ГЛАВА 5

Это случилось, когда шумиха с отчислением окончательно улеглась, а долгожданные экзамены всё не наступали. Когда товарищи из госслужбы уже крепко взяли меня в оборот, но первое задание виделось весьма туманным и не совсем реальным. Виктор Евгеньевич пригласил меня на чай вне своего кабинета и добродушно улыбнулся.

– Как дела? – Спросил он таким тоном, будто действительно собирался выслушать ответ, я же, прекрасно понимая, кто передо мной, откровенничать не торопилась.

– Спасибо, всё уладилось. – Осторожно кивнула, имея в виду не только его искреннее участие, но и помощь, ведь именно с подачи Гурина мои документы в институте так и не дошли до урны, куда отправляли всех отчисленных.

– Ты выглядишь уставшей, напряжённой. Никто не обижает?

– Уставшей? – Дёрнула я плечом. – Всё пройдёт. Экзамены закончатся и…

Гурин неодобрительно покачал головой.

– Нужно раньше. – Мягко проговорил он, а у меня от этого тона по телу прошла судорога отвращения.

Он усмехнулся, но едва ли это была издёвка, скорее, понимание ситуации. Не отпуская моего испуганного взгляда, Гурин извлёк из портфеля зачётку, прижал её ладонью к столу и аккуратно придвинул ко мне. Корочку я открыла и покрылась испариной.

– На красный диплом идёте, Наталья Измайлова! – Поощрил он тоном, а я аккуратно закрыла книжечку с отметкой «отлично» по предстоящим экзаменам. – Дипломная работа также защищена успешно. – Добавил.

Я нетерпеливо кивнула, а Гурин посерьёзнел, лоб его рассекли две глубокие морщины.

– Ты, Измайлова, езжай на недельку куда-нибудь. Отдохни, развейся… – Проговорил он так, будто советует, а не приказывает, и я испуганно сжалась.

– Куда?

– Да какая разница? Хочешь – домой, хочешь – на курорт. За границу не суйся, а вот наши красоты можешь и посмотреть… почему нет…

Гурин бросил на меня красноречивый взгляд, тут же поверх зачётки оказался конверт.

– На мелкие расходы. – Развёл он руками.

– Я могу идти?

– Чай выпей и вперёд! – Улыбнулся он мне, точно родной. – Ты умная девочка, Измайлова. – Проговорил Гурин, как только я выпила остывший чай залпом и подскочила с места, желая поскорее сбежать и спрятаться. – И чем меньше ошибок ты успеешь совершить, тем легче нам с тобой будет расставаться.

Я недоверчиво улыбнулась.

– Что, и такой момент настанет? – Выдала слишком резко и Гурин поморщился.

– Твоё личное дело хранится в моём кабинете, Измайлова. – Проговорил он и выделил время, чтобы я переварила эту информацию. – И в моих силах сделать так, чтобы дальше оно не пошло. – Добавил достаточно тихо, и я присмирела. Теперь уже внимательно вслушиваясь, улавливая эмоции и полутона.

– И что я должна сделать для того, чтобы оно дальше не пошло?

– Поговорим об этом через год-два. – Пожевав губами, заключил мужчина и окинул меня оценивающим взглядом.

– Почему не сейчас? – Нервно сглотнув, приблизилась я к Гурину, уже точно понимая, что готова, без преувеличений, на всё.

Знала, что край моей широкой юбки касается мужского колена. Весьма недвусмысленно. Ведь специально подступилась и остановилась, лишь уловив едва слышимый шорох ткани. И меня не страшила мысль, что на это предложение Гурин откликнется, но он опустил взгляд, давая понять, что фокус не удался.

– Для некоторых решений, Измайлова, нужно созреть. – Проговорил он наставническим тоном.

– А пока я буду зреть, вы раскатаете меня в таком дерьме, что и голову поднять будет стыдно? – Догадливо улыбнулась я и только проступившие слёзы свидетельствовали о том, что это понимание не радует.

Гурин вскинул на меня кристально чистый, невинный взгляд и деланно усмехнулся.

