«И тогда к bro придется приклеить этого Алеша… А поскольку тот и тот – чехи, то кто гарантирует, что у Новака с языка „случайно“ не сорвется история со скрытыми камерами в номере? Особенно с учетом того, что, по словам Вадима, Новаку Лиза не нравится. А с другой стороны, возникает вопрос: знает ли Лиза по своей деятельности в банде – и это помимо того, что она, по всей видимости, в ряде случаев использует снайперский арбалет – приемы защиты и нападения? А вот этого, к сожалению, не знаю я. Но давайте исходить из того, что Лиза может их знать».
– Ладно, давай рискнем, – Исаев вздохнул, размышляя о том, что вообще-то не мешало бы припаять к ним там еще кого-нибудь третьего. Но раз Лиза, опять же по словам Вадима, на взводе уже с утра, то лучше будет не провоцировать ее лишний раз. – Давай рискнем, – повторил Андрей. – Ставь рядом с ней Алеша.
– Я тебя понял. Ну что, до связи?
– Удачи.
– Пока.
Следующим пунктом у Исаева значился телефонный разговор с Орком. Тот как раз сидел в офисе Иры, ждал, когда Самойлову отпустит начальство. Исаев кратко ввел Орка в курс дела («Девушку зовут Элисон Грейсон, но она русская. Не думаю, что она может осознанно причинить кому-то вред, но может выкинуть какой-нибудь фокус, чтобы попытаться сбежать»), после чего прикинул с Ладо, где и как расставить у квартиры Иры троих оперативников. В итоге, сошлись на том, что оптимальным будет перекрыть вход в подъезд, верхний и нижний этажи и лестничную клетку.
– Но по-хорошему, надо бы ее от аэропорта вести, – заметил Орк.
– По-хорошему, надо бы, – согласился Андрей. – Но какие гарантии, что она, увидев, что «хвост», топающий за ней, основательно удлинился, не сделает ноги еще в аэропорту? Огромный периметр, ей там затеряться, что тебе об асфальт два пальца.
– Да ладно? Такая резвая девочка? – не поверил Ладо.
– Такая. Я, можно сказать, сам ее в деле видел.
– Оружие или нож у нее могут быть? – помолчал, внес конкретику Орк.
– Знаешь, если они у нее и были, то в аэропорт она их не понесет. У нее и парня, с которым она летит, сумка одна на двоих. А до «Пулково» и от «Шереметьево» ее будут вести.
– Тогда вроде норм. Хотя… – Ладо сделал паузу, – что-то мне кажется, что ты, Андрюх, не особо уверен насчет нее.
– Вот и мне кажется, что что-то я с ней упустил, – помедлив, признался Исаев.
Что он упустил, а в чем был прав – выяснится очень скоро. А пока аэробус приземлился в Москве. Алекс, вскинув на плечо тяжелую сумку с вещами, пропустил вперед Элисон. Вместе с Вадимом и Алешем их на глазах распадающаяся пара перешла к телетрапу. Пока Алекс в сотый раз за сегодняшний день искал и отметал в голове варианты, как образумить Элисон, та первой прошла стойку таможни, рамки досмотра и поставила отметку в паспорте. В вестибюле, когда она снова ускорила шаг, Ресль окликнул ее:
– Подожди.
Она нехотя обернулась к нему.
– Нужно Ире хотя бы букет купить. Мы же с пустыми руками едем.
Она дождалась. Это был ее «раз». Продолжая играть, Лиза пожала плечами:
– Здесь нечего покупать, цветы не очень. Завядшие, сам посмотри.
– Тогда где их лучше купить? – Алекс волей-неволей, но принял подачу.
Это было «два».
– В «Лейпциге». Рядом с домом Исаева есть чудесный торговый центр.
