Глава 2

– Алия! Алия, ты где?! – пронёсся по дому зловещий шёпот.

Прислужница стрелой ворвалась в кухню и одёрнула девушку за руку.

– Допрыгалась, змея?! Доигралась?!

Алия свободно улыбнулась и посмотрела на прислужницу свысока.

– Чего тебе? – неторопливо проговорила, забавляясь тем, как та раскраснелась от злости и возмущения.

Она резким движением сбросила с себя чужие руки, а свои скрестила на груди, принимая невозмутимый вид. Перестала улыбаться и теперь сверлила девушку твёрдым, как сталь, и острым, как меч, взглядом.

– Что случилось? Ну! Говори!

– Тот русский, что мы видели на базаре. Он пришёл за тобой! – выкрикнула прислужница и будто в приступе ужаса закрыла ладонями лицо.

Алия подошла к крохотному кухонному окошку и одёрнула занавеску. Отец во дворе старательно отвешивал поклоны перед сельским главой и тем самым солдатом.

Не иначе как шайтан дёрнул её в тот день посмотреть на русского дважды. Алия увидела его издалека. Он шёл по площади и сканировал происходящее вокруг ненавистным взглядом. По крайней мере, так ей тогда показалось. Сильный, крепкий, высокий. Он сразу выделялся среди снующих туда-сюда местных людишек. Те, по большей части, спешно перебегали ему дорогу, рискуя вот-вот попасть в немилость, и вжимали голову в плечи, будто кто грозился её снести. А русский важно ступал, расправив плечи, точно мощные крылья какого-нибудь мифического бога.

Без всякого интереса он ворочал головой, будто с долей презрения скользил по бесчисленным лицам, фигурам. Он считал их всех низшим сортом людей. Он поставил себя выше остальных, а они, трусливые и мелочные, не имели и мысли возразить этому его самомнению. Приклонялись, подносили дары, а сами и не умели скрыть того, что, словно под гипнозом, глазели на его оружие. На кинжал, что был спрятан в ножнах, на рукоять пистолета, что прочно засел в кобуре. А русский оружие даже не прятал. Чтобы все знали: пришёл «хозяин». Только не для неё!

Внутри, словно неминуемое извержение вулкана, зрел протест. Такой, что впору самой в нём захлебнуться, если не выплеснет, если не выльет… если не выдавит его из себя, точно занозу. И она пошла. Наперекор обычаям, ему наперерез! Как шальная торопилась, не понимая, что задыхается. Только бы заставить опомниться, заставить понять, что не ему одному подчиняется этот мир! Али стиснула зубы, понимая, что не успевает, и едва не бегом бросилась вперёд. И смогла, успела! Главной базарной площади она достигла первой.

– Алия, ты с ума сошла? Куда бежишь? За кем гонишься? – задыхаясь, проговорила Зулейка сдавленным шёпотом. Она растирала шею поверх платка и оглядывалась по сторонам в поисках ответа на свой вопрос.

– Тише ты, тише, молчи! – шипела в ответ Алия, и раз за разом одёргивала прислужницу.

Она смотрела на русского. Тот сейчас оказался метрах в десяти от них. А потом один взгляд, и его ровный шаг сбился. Тогда Алия пожелала самой себе провалиться сквозь землю, ведь, в голубых, словно небеса, глазах, не было ни ненависти, ни презрения. В них тогда вообще ничего не было. Умиротворяющая пустота. И она видела, осознавала, как эта его пустота уходит из глаз, как в них разгорается огонёк. Огонёк интереса, азарта… желания…

Дыхание спёрло, глаза неотвратимо жгло, и сердце застучало часто-часто. Никогда прежде Алия не видела таких красивых мужчин. Никогда прежде она не видела тех мужчин, что так умело выставляют себя напоказ. Никогда прежде она не видела мужчин, которые порождали желание взглянуть на них дважды…

Алия не придумала ничего лучше как бежать. Сейчас, немедленно! Сбежать, скрыться, исчезнуть, точно мираж в пустыне. И только в узкой улочке вдалеке от базара смогла опомниться. Или это Зулейка заставила её прийти в себя.

