы остались в полном восторге. Нет, реально… он потрясающий актёр.

Она не стала рассказывать о том, как однажды, учась на втором курсе пединститута, отправилась на спектакль Белецкого с букетом роз. Ей впервые захотелось преподнести цветы артисту, превозмогая проклятую стеснительность – она сама себе тогда удивилась. Уже на финальном поклоне, когда Неля встала со своего места и пробиралась поближе к сцене, чтобы вручить букет, у неё неожиданно подвернулась нога. Нет, девушка не упала, но была близка к этому. К счастью, кто-то из зрителей успел поддержать её за локоток.

Дарение цветов по этой причине вышло довольно скомканным. Нелины щёки пылали от конфуза. Она подозревала, что Белецкий тоже мог видеть со сцены, какая она неуклюжая. Практически не глядя ему в лицо, она неловко сунула букет куда-то вверх, в руки артисту… и вдруг почувствовала, что он держит её за руку. Неля опешила и подняла глаза. Белецкий галантно склонился над её ладонью и… приложился губами к пальцам. Он поцеловал ей руку!!! Неля чуть не грохнулась в обморок тогда. Очевидно, заметив, что она растерялась и стушевалась, Белецкий решил слегка подбодрить её, как истинный джентльмен.

Неля, по своему обыкновению, смутилась ещё больше. Когда артист бережно отпустил её ладонь, она развернулась и торопливо зашагала к выходу из зала, что, вероятно, выглядело совсем уж невежливым. Но добрый и участливый взгляд его глаз навсегда запал ей в душу. С тех пор Неля не то чтобы идеализировала Белецкого, но ставила на несколько порядков выше, чем всех его собратьев-актёров, и никогда не верила тем грязным сплетням, что распространяли о нём СМИ. Он навсегда остался для неё настоящим рыцарем…

За завтраком Стас, что-то оживлённо рассказывающий, вдруг заметил, что жена только притворяется, что слушает, вежливо кивая – на самом деле, мысли её явно витают где-то далеко.

– Эй, в чём дело? – засмеялся он и легонько ущипнул её за щёку. Неля вздрогнула и заморгала глазами, возвращаясь к реальности.

– Ты так замечталась о Белецком, что совершенно проигнорировала ту потрясающую новость, которую я тебе только что сообщил? – шутливо попенял он. – Ай-ай-ай, я ведь начну ревновать!

– Да ну тебя, – отмахнулась она, улыбнувшись, – при чём тут вообще Белецкий? Я думала совсем о другом и действительно немного отвлеклась, прости… Так о чём ты говорил? Что ещё за потрясающая новость?

– Нет уж, сначала ты расскажи, что тебя тревожит, – за годы, проведённые вместе, Стас уже научился читать её, как раскрытую книгу. – Тут явно что-то более серьёзное, чем просто «немного отвлеклась».

Неля глубоко вздохнула, но всё-таки решилась сказать.

– Детский дом расформировывают, – выдохнула она, поникнув. – Мне матушка Ольга звонила.

– В смысле – расформировывают? – не понял Стас. – Но почему? А дети… их-то куда?

– Их отправят в крупный детдом в Новодвинске. А почему закрывают… да просто нерентабельно. Средств на его содержание не хватает. Обслуживающего персонала больше, чем даже, собственно, детей.

– Тебя это сильно огорчает? – он ободряюще прикоснулся к её руке. Неля кивнула.

– Само собой! Малышам ещё повезло, матушка с отцом Николаем собираются усыновить всю младшую группу – там шесть человек. Только никому не говори, ладно? Пока это секрет. А вот что со старшими будет… Я слышала, что в больших детских домах показатели, как ни странно, намного хуже. За воспитанниками там меньше присмотра и ухода, многие пьют или наркоманят с малолетства, – Неля погрустнела. – Матушка говорит, дети в последние дни очень раздражительные и тревожные. Словно чувствуют неладное… Она боится, что если они узнают про закрытие детдома – могут в бега податься.

– Мы в силах хоть чем-то помочь? – осторожно спросил Стас. – Может быть, финансово?

– Расформирования детдома это не предотвратит, – она покачала головой. – Мы ничего не можем сделать, все документы уже подписаны. Ну, если только… хотя нет, это я так, просто, – Неля опустила глаза.

– Что – так? Говори уж, раз начала, – подбодрил её муж, уже догадываясь, какие слова последуют за этим. Неля робко взглянула ему в лицо.

– Может быть… усыновить? Хотя бы одного ребёнка… Я понимаю, что этого мало, – заторопилась она, – но даже если один человек станет счастливее… это уже не напрасно.

Стас некоторое время молча и внимательно рассматривал её лицо, словно открывая жену заново.

– Нелечка, – сказал он мягко, – ты же понимаешь, я надеюсь, что усыновить ребёнка – это не так же просто, как взять в дом котёнка или собачку, а затем, наигравшись, выбросить на улицу или отдать кому-то? Дети – это на всю жизнь… О них нужно не просто заботиться, их нужно ещё и любить. Ты сможешь полюбить чужого ребёнка так же крепко и сильно, как своего?

– Я всё понимаю, Стас, – Неля не замечала, что от волнения нервно покусывает губы. – Я целое утро об этом думаю. Разумеется, это пока всего лишь идея, и нужно ещё сто раз всё хорошенько взвесить, но… я почему-то уверена, что справлюсь. Мы справимся, – поправилась она и виновато взглянула ему в лицо, ожидая ответа.

Стас протянул руку и нашёл ладонь жены, чтобы ободряюще сжать её пальцы.

– Мы действительно должны серьёзно об этом поразмыслить. Такие дела не решаются с наскока, по сиюминутному наитию, верно?