Откровенно говоря, «самым чудесным» в этом ТЦ были трюки, которые периодически откалывал там Андрей, когда избавлялся от слежки (как в случае с «жучками» Домбровского) или когда разыгрывал пути отхода (как было с людьми Чудотворца). Впрочем, Лиза о фокусах Андрея не знала. Зато она знала другое. В прошлый раз, «сделав» у дома Исаева Ваню, она направилась в «Лейпциг», чтобы сменить там масть. Но, осмотревшись, в тот день она изучила этот ТЦ вдоль и поперек. И сейчас его необъятная территория должна была стать той точкой отрыва, которая поможет ей выбраться из западни, в которую ее загонял Андрей. Дальше, если ей повезет, будет и «три», и «четыре».
И ей повезло. Алекс, к несчастью, пока играл на ее стороне.
– Хорошо, – словно предчувствуя свою судьбу, он долго глядел ей в глаза. – Давай сделаем, как хочешь ты.
Для нее это выстрелило, как «три». Первая часть ее плана сработала.
Так началось противостояние, ее – с одной стороны, с другой и с ней – Андрея и Алекса. Но в ту секунду ей стало страшно. Ей показалось, что Ресль понял, кто она, и вот-вот сорвет с нее маску. Хотя на деле с чехом происходило другое: Алекс сейчас просто искал с ней мира.
– Пойдем, возьмем такси. Руководи, – и он ей улыбнулся.
Сердце забилось в горле так сильно, словно он сделал ей больно. Но он и сделал ей больно. Он снова прощал ее, а она снова ему лгала. Использовала его и врала, чтобы избежать расставленной на нее мышеловки. Использовала его и раньше, как тыл, когда планировала побег из дерьмового мира, созданного для нее Чудотворцем. Использовала, чтобы хоть раз, без вранья, отчаянно позволить себе любить. И чтобы узнать, хотя бы раз в жизни, что значит быть с мужчиной, которого так любишь ты и которого нет дороже.
Кто виноват, что их судьбы снова соединились? Кто виноват, что, сходясь с ним в Праге и в Питере, она фактически не оставила им двоим выбора? И кто виноват, что сейчас она, храбрая, умная, распрекрасная, стоит и боится смотреть ему прямо в глаза? Все это – она…
Прощание навсегда – это, наверное, самое страшное. Но в эту секунду она осознала, что всё, конец. Она отпустит его. Он из другой жизни – из той, где грязь, кровь и смерть бывают только на сцене. У него иная судьба, и он еще будет счастлив. У нее же – неизбежность и путь, возможно, ведущий в небытие. А прощание… То, настоящее, оно не сейчас. Оно было утром в гостинице, когда она молча, без слов признавалась ему в любви и также безмолвно плакала.
«Я сделаю все, чтобы ты забыл обо мне. Поверь, больно больше не будет. Просто я люблю тебя навсегда», – и она ему улыбнулась.
Дальше стало чуточку легче. Убивая эмоции, но, прежде всего, жалость к себе, ты становишься немного сильнее. Она даже вполне дружелюбно позвала его за собой:
– Пойдем, там стойка такси.
И теперь всю дорогу до «Лейпцига» она старалась бойко трещать ни о чем, заполняя малейшие паузы. Обращала внимание чеха на то, как изменилась Москва. Рассказывала что-то о каждой дорожной развязке. Указывала Алексу на какие-то «интересные здания», у которых «о, сейчас тебе расскажу! потрясающая история». Она не могла сделать лишь одного: позволить ему дотронуться до нее. Иначе тогда с ее стороны точно будет град слез, и Алекс (который в ряде случаев вообще, как Исаев) сначала испугается, как все мужчины, а затем лаской и волей дожмет ее до признания со всеми отсюда вытекающими.
Но Ресль (чего она не ждала), прислонившись плечом к двери такси и полностью развернувшись к ней, молчал, рассматривая ее лицо, и вроде как с интересом слушал. Минут через двадцать, хорошенько замылив Алексу мозг, она, бросив взгляд на таксиста (этот тоже слушал ее), перешла на чешский язык и переключилась на более важные вещи. Вроде бы мельком перечислила Алексу все пресс-релизы, которые зависли у нее из-за поездки в Пушкин. Со словами «ах, да, чуть не забыла!» «на всякий случай» напомнила ему, где у нее на МакБуке хранятся письма, касающиеся его контрактов, где – переписка с «одним отличным PR-агентством, я с ним по тебе работала», и где в сейфе, в ее пражской квартире спрятаны выписки из банков, в которых он держал свои кровно заработанные.