– Ты за кого меня принимаешь, Измайлова? Я твой друг. – Выдал он таким тоном, будто я была умственно отсталой. Сказал и провёл костяшками пальцев по оборкам юбки, едва касаясь ткани. – И если это вдруг изменится, в такую мясорубку попадёшь, детка, что костей не соберёшь. – Добавил он с давлением, позволяя понять и прочувствовать, что о жизни я пока знаю недостаточно.

– Извините. – Отступилась я, а он ободряюще улыбнулся и подмигнул.

– Не кисни, Измайлова! Время быстро летит. Оглянуться не успеешь, как позабудешь моё имя.

– Пожалуй, что и так… – Не стала возражать я, а Гурин покорность не оценил.

– Я верю в тебя, Измайлова!

– А я верю вам. – Пробубнила я, стоя с поникшей головой.

Молчание затянулось и, видимо, пора было уходить, а я всё не решалась сдвинуться с места, как Гурин странно на меня глянул и поманил пальцем, призывая приблизиться, склониться. Когда я подошла, придержал за подбородок, поворачивая так, чтобы своим дыханием едва касаться кожи на моей щеке.

– У разных мужчин есть свои, особенные пристрастия в постели, Наташа. – Сказал он вроде и отстранённо, но сам тот факт, что назвал по имени, заставил насторожиться. – Некоторым лучше не давать повода доставать из недр души свои звериные повадки, первобытные инстинкты. Им нельзя давать повод чувствовать над тобой власть. Да и… девственность уже давно не в моде. – Сказал, но продолжал удерживать моё лицо цепкими пальцами.

Внимательно следил за тем, как оно наливается тяжёлой пунцовой краской, как от кожи исходит жар, как дыхание сбивается и становится порывистым.

– Реши этот вопрос, Наташа. Советую тебе как друг. – Невинно проронил он и отпустил меня.

Он отпустил, а я всё пыталась найти ответы на его непроницаемом лице.

– Хорошо. – Заторможено кивнула, отступая, а уже через минуту неслась по проспекту так быстро, будто это могло меня спасти от неминуемого.

Понятное дело, не Гурин был виноват в том, что я оказалась в вынужденном положении, не он подставил меня, не он сдал, но именно от этого человека зависело, как повернётся моя жизнь и вот за это… Именно за эту власть над моим телом и разумом, я его ненавидела.

Всё случилось внезапно. Весна, гормоны, эмоции… А потом я увидела Громова, выходящим из ресторана. Наверно, влюбилась тогда в него заново. Ещё сильнее, ещё крепче и, в тот момент ещё этого не понимала, но… совершенно безнадёжно. А уже на следующий день явилась в офис его компании, чтобы заручиться поддержкой. Я хотела с ним работать. Я хотела то ли начать всё сначала, то ли продолжить уже начатое, вот только что-то не срослось.

Разговор вышел коротким и каким-то нескладным. Суть сводилась к тому, что в молодых специалистах его компания не нуждается. Он даже не стал прикрывать своё нежелание устроить меня тем, что не может принимать решения единолично, не указывал на переполненный штат. Не интересовал его ни мой красный диплом, что должна была получить вот-вот, ни знания и умения, ни готовность их продемонстрировать. «В ваших услугах мы не нуждаемся» – набатом била в голове несуразная мысль, а ведь за мои таланты уже боролись несколько зарубежных компаний и местные воротилы бизнеса.

– Громов, ты не узнаёшь меня, что ли? – Не поверила я его вежливому тону и деликатным наклонам головы.

– Ничего личного, Наташа. – Растянул он губы в улыбке. – Поднаберись опыта, прояви себя, в конце концов, и вот тогда…

– Говоришь сейчас так, будто я тебе китайскую куклу втюхать пытаюсь. Ты слышишь меня, вообще, или нет? Ты на документы мои даже не взглянул! Там тебе и опыт, и достижения, и… – Я подавилась возмущением, а Громов воспользовался этим промедлением и встал из-за стола, выпроваживая меня.

– Ты напрасно так завелась, дорогая. – Сухо заметил ог, глядя куда-то сквозь меня.

– Но…

– И торопишь события.

– Я люблю тебя, Громов… – Как-то совсем уж подавленно возразила я всем его «нет» и «ни за что», а он сделал вид, будто меня не услышал.

