Уже смеркалось, когда я вернулась домой. Машина Маркуса осталась припаркованной у ворот, это значит, что он собирался уезжать куда-то, и мне это не нравилось. И не потому что папа, уехав в командировку на два дня оставил меня за старшую, а потому что завтра первой парой математика и мой брат обязательно ее проспит.
– А вот и мисс вседозволенность пришла. Где была, уродина? Я из-за тебя не могу из дома выйти.
Он сидел в кресле в гостиной и, сложив руки на груди, смотрел на меня, как хищник на жертву. Его ярко голубые глаза настолько привлекательны и настолько же опасны. Две ледышки. Холодные. Жестокие.
– Маркус! – воскликнул папа, спускаясь с лестницы.
– Пап! Когда ты вернулся? Мы скучали.
– Мы? – Он приобнял меня, и чмокнул в макушку. – По Маркусу так и не скажешь. Почему ты задержалась?
– Велик.
– Снова колеса?
– Одно.
– Четвертый раз за семестр, Анна.
– Прости, пап, я могу ездить на автобусе.
– Дело не в этом, дорогая.. У тебя какие-то проблемы со сверстниками? Со старшей группой? Хочешь пожить в кампусе, может, это пойдет тебе на пользу?
– Нечего ей там делать, – встрял брат.
– Я не с тобой говорю, сын, будь уважителен ко мне и к своей сестре.
Маркус встал и ядовито осмотрел меня с ног до головы. Везде, где проходил его взгляд, я покрывалась морозной корочкой.
– Она не моя сестра.
– Прекрати! Мы не будем это обсуждать снова и снова!
– Тогда прекрати называть её моей сестрой!
– Сядь! У меня разговор к Вам обоим.
Маркус ехидно улыбнулся и опустился обратно в кресло, я присела на диван, в самый дальний угол, съежившись, как котенок под взглядом тигра.
– И что же ты натворила, мисс «я сею добро в этом мире»? – шепнул мне брат. Я могу читать его даже по губам.
– Первое, – заявил отец и посмотрел на меня. Его лицо было серьезным, как будто он очень долго работал над своими документами в офисе и забыл расслабиться. Вообще-то наш отец тот еще весельчак, он в меру строг, но в основном перепадает только Маркусу. Может, поэтому тот меня ненавидит?
– Я заменю очередное колесо твоего велосипеда и, ты отправляешься в кампус налаживать межличностные отношения с коллективом.
Я занервничала, но возразить не смогла, у меня не было ни одного аргумента, чтобы избежать кампуса. Видит Бог, я туда не хочу. Как и видит Маркус.. Не знаю, что на него нашло.
– Это не имеет смысла, отец, мы оба хорошо ладим со всеми в колледже. Правда, Анна?
Звук его голоса сложил буквы моего имени вместе и, мое сердце забилось чаще почему-то. Он так редко произносит мое имя. Почти никогда.
Я неуверенно кивнула, папа окинул нас обоих не доверительным взглядом.
– Сколько раз за семестр прокололи колесо твоей машины, Маркус?
Парень пожал плечами и взъерошил длинными пальцами каштановые волосы.
– Нисколько. Ни разу. Анна отправляется в кампус.
– Она просто неуклюжая, отец! Посмотри на нее!
– Ты хам и грубиян, не таким я тебя воспитывал.
– Но получай то, что есть, потому что у тебя уже есть вот это!
Он кивнул на меня, и к горлу подступил ком горечи.
– Анна ни в чем не виновата.
– Я останусь в кампусе, – с трудом проговорила я.
Маркус окинул меня быстрым взглядом, его ноздри вздулись на мгновение, а я сделала вид, что его не существует в этой комнате.
– В пятницу звонили из колледжа, – продолжил папа, – ты не посещаешь бассейн, Анна, почему?
– Я.. я же не умею плавать.
– Миссис Гринберг отличный тренер, она занималась с Маркусом с трех лет. Ты в группе для новичков.
– Пап, – мой голос едва не сорвался на всхлип, но я придержала его.
– Тебе полезен бассейн, милая, в этом нет ничего страшного. Ты должна туда ходить, это всего раз в неделю.
– Там хлор и я астматик, помнишь? Мы можем взять справку у доктора Бишеп?
– Доктор Бишеп разрешила бассейн на ионизированной воде. Я все узнал, в вашем колледже именно такая.
Я едва сдерживала слезы, но продолжала слушать отца, ведь это было только начало разговора и самое страшное ждало впереди.