Алекс тем временем продолжал с интересом, даже с любопытством смотреть на нее. Но едва она сделала паузу, чтобы перевести дух, произнес таким ровным голосом, что у нее по спине побежали мурашки:
– Miminko, а зачем ты мне все это рассказываешь?
– Ну, просто чтобы ты все это знал, – почти моментально нашлась она.
Но ему и «почти» хватило:
– Я ошибаюсь или правильно понял, что ты сейчас со мной расстаешься?
«Правильно. И – жалость какая, что ты не дурак».
– Нет, конечно. Зачем мне это?
– Тогда зачем мне все это знать?
– А ты у нас безалаберный, – отшутилась она и до боли закусила губу, поймав себя на этом, уже ставшим привычном «нас». Поздно.
– У нас? – глядя на нее дышащими зрачками, он наклонился к ней. – Или у тебя?
– Не выпрашивай! – кляня себя на чем свет стоит, сорвалась она.
Вместо ответа – еще один задумчивый взгляд на нее. Глотая эмоции, она отвернулась к окну, и тут же почувствовала, как он в темноте нашел ее руку. Она попыталась забрать ее, выдернуть, выдрать. Но он просто стиснул ее ладонь и прижал к сидению. Таксист, покосившись на них, нащелкал какую-то музыкальную станцию, после чего сосредоточился исключительно на дорожных просветах. Алекс продолжал молчать, Лиза – глохнуть в рекламных роликах и «убей меня» Лободы, ощущая при этом, что Алекс, хочет она того или нет, ввинчивается ей под кожу.
Только при подъезде к «Лейпцигу» он опять наклонился к ней, и она почувствовала его невесомое дыхание у себя на виске. При этом он точно ослабил хватку, но его пальцы, поглаживая ее запястье, сопровождали легким нажимом почти каждую сказанную им фразу:
– Алиса, я не знаю, чем я обидел тебя и где я еще согрешил, – нажим.
– Вы подъехали, – отвлек их таксист.
– Сейчас, – не сводя с нее глаз, бросил он и продолжил: – Но имей в виду, без разговора я тебя не отпущу. Я, как мне кажется, неплохо тебя знаю и вижу, – новый нажим, – что творится что-то такое, о чем ты не говоришь. Ты чего-то боишься? Но ты не ломовой мужик…
– Кто? – хмыкнула она.
– Мужик, ломовой вол, тягач – не знаю, придумай сама, но ты не одна, чтобы со всем этим разбираться.
«А может, сказать ему все?» – промелькнуло в ее голове.
– Молодые люди, может, на улице продолжите? – разозлился таксист.
– Посидите три минуты спокойно, и я вам сверх заплачу.
– Алекс, хватит.
– А ничего, если чересчур много натикает? – и без помощи Лизы съязвил водитель.
– А мне без разницы… Так вот, ты, – снова нажим, – обещала мне разговор после того, как мы выйдем от Иры.
Она невольно свернула пальцы в кулак. Это Алекс считал, что она дала ему слово, а она солгала.
– Алиса, да?
«Нет».
– Элисон, хорошо? – тут он вообще слегка потряс ее руку.
«Хорошо, пусть будет еще одна ложь».
– Ладно.
– А раз «ладно», то тогда давай для начала не будем портить настроение ни себе, ни другим и пойдем купим цветы… Так, где там наши охранники? И кстати, надо бы еще у Андрея спросить, на фига он вообще приставил их к нам? – отпуская ее и протягивая таксисту две пятитысячных, машинально заметил Алекс.