Это задело. И отказ, и общая отстранённость. Я верила ему, даже когда ушёл. Я верила ему, даже когда предал. Я верила ещё, когда шла сюда, и когда Громов вскинул на меня первый напряжённый взгляд. «Измайлова?» – взвинчено воскликнул он, пока я стояла на пороге кабинета. «Нет, приглашать не нужно» – отдал короткий приказ секретарю, а я всё равно вошла! И вот сейчас его слова, будто контрольный выстрел в голову. И пелена тумана, что уходит из глаз в самый неподходящий момент, действительно, пала. Я тоже умела стрелять. Я тоже хотела сделать больно. Больно в ответ! Я пообещала себе, что он пожалеет, что будет кусать локти. Пообещала, что у меня будет всё, что однажды наступит момент, когда я тоже скажу ему своё категоричное «нет».

Вот тогда и вписалась в не самую красивую историю. В погоне за быстрой выгодой, за быстрым успехом, разумеется. Я работала день и ночь, подчищая концы после аферы с астрономической суммой. Я сделала всё, что от меня зависело, чтобы не попадаться. Я успела откупорить бутылку шампанского из лучшего винного погреба Франции, когда поняла, что главное в жизни это не ты сам, а те, кто тебя окружают. Тогда поняла, что не учла, упустила из виду пресловутый человеческий фактор. Второй этап зачистки оказался более муторным и сложным, но я успела удовлетворённо выдохнуть и мечтательно улыбнуться, намечая следующую цель. Более амбициозную, грандиозную, просто немыслимую! Полёт фантазии прервал звонок на мобильный телефон. Моисей Борисович пригласил на чай, как всегда забывая поприветствовать. Бергман был фанатиком своей науки. Он был признанным гением. Он мог позволить себе намного больше, чем заведование кафедрой, но видел себя лишь в преподавательском ремесле. Мне доверил свои секреты, раскрыл тайны и истины. И я стала той самой благодатной почвой, что не просто поглотила вложенное в неё, но и сумела оправдать надежды. Под его руководством была написана и подана для рассмотрения докторская, под его чутким контролем дипломная работа.

– Как будете идти мимо гастронома, захватите, Наташенька, миндальное печенье. Как я люблю. – Проговорил он, условившись о времени встречи.

– Заваривайте чай, Моисей Борисович, я мигом. – Довольно улыбнулась я, планируя поделиться с учителем успехами и достижениями.

В его квартире царил привычный полумрак. Богатый чайный аромат уже витал в воздухе. Бергман, скрестив на столе сухонькие ладони, замер в ожидании.

Я выложил в плетёную вазочку печенье, выставила на стол две чашки, выполненные из китайского фарфора, нетерпеливо поёрзала на стуле.

– Наташа, признайтесь честно, когда вы затевали всю эту историю с государственными средствами и бюджетом, вы головой думали? – Огорошил меня Бергман до того, как я успела открыть рот.

– Так, вы всё знаете? – Немного опешила я, не ожидая от деликатного профессора такой прямоты.

– Наташа, вы совершили ошибку. – Покачал тот головой, не одобряя мой поступок.

– Никаких ошибок, Моисей Борисович! Всё чисто! И деньги уже давно вернулись на счёт. Ну, подумаешь, немного погуляли? На самом деле, я хотела поговорить об этом с вами, но…

– Наташа, ко мне приходил человек из ФСБ и спрашивал, кто из моих студентов, бывших или нынешних, мог бы такое провернуть. Меня спросили, и я назвал имя. – Проговорил Бергман бесцветным голосом.

– Но…

– Ваше имя, Наташа.

– Ну… – Невнятно проблеяла я, пока ещё не осознавая, чем мне эта шутка может грозить.

– Я видел многое в своей жизни, очень многое, но одну простую истину усвоил легко: никогда не шути с государством.

Я и рта открыть не успела, чтобы возмутиться, как Бергман продолжил.

– Мне уже звонил ректор института и ваша фамилия первая в списках на отчисление.

– Какое отчисление, Моисей Борисович, до диплома осталось меньше месяца!– Развеселилась я, не до конца оценивая масштабы катастрофы.

