Моя замужняя жизнь началась при самых благоприятных обстоятельствах. Карл обещал мне, что всегда будет служить в личной охране Государя, и я в душе была убеждена, что мое будущее будет неразрывно связано с судьбой Императорской Семьи. Убежденность эта отнюдь не основывалась на каких-то меркантильных расчетах, у меня и в мыслях не было извлекать какую-то матери альную выгоду из того расположения, которое питал Государь к моему мужу. Моя первая встреча с Императрицей произвела на меня неизгладимое впечатление. Хотя и было бы смешно видеть что-то печальное в том чудном видении, которое предстало моему взору в Зимнем саду Александрии, тем не менее у меня возникло предчувствие чего-то рокового, связанного с личностью Государыни. Время показало, что мое предчувствие оправдалось. Нашим первым семейным очагом был Аничков Дворец, резиденция Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, где были расквартированы гвардейцы, но затем мы переехали в Царское Село. Дом наш находился напротив Дворца, неподалеку от казарм полка. Офицеры личной охраны были личности весьма живописные: каждый из них носил форму того полка, из которого он был отобран в Сводно-пехотный полк. Особой формы полк не имел. Состоять в нем было само по себе великой честью.

Часто, когда муж дежурил, я прогуливалась по огромному Царскосельскому парку. Дворец восходит к временам Екатерины Великой, и все торжественные приемы происходили именно в нем. Семья Государя Императора Николая II Александровича жила в Александровском Дворце – белом здании, построенном в стиле неоклассицизма. Дворец имел четыре подъезда. Один из них использовался исключительно их величествами, два других – во время приемов, а через четвертый входили и выходили лица из Свиты Государя. Дворец со всех сторон был окружен парком, в котором были выкопаны живописные пруды и каналы, находилась китайская беседка и мост, соединявший Екатерининский парк с Александровским. Молодая замужняя женщина, к тому же имевшая множество добрых родственников и друзей, я была вскоре принята в светское общество. В 1907 году, всего два года после окончания Русско-японской войны, было не до веселья, поскольку еще многие семьи носили траур по погибшим, поэтому те лица, которые искали увеселений при Дворе, были разочарованы. Государыня придерживалась того мнения, что война еще слишком свежа в памяти всех, чтобы предаваться развлечениям. Она была совершенно искренна, но Ее взгляды не встретили сочувствия в светских кругах. Светская чернь, враждебно настроенная против государыни, заявляла, будто Императрица Всероссийская принадлежит обществу, а не себе самой.

И обязанность Ее в том, чтобы исполнять роль великолепного носового украшения на увеселительном корабле: война, дескать, позади, а свету нужны все новые и новые удовольствия и пустые забавы. Петроградское общество состояло из отдельных партий; каждый великокняжеский двор имел свою собственную клику. Особенно падким на удовольствия, пожалуй, был двор Великой княгини Марии Павловны, супруги Великого князя Владимира Александровича. Великие князья в большинстве своем жили веселой жизнью. Как правило, они обладали красивой внешностью – совсем как герои романов. Многие из них были большими поклонниками Императорского балета, а также танцовщиц из этого балета.

Даже в 1907 году, когда в Петрограде» жизнь, как полагали, была скучна, люди не отказывали себе в дорогостоящих удовольствиях. По воскресеньям ходили смотреть балет, а по субботам – во Французском театре – очень модное место встречи влюбленных, где чересчур глубокие декольте дам сочетались с изобилием ювелирных изделий. После спектакля было принято отправиться в ресторан Кюба или в «Медведь», где слух ужинающих услаждали музыканты великолепного румынского оркестра. Никто не думал уходить из ресторана раньше трех утра, а офицеры обычно оставались и до пяти!

Иногда, возвращаясь под утро домой, я сравнивала рассвет, который наблюдала в Ревовке, с петроградскими зорями. Те же перламутровые, розовые и серебристые тона окрашивали небо; только на юге России вы не видели ночных бабочек с крылышками, опаленными пламенем страстей. Я была еще совсем юна и наслаждалась жизнью, но подчас меня охватывало мрачное предчувствие: не к добру это суетное веселье, не к добру.

