В этой клинике Лоре всё меньше нравилась атмосфера, которая со временем обещала накалиться, не нравилась обстановка и не нравился персонал, который так и норовил узнать то, что ему не полагается. Чего только стоила эта медсестра, которая банально рассматривала её спящую вместо того, чтобы быстро и тихо выполнить работу. Лора не стерпела и вышла в ванную комнату, чтобы взглянуть на себя. Распущенные волосы требовали если и не ухода, то хотя бы привести себя в порядок. Лицо уставшее, но в целом неплохо: сон дал своё. Руки… на руках синяки, но их немного. Ссадина после наручников потемнела и в местах наибольших повреждений покрылась коркой. Некрасивый синяк на шее, похожий на след от пальцев. Вчера был незаметен, а сегодня потемнел. Что ещё? Большего под костюмом не разглядеть. А, вообще, хотелось принять душ и переодеться!
Желание удалось исполнить только к вечеру, когда доверенные люди привезли из дома необходимые вещи. К тому моменту успела дважды попререкаться с Мансуром, который чувствовал себя крайне вольно и отделаться молчаливым недовольством от Акмаля. Ильдар, кроме поглощённых литровых объёмов жидкости, изменений в происходящее не внёс.
Десять минут уединения в ванной комнате принесли необходимое ощущение лёгкости, свободы. Уютная одежда – спокойствие. И всё бы хорошо, если бы за спиной не раздалось скромное покашливание.
По привычке, выработанной за этот бесконечно долгий день, Лора подпрыгнула на месте, на ходу натягивая тонкий свитер, расправляя его по туловищу. Сейчас не нужно было ни сурового взгляда, ни устрашающих возгласов. Она просто смотрела на Акмаля и ожидала очередного выпада, к которому, как только что поняла, подготовиться не успела.
– Давно стоишь? – Не дождалась она никакой реакции на довольном лице, никаких слов. А Акмаль улыбнулся шире.
– Кажется, трусы на тебе уже были. – Намеренно поддел, хотя вошёл не так давно, как утверждал. Лора издёвку проглотила, не желая даже вникать в их тёплую братскую, как сам Акмаль отметил, любовь.
– Отлично! Ты за этим прокрался?
– Я не крался – это ты слишком расслабилась и ничего не слышала. Непозволительная роскошь для жены такого человека. Ты всегда должна быть начеку.
– Зачем пришёл? – Повторила резче.
– Не поверишь: захотел проведать дорогого брата. Прихожу – с ним без изменений, тебя нет. Разволновался не на шутку. – В голосе и поведении и намёка на былое волнение не осталось. – Кстати, не запирать дверь – это у вас дома так принято?
– Дома мне не от кого срываться. Но сегодняшний урок учту. Всё проверил? Тогда можешь идти.
– Я тебе не враг. – Неожиданно мягко прошептал Акмаль и приблизился.
Не то чтобы Лора и прежде не оказывалась в подобных ситуациях, но толи в результате последних событий, толи под действием гормонов, а, может, был ещё какой-то неведомый фактор, но вместо жёсткого отпора она лишь отступила назад, примерно оценивая, долго ли сможет таким образом прятаться от мужчины. Выводы не утешали, а мужской взгляд не обещал лёгких решений.
Её опасению Акмаль только улыбнулся и уже сам покорно отступил, вскидывая руки вверх и демонстрируя свою полную безопасность. Но улыбки надолго не хватило. Всего несколько мгновение перед тем, как лицо потемнело, а уголки губ поползли вниз, выдавая незаметный до этого возраст, немереную усталость. Он отступил от входной двери, позволяя протиснуться мимо, и пошёл следом. В палате, где освещением служил тусклый свет медицинских приборов, внимательно следил за тем, как Лора подходит к Ильдару, как практически неуловимо коснулась его руки кончиками пальцев, как по её лицу скользнула мимолётная улыбка. Присела совсем рядом, так, чтобы прядь волос спадала на подушку, а он отмечал всё. Особенно то, как стремилась быть к Дару ближе. Это важно. И… необъяснимо. Необъяснимо, учитывая то, что он с ней сделал…
– Я тебя узнал. – Произнёс осторожно и тихо, даже показалось, что Лора не услышала. – Эти шрамы на спине…
Она так резко вскинула взгляд, с таким желанием выдавила из него желчь, что даже растерялся.
– Почему ты с ним? Чем тебя держит?
– Ты о чём?