– Наташа, с вами хотят поговорить. – Вымученно улыбнулся профессор и посмотрел в приоткрытое окно.

Вот тогда-то я и заметила его неестественную бледность, капельки проступившего на лбу пота, тремор пальцев рук, которым старик Бергман никогда не грешил. И только он успел договорить, как в комнате появились двое.

Мешок на голове, машина, движущаяся в неизвестном направлении, и заброшенный склад, рядом с которым на километры вокруг нет ни души… прежде это казалось мне чем-то за гранью фантастики. Прежде… А теперь я сидела напротив незнакомца с маской-улыбкой на лице и мелко дрожала, боясь повернуть голову в сторону от себя. В ту самую сторону, в которой сидел малознакомый мне мужчина, но я отчётливо понимала, что именно ему платила за наводку. По другую сторону женщина. Секретарь. Та, что по его просьбе раздобыла для меня ключ-пароль к одной из ступеней хранилища. Деталь для меня, по сути, незначительная, но важен был сам механизм, по которому люди расстаются со своими принципами. Эти двое не говорили, не стонали и не подавали признаков жизни. Этим двоим больше нечем было говорить. И смотреть было нечем. И едва ли они слышали и улавливали происходящее вокруг. Сплошное месиво, завидев которое, я уставилась строго перед собой, часто дыша от тошнотворного запаха крови, витающего вокруг.

– Здравствуй. – Доброжелательно начал он, делая улыбку ещё шире. – Меня зовут Виктор Евгеньевич Гурин, я буду курировать твоё дело. Поговорим?

В ответ на его призыв я старательно качала головой, наивно полагая, что он поверит словам, будто это ошибка. Качала головой ровно до того момента, как мужчина, всё с той же улыбкой шакала не пустил пулю в лоб едва живому мужчине рядом со мной, потом женщине, пока не нацелился и на меня саму. Вот тогда я поняла, тогда услышала, и больше у меня не было желания что-то отрицать.

– За предательство Родины. – Безразлично пожал плечами Гурин, отдавая приказ унести трупы.

И больше не было необходимости расписывать все страхи, которые мне предстоят за отказ от сотрудничества. Пуля в лоб… Чем не аргумент?.. Пуля, которая перечеркнула жизнь тех, чьё сердце всё ещё билось, которая прервала обмен веществ в клетках, нарушила ток крови.

– А с тобой мы будем плодотворно работать. – Развёл он руками и спрятал оружие, когда я принялась мысленно молиться. – Я скажу, где и когда. Скажу с кем и на каких условиях. Твоё дело запомнить: отказ будет воспринят мной как… – Он выдержал наигранную паузу. – Как предательство Родины.

С тех пор с Гуриным мы виделись всего три раза. Он с интересом поглядывал на меня и мою реакцию, со взглядом первооткрывателя улавливал эмоции, страх перед неожиданным, и забавлялся, заставляя привыкать к роли куклы, к роли игрушки, к роли подневольного существа. Держал на коротком поводке, предлагая привыкнуть к контролю, а вот теперь отпускал, заверяя, что испытывает личную симпатию. Допускаю даже, что так и есть. Полагаю, что могу извлечь из этого пользу.

Пять из семи положенных дней свободы я провела в родном городе. Совершенно бездарно, совершенно бесполезно. Издалека наблюдала за своим домом, за двором, за родителями, не решаясь приблизиться, появиться на глаза. Попытки «решить проблему» успехом не увенчались, и я рванула в Сочи, желая прожечь там оставшийся день. Весело, шумно, с огоньком. А в результате бесцельно бродила по незнакомому городу, всё чаще заглядывая в бесконечные бары, пабы, забегаловки. Решить проблему по-прежнему не удавалось, но если несколько дней назад мне это казалось трагедией, то сейчас вызывало неконтролируемый смех. Хотя, возможно, вопрос был в количестве выпитого… Я смотрела на вьющихся вокруг мужиков и диву давалась, сколько же их, приличных… Ни одного непристойного предложения. Ни одной похабной шутки. Деньги, выделенные Гуриным, всё никак не заканчивались, а больше коктейлей, казалось, в меня не войдёт, когда рядом объявился молодой мужчина с явным намерением познакомиться.