– Ты… ты что сделала, глупая?! – зло кричала она, больно одёрнув Алию за руку. – Ты навлечёшь беду на всех нас! Выставлять себя напоказ, да перед кем?! Всё ищешь равного по нраву?! Так, бойся, глупая, что однажды ты его найдёшь! И вот тогда я буду смеяться, а ты плакать!

– Я ничего не сделала! – Алия вскинула подбородок, словно пыталась дотронуться им до небес. – И перестань кричать, – добавила спокойнее, ровнее.

– Всё, всё расскажу твоему отцу!

– Я ничего не сделала, – жёстко процедила Алия сквозь зубы и направилась в сторону дома, напрочь забыв о том, зачем из него уходила.

К шайтану всё! Зулейка потом купит овощи. А ей самой сейчас нестерпимо сильно хотелось оказаться там, где не увидят чужие глаза, где не услышат чужие уши. Но и дома Алия не находила себе места. Приготовление обеда не принесло спокойствия, и травяной чай показался пустой водой.

– Ты бледная. Ступай, отдохни, – махнула Зулейка на неё рукой и вытолкала из кухни.

Вскоре удалось уснуть, но сон был тревожным, слишком живым, что ли… Он был наполненным, объёмным! С голосами и фигурами. Сон мучил её, высасывая силы. Ниточку за ниточкой вытягивал энергию, чтобы потом опустошить вовсе. Проснулась Алия, когда первые сумерки опустились на землю. Она осмотрелась по сторонам, обтёрла ладонью мокрый лоб.

– Не иначе, как шайтан выходил из тебя, Алия, – недобро глянула на неё Зулейка. – То стонала ты, то плакала, то дрожала, точно окунувшись в горный ручей, – поднялась прислужница и протянула чёрный никаб.

– Это ещё зачем?

– Русский приказал всем быть на своём празднике, Алия, – Зулейка покачала головой. – Глава сказал надеть платок. Чтобы у чужаков не возникло и мысли продемонстрировать свои тайные желания.

– Вот уж не думала, что эти русские имеют тайные мысли… Вся их жизнь утонула во грехе.

– Ты понимаешь, что вызвала на себя гнев Аллаха? – нахмурилась Зулейка.

– Это чем ещё? – искренне удивилась Алия, пытаясь спросонья разобраться с одеждой.

– Ты знаешь. И я знаю. А вот отцу не сказала, ему незачем знать.

– А пусть бы даже и узнал, что тогда?!

– Ты не почитаешь своих родителей. Это тоже грех!

– Я устала от тебя, Зулейка. Помолчи, – Алия закрыла глаза и старательно выдохнула. – Мне не за что его уважать, – тихо проговорила. Так тихо, чтобы только она сама это слышала. Проговорила и горько усмехнулась.

– Нам нужно идти. Мы должны посетить праздник. – Зулейка растянула губы в ядовитой улыбке. – И это не приглашение – приказ!

Алия раздражительно качнула головой, но вместо ответной язвительности лишь выставила перед собой раскрытую ладонь и примирительно поджала губы.

– Иногда я тебя ненавижу.

– Я тебя тоже. – Услышала слова, которые Зулейка даже не пыталась скрыть, и старательно стиснула зубы.

На чужом празднике легче не стало. Стоило Алие появиться, как подозвал к себе отец и отчитал при всех. Мерзкий старик по-прежнему считал, что ему всё позволено! Он её никогда не любил, никогда! Она была слишком похожа на своего деда. Она была слишком непокорна, чтобы простой пастух смог указывать ей, как жить! Но пока Алия была зависима от него… Проклятые правила и насквозь проржавевшие устои не позволяли ей уйти. Ненавистная нищета не позволяла получить достойное образование и обрести такую желанную свободу.

А ведь она хотела блистать, но, к сожалению, не могла себе этого позволить… Пытливому уму приходилось довольствоваться малым. Ничтожными урывками, чужими знаниями. С самого детства она с жадностью слушала рассказы матери. Теперь, когда мамы не стало, довольствовалась тем немногим, чем могла и хотела поделиться Зулейка.