– Маркус, ты отвезешь завтра Анну в колледж.
Мы переглянулись, брат пожал плечами и кивнул.
– Хорошо.
Хорошо? Никаких протестов и оскорблений?
– И что касается тебя, учитель математики недоволен тобой, ты прогуливаешь и отвлекаешься, это влияет на твои оценки, если так дальше продолжится, то на следующий год ты останешься без стипендии.
Маркус прыснул и лениво развалился в кресле.
– Кому нужна эта стипендия, отец? Я Уотерс.
– Я не хочу, чтобы ты так думал. Выкинь это из головы, прекрати вести себя как подросток, тебе девятнадцать через неделю, я хочу, чтобы ты стал взрослым, хочу, чтобы вы оба стали..
Папа посмотрел на нас и замялся, тем временем волнение внутри меня усиливалось и, я боялась просто взорваться, как воздушный шар, наполненный водой.
– Я хочу положиться на вас, я хочу, чтобы вы могли положиться друг на друга, чтобы могли нести ответственность за себя и за другого.
– Что за воодушевляющие речи, отец? Я подтяну математику, обещаю. Это все?
Повисло недолгое молчание, папа нервно перебирал пальцами в руках, затем присел в кресло напротив.
– Вы должны стать взрослыми..
– Мы это слышали, и я все понял, если это специально для уро..
– Маркус! Дети.. Сын, я знаю, как ты относишься к Анне и мне тяжело..
– Не знаешь.
– Ты даже не хочешь слушать, но тебе придется. Я не был ни в какой командировке эти два дня.. Мне нужно было пройти очередное обследование..
– Обследование? – переспросила я, а Маркус молчал и смотрел в упор на отца.
– У меня опухоль.. Я не хотел говорить вам раньше, думал все решится.. И не будет необходимости ничего говорить.
Я вновь взглянула на Маркуса, его застывшее в безумии лицо, навевало ужас, он не шевелился, также, как и я, ничего не говорил. У меня все кружилось перед глазами и постепенно лицо брата и папы начало расплываться, я сжала дрожащие руки меж колен, затем почувствовала, как из моих глаз хлынули слезы. В этот момент Маркус поймал мой взгляд и, что-то дернулось на его лице. Он застыл, а потом вдруг ожил.
– Почему ты говоришь нам об этом сейчас? – от его голоса веяло холодом, но я знала, что это страх.
– Седалищный нерв.. неоперабельный, последняя стадия.
– Химиотерапия? – я почти не могла говорить, как и поверить в то, что услышала.
Да, папа похудел за последний год, но он во всем ссылался на работу, усталость, недосып, все что угодно, но не на рак.
– Она не принесет много толку, только страдания и вам обоим в том числе, я не хочу быть обузой, хочу прожить столько, сколько мне отведено.
– Пап! Неужели ничего нельзя больше сделать?
– Будь взрослой, Анна, и живи, это единственное, что я у тебя прошу.
Маркус молча встал и прошелся вдоль гостиной, прикусив косточку указательного пальца, я ринулась за ним.
– И ты ничего не скажешь?!
Он резко обернулся и навис надо мной всеми своими ста восьмьюдесятью пятью сантиметрами. Лед его глаз налился кровью, и мне стало страшно от нашей близости.
– А ты, наконец, открыла свой уродливый рот, браво.
– Дети..
– Я позвоню матери.
Маркус достал из кармана джинсов мобильник, но папа перехватил его руку.
– У нее свои заботы, сын, не стоит.
– Заботы? Какие блядские заботы у нее могут быть!
– Не выражайся.
– Мне плевать! У тебя рак, старик и, эта стерва будет здесь уже завтра!
– Оставь это, Маркус! Твоя мать вышла замуж в прошлом месяце, они с Джозефом ждут ребенка.
Маркус застыл, желваки дернулись на его скулах вместе с тем, как дернулось мое сердце. Он сжал телефон с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а затем швырнул его об пол и рванул к выходу.
Я побежала за ним, и перекрыла ему путь у двери своим маленьким никчемным тельцем. Этот парень не был качком, но он занимался спортом и, разумеется, оставался хорошо сложенным, а я была букашкой под его ногами.
Он перевел дыхание, на секунду прикрыв глаза и, взглянул на меня.
– Отойди.
– Не отойду. Ты сейчас поедешь и натворишь каких-нибудь глупостей.
– Тебе какая разница, уродина? Заделалась моей мамочкой?
– Можешь оскорблять меня, если тебе от этого легче, только, пожалуйста, не езжай никуда прямо сейчас.