И вот здесь можно было решить, что именно эти слова оказались для Лизы лишними. Но вся беда заключалась в том, что она вдруг осознала, что тот, по кому она в детстве сходила с ума, за два года научился читать ее, как раскрытую книгу. Что стал на раз раскрывать ее эмоции, как лепестки. И что он за три дня превратил ее в то, что год за годом выбивал из нее Чудотворец. Он сделал ее слабой.
Но после того, как он бросит ее (а кто простит ей ложь и тем более ее прошлое?), ей останется только мысленно попросить прощение у отца, которого за нее растерзает Зверь, и просто шагнуть под поезд…
Ей повезло. Апрель, мокрые от дождя улицы и грязь на двери такси. Спрятав в карман намеренно испачканную кисть руки, она не позволила Алексу помочь ей выбраться из машины. Затем был короткий проход через улицу к крыльцу торгового центра, три широких ступени, раздвижные стеклянные двери, забитый посетителями ТЦ вестибюль, поворот налево и через десять метров – вывеска цветочного магазина.
– Вот, – кивнула она на выставленные в витрине букеты, плюшевых зайцев, дельфинов и прочую дребедень. Но сама так и осталась стоять на месте.
Алекс по инерции сделал шаг вперед и обернулся к ней:
– Так, а ты?
– А я при выходе из машины измазалась, – она с кривоватой улыбкой («Господи, я не могу… Помоги, дай мне сил уйти от него!») показала ему выпачканную руку.
– А почему молчала? Здесь же по идее должен быть туалет. – Алекс поискал глазами указатели и, заметив характерные треугольники, сделал приглашающий жест в сторону лифтов: – Пойдем, я тебя провожу.
– Нет, давай мы не будет терять время. Ты иди цветы покупай, а я пойду отмываться.
У нее все-таки дрогнул голос. Просто если она сделает то, на что ее могут вынудить, ей вовек не отмыться.
– Элисон, – судя по виду Алекса, тот тоже сомневался, отпускать ли ее одну, – а может, я все-таки тебя провожу?
– А смысл? – уже нервничая, она пожала плечами. Впрочем, со стороны этот жест больше напоминал раздражение, а не то, что она ощущала. – Мы и так опаздываем. А если мы еще будем вместе бегать туда-сюда… Алекс, пожалуйста, иди, покупай цветы.
– А если я не то выберу? – продолжая глядеть на нее, поинтересовался чех.
– Ничего, я тебе доверяю.
Да, самое главное – это, наверно, доверие. Беда только в том, что чем больше ты доверяешься человеку, тем сильней у него возникает соблазн предать тебя. В свое время это правило выстрелило у Лизы со Зверем. Но здесь и сейчас была совершенно другая история, которая выворачивала ей мозг пониманием, КОГО она предает.
Ему бы сказать ей: «Нет» или вообще настоять на своем. Но Алекс больше не хотел с нею ссориться. Бросив на нее последний пристальный взгляд, он со словами:
– Хорошо, встречаемся здесь. Если что, я тебя подожду, – скрылся в дверях магазина.
И нить, удерживающая их, оборвалась. Посмотрев на его удаляющуюся от нее спину («прощай и забудь меня, хорошо?»), Лиза направилась к лифтам. И тут случилось то, чего она не то чтобы не ждала, но все же надеялась, что обойдется без этого. За ней шагнул один из охранников, приставленных Исаевым к Реслю.
Высокий, хладнокровный, уверенный в себе молодой человек. Развитой торс, мощные плечи. Сбитые нос и костяшки пальцев. Судя по тому, что еще в Пушкине успела заметить она, этот парень времени зря не терял: по утрам упражнялся в спортзале, а, судя по следам на его лице, тренировался еще и на спарринге. Она запомнила (а он в «Эрмитаже» сам представился ей), что его звали Алеш. И как она поняла, Алеша она раздражала. Но с учетом того, что все эти дни они не особо и контактировали, за антипатией к ней у Алеша лежало что-то, для него очень личное.
О проекте
О подписке