Мама умерла. В ту ночь Алия проклинала всё на свете и сжимала кулаки в ненавистном желании туда же отправить и отца. Но пока отец жив, она вынуждена томиться под его опекой, словно птица взаперти. Словно благородный ястреб в унылой клетушке размером с мышиную норку! И вот он очередной раз посмел ей пенять… Да будь оно всё проклято! И плевать, кто подберёт ключик к этой клетке! Пусть хоть русский, пусть хоть кто ещё, только бы поскорей!

Свои же мысли пришлось проглотить, едва ими не подавившись, когда Алия снова увидела его. Не такого, как там, на базаре. Другого. Хмурого, грозного, с печатью тяжёлых раздумий на лице. В вечернем свете русский выглядел старше. Он выглядел жёстче, он казался каким-то недосягаемым. Тень усталости на лице, страшный отпечаток войны. И это не шрамы. Это понимание. Это принятие мира таким, каков он есть.

Русский сидел за столом и с явным недовольством на лице переговаривался с кем-то из своих людей. Он страшно скалился и громко смеялся над услышанными словами. Он не считал нужным заручиться поддержкой присутствующих. Хозяин как он и есть! Сам решал, кому говорить, а кому молчать. Даже вечно ворчащий глава смолкал перед ним и заискивающе заглядывал русскому в лицо. Словно верный пёс. Такое положение русского снова задело. Будто он её лично унизил, будто её лично поставил перед фактом!

Он одним своим присутствием держал в страхе добрую половину присутствующих. Другие не понаслышке знали, кто перед ними, и держались ещё тише, ещё более отстранённо. Женщины, сидящие за столом рядом с Алией, тихо перешёптывались, и только платок, что скрывал лицо, шевелился от их тяжёлого дыхания. Одна другой они наперебой рассказывали, как страшен русский пёс в гневе, сколько крови испробовал его кинжал, сколько невинных девушек он измазал грязью своего желания. И от этих слов, от этих рассказов ненавидеть его хотелось ещё больше. Эти голоса будто становились всё громче и громче. Они окутывали и обволакивали, точно ядовитый кокон. Они жалили, как тысячи пчёл, и вслед за ненавистью пришла боль. Незнакомая, непонятная. Она то порождала пламя, то окатывала нестерпимым холодом.

С отвращением к самой себе пришло понимание того, что это странное чувство… когда он смотрит на неё… это чувство хочется испытать вновь.

Щёки тут же вспыхнули, во рту пересохло. И ещё был страх. Страх того, что кто-то заметит это её желание, прочтёт его в глазах. Этот страх тоже был, но он был слабее! Он был ничтожно мал, и Алия посмотрела. Посмотрела и замерла: не человек… сам Шайтан сидел перед ней! Иблис! В глазах его адское пламя, на губах улыбка, разрушающая бессмертные души. Та, что заставляет сойти с истинного пути. И губы его, что произносят сладкие речи, что шепчут, суля неземные блага, манили взгляд. Показалось, что она слышит его голос, что верит его обещаниям. Почувствовала себя слабой, безвольной.

– Ты что делаешь, Алия? Ты лишилась разума, – как сквозь туман пробивался невыносимо мерзкий голос Зулейки. – Опусти глаза, сейчас же! Перестань, я прошу тебя! – Безумный шёпот вторгся в мозг и не желал уступать. – Все увидят, ты слышишь?! Сейчас все увидят… – Прозвенело в голове, и он отпустил. ОН ОТПУСТИЛ! Ведь вырваться самой у Алии не хватило сил.

Она всё так же сидела за столом. Слышала те же голоса вокруг, ловила те же недовольные взгляды. А у самой были сжаты кулаки и зубы стиснуты до боли в челюсти. Спёртое дыхание, и нарастающая боль в голове. Эта боль усиливалась с каждым новым приливом крови. Эта боль ныла, щемила, распирала.

– Я хочу уйти, – пробормотала Али как в бреду. Так, что сама себя не слышала.