– Так и понял, что ты не узнала местность. Кстати, первое время находилась в этой же палате. – Обвёл рукой комнату. Неловкая попытка улыбнуться не увенчалась успехом. – Он привёз тебя сюда. Давно. Много лет назад. Привёз инвалида и вбухал очень много денег в то, чтобы вернуть тебе жизнь.
Смутно похожее на узнавание мелькнуло на её лице. Возможно, это было и не узнавание вовсе, а сомнение, но лёд растаял, а необъяснимая ненависть угасала.
– Я с тобой не работал. Он запретил. Ничем не объяснял, просто сказал, чтобы не приближался. – Взглядом прощупывал, словно зондировал, можно ли продолжать. Даже дышал по выверенному заранее расписанию, боясь спугнуть.
– Единственное, что сделал, так это снимки: рентген, когда только поступила. А на спине были тёмно-багровые борозды. Даже не застарелые, а как будто только-только зажившие. Глубокие, шитые. Его шов. Сейчас уже не видно, а тогда перепутать было сложно.
Скривился, закрыл глаза, обнажил зубы, оскаливаясь, и мерно, с характерным шипением, прогнал сквозь них воздух.
– У врачей… у некоторых, не у всех, шов – как почерк, уникален. Ильдар использует очень редкую технику, она не каждому поддаётся, но эффективнее стандартной… – Понял, что ведёт слишком далеко от темы и на секунду остановился перевести дыхание. Продолжил спокойнее. – Я тогда всё понять не мог, почему… почему он сам тобой занимался. Знаешь, он ведь сидел, там… там что-то было связано с работой и будто зарёкся кого-нибудь лечить. Сам себе поставил барьер и отказывался сдвигать его даже на миллиметр. Всех своих шлюх ко мне отправлял на починку. – Зло хмыкнул. – Даже ссадины не брался обработать. Я как-то спросил, так он ответил, что противно. Мараться не хочет. Он, вообще, другим человеком вернулся. И раньше жалость была на последнем месте, а тут словно лишился её вовсе. Всегда был жёстким. В отца. Наверно потому и пошёл врачом. Там жалеть некогда: нужно лечить. После суда всего год прошёл… а он пережил столько… Наверно… Наверно, всё не просто так, я понимал, я даже перестал задавать вопросы, но потом появилась ты… и эти швы на спине… Ты особенная, да? Это из-за тебя Марат остался без руки?
Только сейчас, при упоминании Марата, Лора вспомнила их разговор. Он тогда тоже говорил про брата, называл его Малый. Упомянул его как умного и расчётливого. Но сейчас перед собой видела нечто иное. Умелая игра?.. В любом случае разгадать загадку была неспособна. Не сегодня. Не при таких обстоятельствах.
– Да не держи ты его за руку, не убежит! – Неожиданно прикрикнул и замер, глядя на то, как Лора, вместо того, чтобы руку от Ильдара убрать, вцепилась ещё сильнее, словно пытаясь защитить. Посмотрел с недоверием.
– У тебя паранойя. – Спокойно ответила, ослабляя хватку.
– Ильдар тогда сказал, что не он тебя избил. – Произнёс и замер, пытаясь считать эмоции в её глазах. Желваки на скулах не останавливались. – Не соврал, значит. В принципе, я и тогда верил… Ты была беременна. – Неожиданно замолчал, словно спотыкаясь на собственных мыслях. – Неужели от него? – Присмотрелся. Даже наклонился вперёд, чтобы понять. И темнота не мешала: глаза горели ярче любого света.
– Этот период моей жизни называется «вспомнить всё»? – Недобро усмехнулась.
– Я просто хочу понять. – Вроде как оправдался Акмаль. Тихо. Безобидно. Но также непонятно, как и она сама для него.
– Что понять?
– Почему ты до сих пор с ним. – Ответил просто, словно это нормально: такой интерес. Лора потупилась, пытаясь найти подвох, но на мужском лице ни один мускул не дрогнул.
– Такой фетиш? Копаться в его женщинах?
– Сколько раз он избивал тебя, испытывал на прочность? Сын для него был идеей фикс. Сейчас как? Семь лет… Это большой срок. У вас ведь детей нет, я точно знаю. Ты тогда его разочаровала. Я про беременность. В его глазах было именно разочарование, когда об этом зашёл разговор. Но вы снова вместе. Я не понимаю. Сейчас он не просит родить ему ребёнка? Он тебя так наказывает за тот раз?
– Даже интересно стало, ты сам-то женат? Или, кроме жизни других людей, тебя ничего не интересует?
– Вы предохраняетесь? Он настоял или ты?
– Ты извращенец?!
– Неужели ты не хочешь ребёнка от любимого мужчины? Ведь он любимый?