– Мне абсолютно насрать на все то, что выходит из твоего грязного рта. Отойди или я сам подвину тебя.
– Давай.
Он нахмурился. И я видела всю злость готовую вот-вот из него выскользнуть, а я была готова ее принять.
– Что?
– Подвинь меня.
Он тяжело дышал, как я, и он смотрел на меня с готовностью убить, но вместо этого он завел прядь растрепанных волос мне за ухо, и я вздрогнула, когда его пальцы едва коснулись моего шрама. Мне стало больно, стыдно и противно от самой себя, но его прикосновение было прекрасным, пусть даже если насмешливым.
– Ты не останешься в кампусе, как сказал отец.
– Я не стану ему перечить, теперь уж точно.
– Послушная овечка. Я сказал: не останешься.
– Почему? – мой голос почти куда-то пропал.
Маркус немного наклонился к моему уху.
– Потому что эта стая волков тебя сожрет. Волки всегда нападают на овец.
Его дыхание щекотнуло мою кожу, я почувствовала себя запертой в маленькой тесной коробке.
– Какая тебе разница?
Я почти задыхалась, по-настоящему, и мне срочно нужен был мой ингалятор.
– Я не делюсь своей добычей. Ни с кем.
Он отошел назад, сверля меня взглядом, а я тем временем трясущейся рукой нащупывала ингалятор в кармане.
– Выходи из машины.
Я взглянула на Маркуса, когда тот резко притормозил на автобусной остановке неподалеку от колледжа.
– Ну, чего уставилась? Я не собираюсь с тобой позориться.
– Мы должны думать, как помочь папе. Хотя бы не расстраивать его, а мы только ссоримся.
– Я не ссорюсь с тобой, а нянчусь как раз ради отца, поверь. Выходи.
За все то время, что мы провели вместе в машине, Маркус впервые посмотрел на меня, его глаза были красными, словно кровью налились, как у вампира. Можно было подумать, что он плакал, но в такое сложно поверить, а скорее невозможно совсем.
Я взяла льняную большую сумку, набитую тетрадями, потому что не оставляю их в шкафчике, и вышла из машины, на пару секунд задержавшись у двери.
– Нас все равно здесь когда-то увидят.
– Мне плевать на фриков, давай, иди.
Я набрала в легкие побольше воздуха и, проглотила подкативший к горлу ком.
– Это ты. Ты портишь колеса моего велосипеда. Зачем?
Маркус прыснул и дернул на себя дверь, на которую я оперлась. Машина со скрипом шин вырулила с остановки, а я приземлилась на задницу, прямо на влажную дорогу, которую совсем недавно помыли. Моя светлая юбка, чуть ниже колена, получила хорошенькую дозу липкой пыли.
Я встала и попыталась отряхнуться, чем сделала еще хуже, размазав все по ткани. Я знала, что ничего уже не исправить, но продолжала отряхиваться почти до самого входа в колледж, а если точнее, до парковки, на которой собралось все «высшее общество».
Я слышала смешки Нэнси и видела, как настырно та висла на Маркусе, Белла, находившаяся в кругу группировки «мы хозяева этой планеты», едва заметно кивнула мне.
– Эй, Анна! Отличная задница! Придешь сегодня в бассейн? Хочу и сиськи посмотреть, а то ты вечно в каких-то балахонах.
– Там не на что смотреть, Гаррет, – встрял Маркус и раздался хохот.
– А ты че уже видел, чувак? Вы ж в одном доме живете. Сестричка, наверняка, тебе уже все показала. Ну как там, колись? Троячок есть?
– Слушай сюда, животное!
Маркус оттолкнул Нэнси и схватил Гаррета за грудки.
– Закрой свой паршивый рот, иначе я закрою тебе его навсегда! – прошипел он сквозь зубы.
Нэнси подошла сзади и осторожно положила ладонь на плечо парня, но тот напрягся еще сильнее, и отбросил ее руку. Девушка ядовито посмотрела на меня, и я только поняла, что нахожусь в самом эпицентре этих «светских» разборок, вместо того, чтобы бежать застирывать юбку и спешить на математику.
– Вали отсюда, уродина. Бу!
Она шагнула на меня, и я невольно вздрогнула. Маркус резко отпустил Гаррета и обернулся в нашу с Нэнси сторону, его глаза пылали огнем, ноздри раздувались от злости, и вообще он выглядел так, будто ингалятор нужен не мне, а ему.
– Нэнси, – прошипел он.