Она попыталась встать, а Зулейка, перехватив Али обеими руками, усадила обратно.

– Отец тебя засечёт. Вот увидишь – засечёт! Не смей вставать!

– Мне нехорошо. Мне нечем дышать.

– Знаю я причину твоих недомоганий. Задыхайся сейчас! И того гляди, чтобы не пришлось умыться кровью.

Алия болезненно поморщилась и глянула на прислужницу с отвращением.

– Когда уже отсохнет твой мерзкий язык?

– Ты рискуешь пробудить в нём зверя. Знаешь ведь, как это бывает, – Зулейка посмотрела со значением, и Алия перетерпела тошнотворный приступ, а вот глянула на прислужницу, наоборот, раздражительно и зло.

– Я, наверно, не доживу до того дня, когда ты исчезнешь с моих глаз!

– Что ты с собой делаешь, а?

Алия, как умела только она в селении, задрала подбородок.

– Не причитай, Зулейка! Змеиное шипение удаётся тебе куда лучше!

В ответ на эти слова прислужница позволила себе рассмеяться и погладить ладонь Алии.

– Отошла, значит… Это хорошо.

Вскоре Али всё равно ушла. Одной из первых, к слову. А, оказавшись в доме, словно от назойливых мух, принялась отмахиваться от тех взглядов, которые до сих пор ощущала на себе. Они будто застыли, зависли в воздухе, они словно прикасались к ней, словно что-то шептали.

– Я сошла с ума, – проговорила она самой себе в темноте комнаты и крепко зажмурилась, опасаясь услышать ответ.

Но ответом ей стала тишина. Даже чуть позже вошедшая в комнату Зулейка молчала. Правда, не смог смолчать вернувшийся с праздника отец. Он кричал так, что совсем скоро у Алии зазвенело в ушах. Он кричал так, что сосуды в его глазах напрягались и лопались, уродливо заливая их кровью. Он кричал. А потом подошёл и ударил её. Впервые в жизни.

– А мне не больно! – взорвалась Алия криком и… тоже впервые… возвысилась над стариком. Она смотрела с ненавистью, проклиная. Его и весь его род. Смотрела так, что он услышал её мысли. Услышал и понял. – Мне не больно… – проговорила с отвращением. – Больно было появиться на свет в твоей семье, – прошипела, как выплюнула, и сверлила взглядом до тех самых пор, пока старик не убрался.

Алия пригладила ладонями растрепавшиеся волосы и сделала несколько шагов по направлению к выходу из комнаты, но, приблизившись, развернулась и решительно тряхнула головой.

– Ты только посмотри, Зулейка! – зло рассмеялась она. – Старик боится расстаться со своей никчёмной жизнью! – выкрикнула Алия в пылу гнева. Она услышала скрежет собственных зубов и ужаснулась той ненависти, что кипит внутри.

– Не гневи Аллаха, Али. Он выгонит тебя на улицу, и никто не заступится. Никто. Никто не возьмёт замуж. Никто не подаст руки, куска хлеба. Ты будешь побираться на площади. Этого ты хочешь?

– Он не посмеет поступить так со своей единственной дочерью! – точно фурия, метнулась Алия по комнате.

– Я уже ни в чём не уверена. Ты давно переступила границу дозволенного и стремительно движешься вперёд. Что ты ищешь? Чем тебя так манит чужая и далёкая неизвестность?

– Чем манит? Да хотя бы тем, что я не хочу быть, как ты! Не хочу быть как моя мать, как любая, как каждая женщина в нашем селении! Бессмысленное существование в угоду какому-нибудь ничтожеству… В этом суть? В этом их цель?

– Цель, суть, смысл? Ты говоришь как те, другие… Как те же русские. А на самом деле и цель, и смысл в том, чтобы быть счастливой женщиной, чтобы родить детей, чтобы быть любимой.

– Так, что же ты, Зулейка? Неужто добровольно отказалась от всего того, что сама же сейчас и перечислила? Где твой любящий муж, где твои дети, где?! Где это всё?

Алия торжествующе посмотрела на поникшую прислужницу.