– Замолчи!
– Я просто не понимаю, почему мусульманин женился на женщине иной веры и в возрасте за сорок не торопится обзавестись потомством. – Бурно взмахивая руками, пытался разъяснить Акмаль. – Потому что он никогда бы не женился на бесплодной иноверке! Потому что он старший сын своего отца, его наследник! Потому что ты просто не можешь быть его женой! – Закончил жёстко и резко подошёл к двери, но тут же вернулся, даже не притронувшись к полотну. – Может, это и называется любовью? Когда невозможное возможно?
– Тяжёлые моральные заболевания передаются в вашей семье по наследству?
– Ты сейчас Ильдара имеешь в виду? – Хмыкнул. – Тогда да. – Закусил губу и в бессилии закрыл глаза. Несколько раз махнул в воздухе сжатыми в кулаки ладонями и резко выдохнул. – Лора, послушай, я не об этом поговорить хотел. Я… я могу тебе помочь.
– Помочь сойти с ума? У тебя получается.
– Да нет же! Ты… ты можешь от него уйти. Нужно только понять, что тебя держит, что…
– Вариант «Люблю, не могу» ты не рассматриваешь? Или, может, вариант «Семейному счастью преград не существует!», «Долой расовые предрассудки!»… что ещё? А такой вариант, как «не мешайте жить, мы сами разберёмся»?
– Я никогда не понимал варианта отношений «бьёт – значит, любит». Варианта «жертва и её хозяин». Ты свободный человек, ты ни от кого не зависишь. Зачем… зачем тратить свою жизнь на человека, который тебя просто использует? – Казалось, он искренне удивлялся в соответствии со своими словами.
– Знаешь, что я скажу тебе, дорогой брат… – Лора нехотя отпустила руку Ильдара, которую сжимала до этого, пытаясь заручиться поддержкой и набраться сил, чтобы перетерпеть непростой разговор. Подошла, становясь практически вплотную. Чтобы заглянуть в глаза, пришлось высоко задрать голову и практически дрожать от напряжения во всём теле. Чтобы знать, что до того дошло, что услышал. – Я никогда… никогда не была его жертвой. Что бы между нами ни происходило, я никогда не опускалась до этого уровня, оставаясь на равных. И его это устраивало. Понял? ЕГО это устраивало. И в тот день, когда я почувствую, что моё положение изменилось… тот день станет для нашей семьи последним. – Тыкнула пальцем в мужскую грудь, едва сдерживаясь от гневных возгласов. – А ещё запомни, что никто не смеет обвинять меня в том, что у нас нет детей. Это никого не касается, кроме нас двоих. Ни-ко-го. Каким бы сыном по очереди он ни был и какой бы род ни представлял.
– У меня сейчас такое чувство, что ты не знаешь, о чём говоришь.
– А вот на твои чувства мне откровенно наплевать. – Высказала чистую правду и, удовлетворённая результатом, вернулась на своё место.
Знала наверняка, что он смотрит вслед, что оценивает каждое движение, но отказывалась это воспринимать, запрещала себе улавливать его эмоции. Казалось, что и мысли его слышит, а, может, это были не мысли, а тихое бормотание. Но не повернула голову и не посмотрела в его сторону до тех пор, пока из палаты не вышел.
Ещё долго сидела, глядя в пустоту, в пространство. Ничего перед собой не видела. В груди нарастала неимоверная тяжесть, а в голове пульсировала боль. Нечеловеческих усилий стоило склониться и прикоснуться губами к чуть прохладной сухой мужской ладони. Стало легче. Потёрлась об неё щекой, закрыла глаза, представляя себя совсем в другом месте, но рядом с ним.
– Мне очень тяжело без тебя, родной. Будто жизнь остановилась, выставляя на пути сплошные преграды. Не хочу так… Без тебя.
Даже самой себе не могла объяснить навалившуюся слабость, чувство незащищённости, уязвимость. Сказать просто, что без него её нет? Не существует как личности, как женщины? Сломалась?.. Нет. Было что-то иное, более глубокое, более тонкое. Как человек, у которого отняли тень. Именно тень. То родное, близкое, что всегда было рядом. Негласным приказом. Что сопровождало даже тогда, когда вблизи не оставалось больше никого. Часть её самой. Важная. Незаменимая. Та, что оберегала и сторожила сон, что придерживала за руку на перепутье. А когда некого держать за руку… тогда человек заканчивается и начинается уже другая тень… оболочка, которая отделилась от самого тела, навсегда лишая целостности. И её нет…
О проекте
О подписке