– Что? – она усмехнулась, – будешь заступаться за сестричку?
Он окинул меня быстрым взглядом и перевел дыхание.
– Мне нет дела до этой уродины, и не смей называть ее моей сестрой.
– А я уж подумала..
– Ты слишком много думаешь. Слушайте все!
Маркус вышел в центр парковки, и своим призывом завладел вниманием всех на ней присутствующих. Рядом стояла Нэнси с гордо поднятой головой, и все это напоминало сцену из какого-нибудь диктаторского фильма, или мультфильма про короля животных и его королеву. Маркус был королем, я это точно знала, от природы, от самого рождения. Я знала это с тех пор, как впервые увидела его. И дело не в его модельной внешности. Он не так мягок, как отец, и он бесспорный лидер, всегда. А Нэнси.. Нэнси нравится играть во все это.
– Эта.. Вот эта девчонка!
Он обернулся ко мне и все остальные также перевели свой взгляд на меня. Я ощутила, словно уменьшаюсь в размерах, будто все эти большие люди, и я такая маленькая. Они смеются надо мной и показывают пальцем. «Это не так, Анна, они просто смотрят». Да, и слушают своего «короля».
– Запомните раз и навсегда. Это не моя сестра, не была и никогда ею не будет. Я Маркус Уотерс. Надеюсь, все вы знаете меня, слышали мою фамилию. Вы все ходите в торговые центры, принадлежащие моей семье, покупаете машины в автоцентрах моей семьи, вы останавливаетесь в гостиницах моей семьи. Это, – Он указывает на меня, – Не моя семья! Она носит нашу фамилию и живет под одной крышей со мной из жалости моего отца. Эта девочка дочь шлюхи, которую несколько лет назад подобрал мой отец, она разбила нашу семью, оставила после себя вот это и сдохла! Эта девчонка – никто. Если я хоть раз услышу..
– Маркус, остановись.. – Это был голос Беллы, и последнее, что я слышала. Как будто звук во всем мире отключили одним нажатием кнопки и запустили сирену. Мое сердце билось всюду, в каждой клеточке тела, и я даже не боялась того, что оно вот-вот остановится. Пелена слез застелила глаза, и когда Маркус снова посмотрел на меня, вся эта соленая вода хлынула из моих глаз. Я не сразу почувствовала, что задыхаюсь, я как будто вообще не дышала все это время. Я обронила ингалятор, пока не стыдясь своих слёз, смотрела в ледяные глаза Маркуса. Писк в ушах стоял такой мощный, что я потеряла координацию и, я задыхалась, задыхалась.. Он отвернулся. Больше не смотрел. Не смотрел на меня, ползающую на коленях по асфальту, словно ослепшую, в поисках ингалятора. Не смотрел на то, как никто не помог мне. Он ушел, когда вокруг стали раздаваться смешки.
Я впервые пропустила математику, да и вообще это мой первый прогул за все время учебы, не считая бассейна.
Приступ астмы прошел, но я продолжала задыхаться и плакать, мои руки стали ледяными и, сердце готовилось выпрыгнуть из груди, я молилась и рыдала, сидя на унитазе и это было даже позорнее чем то, что произошло на парковке. Не так страшно, если я умру, но я боялась. Знаю, никто не станет плакать, кроме папы, я не могу умереть только потому что он этого не вынесет.
– Не сейчас, пожалуйста, Господи, не сейчас..
– Милая, ты в порядке там?
– Д-да..
– Открой, пожалуйста, дверь, это доктор Палома из медкабинета.
Дрожащей рукой я отодвинула засов и, не дернувшись с места, уставилась на высокую фигуру доктора.
– Идем со мной. Тебя Анна зовут?
Я кивнула и, женщина протянула мне руку.
– Я умираю, мэм, мне нельзя сейчас умирать!
Доктор Палома присела рядом и сжала мои руки в своих.
– Дыши ровно и глубоко, вот так, умница. А теперь задержи дыхание, мягко выдыхай. Ты не умираешь.
– А как же отдышка? Приступ астмы я давно купировала..
– Какая отдышка?
Женщина улыбнулась и, я только заметила, что больше не задыхаюсь, и сердце уже не пытается вырваться наружу.
– Я думала, что умираю.. Так стыдно..
– Ничего стыдного, должно быть, паническая атака, это не страшно, еще никто от них не умирал.
– Спасибо, фух, правда умру, думала..
– Не за что. Пойдем, я напою тебя мятным чаем.
О проекте
О подписке