– Ну конечно, – Неля постаралась скрыть вздох разочарования. – Ты, действительно, подумай хорошенько. Пока что время терпит… А теперь расскажи мне, что у тебя за новость? – она изо всех сил попыталась придать голосу искренний интерес.

– Тогда держись крепче за стул, а то упадёшь, – подмигнул Стас, мгновенно оживляясь. – Итак, готова?.. Мне предложили пятилетний контракт в Лондоне, в знаменитом Magic Hall! – торжествующим тоном выпалил он. Неля недоверчиво взглянула ему в глаза.

– Это значит…

– Это значит, что на ближайшие пять лет мы переезжаем в Англию! Ну, разумеется, если я соглашусь. Пока что официального подписания контракта не было, они ждут моего ответа в понедельник. Так что скажешь? Круто, да?

Неля испугалась, растерялась и обрадовалась одновременно. Мысли её заметались.

– Но тогда ведь придётся кардинально всё менять, всю нашу привычную и налаженную жизнь… – пробормотала она в замешательстве.

– Да, ерунда! – беззаботно отмахнулся он. Кажется, для себя он уже всё решил и вполне определился с ответом. – Пять лет промчатся быстро, ты и сама не заметишь… К тому же, твои знания языка придутся очень кстати. Тебе будет легко там адаптироваться. И потом… – он на секунду замешкался, но всё же продолжил:

– Матвею в Англии будет проще и лучше. Там люди намного терпимее относятся к чужим проблемам со здоровьем… К тому же, его могут посмотреть британские врачи – вдруг посоветуют что-то дельное, чтобы он быстрее заговорил? Не то, чтобы я не доверял отечественным специалистам, просто, понимаешь…

Неля понимала. Когда у твоего ребёнка серьёзный недуг, хватаешься за любую соломинку, как за спасительный шанс – в надежде, что это непременно сработает и поможет. Ещё вчера на эту новость она ответила бы мужу безусловным согласием и сразу же принялась бы паковать вещи для переезда. Но теперь… Она понимала, что её планам по усыновлению не суждено осуществиться – она банально не успеет завершить этот долгий бюрократический процесс.

– Слушай, по-моему, ты не рада, – уличил её муж. – Только скажи честно – тебе не хочется ехать в Лондон?

Неля нашла в себе силы пошутить:

– Я, конечно же, последую за тобой всюду, как жена декабриста. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Где ты – там и я, это даже не обсуждается. Помнишь, как в «Титанике»? Если ты прыгнешь, прыгну и я…

Он притянул её к себе.

– Я тоже очень тебя люблю, Нелечка. Но мне совсем не нужны от тебя такие жертвы. Не хочу, чтобы по моей вине ты отказывалась от того, что тебе дорого. Хочешь остаться? Одно твоё слово – и мы никуда не поедем. Или это… – он пытливо вглядывался в её лицо, – это всё из-за идеи с усыновлением? Ты именно поэтому так расстроилась?

Неля помотала головой, стряхивая наваждение.

– Стас, я же не враг своим близким. Эта поездка – действительно редкий шанс: для тебя в плане карьеры, а для Матвея в плане здоровья. Не буду лукавить – я, конечно же, огорчена, что нам не удастся взять ребёнка из детдома. Но всё же слишком много доводов, говорящих в пользу этой поездки. Разве от подобных предложений отказываются? – она ободряюще улыбнулась ему, стараясь скрыть задрожавшие губы.

Стас и не заметил. Он снова прижал её к себе и благодарно прошептал:

– Спасибо…

Гордое слово «ресторан» с большой натяжкой подходило местному заведению общепита под незатейливым названием «На Мезени». Но оно оказалось единственной более-менее приличной едальней на всю округу. К тому же, уверял вездесущий Миша Яковлев, здесь можно было отведать настоящие, традиционные блюда русского Севера – кухню поморов.

Ресторан был деревянным, как и большинство зданий в Романовке, и располагался на самом берегу реки. С трёх сторон его обступали разлапистые высокие ели, а с четвёртой катила перед ним свои чистые и холодные волны Мезень. Вид, конечно, был завораживающий…

За первым совместным ужином их всех, наконец, представили друг другу официально. Впрочем, многие уже и так успели перезнакомиться за это время – кто-то сидел рядом в самолёте, кто-то в автобусе… Только Ася до последнего держалась особняком, что, в принципе, не было свойственно ей по жизни. Она любила большие компании и новые знакомства, обожала шумные тусовки и всю эту весёлую кутерьму… Но сейчас ей хотелось подольше сохранить своё инкогнито: так было интереснее и удобнее наблюдать за окружающими. Узнай они, что Ася журналистка – моментально начали бы наигрывать и вести себя неестественно. Многие звёзды, у которых она брала интервью за всю свою карьеру, именно так и поступали: просто переставали быть самими собой и принимались «делать лицо», точнее, надевали одну из своих масок. Может быть, даже неосознанно, по привычке, по самой своей лицемерной артистической натуре.

В данный момент, находясь фактически в стороне от цивилизации, назойливых папарацци, безумных поклонников и террариума завистливых коллег, все члены съёмочной группы выглядели непринуждённо-расслабленными и настоящими, без прикрас и фальши.

Ну, впрочем, не совсем все… К примеру, та же Аурика была позёркой по жизни и вела себя так, будто её ежесекундно снимает скрытая камера. Что бы они ни делала, о чём бы ни говорила – складывалось впечатление, что девушка исподволь любуется собою и призывает полюбоваться всех остальных. Она непрерывно постила фото и видео в свой инстаграм – нельзя было забывать о поклонниках. Аурика и прямой эфир бы устроила, наверное, будь интернет в ресторане не таким ужасающе медленным.