Средством общения в петроградском обществе был английский язык: на нем неизменно говорили при Дворе. Некогда было модно заводить немецких нянь; в 1907 году вошло в моду нанимать англичанок, и многие русские, не знавшие английского языка, говорили по-французски с английским акцентом! Чрезвычайно популярен был торговый центр Дрюса, где встречались с друзьями, покупали английское мыло, парфюмерию и платья. Привычка приобретать все «от Дрюса» была заимствована у Двора, где особым спросом пользовались английские товары. В Петрограде особой жизнью жило еврейское сообщество и финансовые круги, но ни с теми, ни с другими мы не соприкасались.

Большое разнообразие в жизнь общества после окончания японской войны вносили благотворительные базары. Один из таких базаров Великая княгиня Мария Павловна неизменно устраивала в помещении Дворянского собрания – огромного здания, где множество ультрамодных дам из великосветского общества продавали всевозможные красивые и дорогие безделушки. Великая княгиня Мария Павловна (урожденная герцогиня Мекленбург-Шверинская) располагалась в центре зала со своим собственным столом, за которым и продавала разные изделия. Это была высокая, внушительного вида дама, правда не такая красивая, как супруга Великого князя Кирилла Владимировича, которой я иногда помогала в торговле.

Каждая Великая княгиня имела свой собственный столик, расположение которого указывало на ее значение в обществе. Благотворительные базары представляли собой как бы светские вечера, где можно было блеснуть своими туалетами. Нередко участницы таких базаров меняли туалеты три раза в день. В воздухе стоял густой аромат духов, повсюду множество цветов, а дамы, продававшие вещи, устав, подкреплялись лучшими сортами шампанского.

У Государыни был Свой столик в Дворянском собрании, и однажды я участвовала в распродаже. Вместо того чтобы заказывать какие-то предметы в Париже или Лондоне, многие изделия Императрица изготавливала собственноручно. В этой привычке проявлялись простота и естественность ее натуры. На Ее столике не было ни одного бесполезного предмета. Она была верна Своей природе, природе всех потомков Королевы Виктории. Подобно Английской Королеве Марии, Она любила шить. Так же, как и она, Государыня вязала много красивых шерстяных изделий для такого рода благотворительных базаров.

С Анной Вырубовой, о которой было столько разговоров, я познакомилась сразу после своего приезда в Царское Село. Она приходилась мне отдаленной кузиной, поскольку ее дед и моя бабушка были родственниками. Говорить об Анне Вырубовой мне чрезвычайно трудно, поскольку в обществе сложилось в отношении нее определенное и весьма предубежденное мнение. В Англии ее считают коварной, как Борджиа, героиней фильмов, чувственной истеричкой, любовницей Распутина и злым гением Императрицы Александры Федоровны. Полагают, что политическое ее значение можно сравнить с влиянием Сары Дженнингс или Екатерины Дашковой, не говоря уже о роли в жизни Двора.

Если я отмету все эти обвинения в ее адрес, то меня обвинят в слепоте и необъективности и сочтут недостойной всяческого доверия. И все же, каковы бы ни были последствия, я расскажу об Анне Вырубовой, какой я знала ее со дня нашего знакомства в 1907 году и до мартовского дня 1917 года, когда нас обеих по приказу Керенского разлучили с Царской Семьей, оставшейся в Царском Селе.

Отец Анны, статс-секретарь A.C. Танеев, был Главноуправляющим канцелярией, и все ее родственники были связаны со службой Императорской Семье. Она вышла замуж в том же году, что и я, но до брака была влюблена в генерала Орлова, командовавшего уланами, большого друга Императрицы. Справедливо или нет, но Ее Величество сочла, что генерал Орлов слишком стар для Анны, и, хотя генерал любил ее и желал лишь одного – жениться на ней, Анна подчинилась воле Императрицы и приняла предложение лейтенанта Вырубова. Их венчали в придворном храме в Царском Селе. Брак их оказался неудачным.

Как мне представляется, Императрица приняла особое участие в жизни Анны потому, что чувствовала себя косвенно повинной в семейной трагедии А. Вырубовой. К своим обязанностям Государыня относилась крайне ответственно, и самыми яркими особенностями ее характера были добросовестность и обостренное чувство справедливости. Ей было нетрудно проявить больше доброты к женщине, к которой Она и без того была привязана и которая так явно страдала. Анна принадлежала к тому типу женщин, у которых вечно такой вид, словно кто-то их обидел. Невольно хотелось отнестись к Анне по-матерински, как-то развлечь ее, услышать от нее доверительные признания и посмеяться над ее преувеличенными радостями и печалями.

Анна Вырубова в Царском селе

Внешне Анна совершенно не похожа на ту Анну Вырубову, какую изображают в фильмах и в книгах. Более того, она совсем не такая, какой мы ее видим и в более серьезных описаниях, посвященных ей. Она среднего роста, каштановые волосы; большие, красивые серо-голубые глаза, отороченные длинными ресницами; небольшой вздернутый носик. У нее детское лицо – белое и румяное. В отличие от вампира Анны, какой ее изображают в романах, она увы, очень полная. Но у нее чарующая улыбка, красивый рот. Она была слабой, податливой и в то же время привязчивой, цепкой – как плющ, обвивающийся вокруг дерева. Императрица относилась к ней, как относятся к беспомощному ребенку. Анна была чрезвычайно добродушной, всегда готовой помочь ближнему, она не могла себе представить, что кто-то способен причинить людям зло. Эта ее добродетель (а я полагаю, что такое свойство следует считать добродетелью) и привела в конечном счете к падению Анны. Она была слишком доверчивой и поэтому слишком подвержена чужому влиянию. Она обожала Императорскую Семью, была предана ей так, как были преданы Стюартам их сторонники, однако – я сделаю заявление, которое, возможно, будет воспринято читателями с усмешкой, – она не оказывала на нее никакого политического влияния. Ей было просто не под силу сделать это. Императрица ласкала Анну, поддразнивала, бранила ее, но никогда не интересовалась ее мнением, за исключением вопросов, касающихся благотворительности.

Правда, Императрицу и Ее бывшую фрейлину объединяла религия. Окруженные неприязнью и завистью, они разделяли общие религиозные пристрастия, и, поскольку Анна не могла найти общего языка с враждебным окружением, Государыня неизменно вставала на защиту Своей протеже. Анна рассказывала мне, что многие фрейлины недолюбливали Императрицу только потому, что Ее Величество дружит с ней. Хотя она неоднократно заявляла Императрице, что если бы ей, Анне, была предложена какая-то официальная должность при Дворе, то все завистливые и враждебные разговоры тотчас бы стихли; Государыня даже не стала рассматривать подобного рода предложение.

Позднее, когда я сблизилась с Государыней, Она объяснила мне причину Своего отказа.

– Я никогда не дам Анне официального места при Дворе, – заявила Она. – Она Моя подруга, и Я хочу, чтобы она ею и осталась. Неужели Императрицу можно лишить права, какое имеет любая женщина, – права выбирать себе друзей? Уверяю вас, Лили, Своих немногочисленных подлинных друзей Я ценю гораздо больше, чем многих лиц из Моего окружения.

Через четыре года после своего замужества» Анна Вырубова попала в железнодорожную катастрофу. После этого она смогла ходить только на костылях, тело ее было изуродовано, но даже после этого клеветники не оставили ее в покое, а некоторые злые языки в Петрограде утверждали, будто Анна Вырубова не только подруга Государыни, но и любовница Императора!

После несчастного случая Государыня подарила Анне коляску, карету и пару лошадей и часто выезжала вместе с нею. Анна Вырубова поселилась в небольшом красивом домике, некогда принадлежавшем Императору Александру I. Проведя утро во дворце, обедала она обычно у себя дома.

Дети любили ее, как любили Анну все, кто ее знал, и наилучшим доказательством ее полнейшей безвредности служит тот факт, что после революции никому в голову не пришло приговорить ее к смерти. Уж если бы она действительно была таким опасным существом, то наверняка новые власти тотчас бы расправились с ней. Однако Анна Вырубова жива и поныне и, возможно, когда-нибудь захочет сказать слово в свою защиту». Как-то в понедельник, вскоре после моего замужества, я получила записку от Анны, которой она приглашала меня пообедать у нее в тот же вечер. Капитан Ден несколько дней находился в Петрограде, и, поскольку мне было довольно одиноко, я приняла ее приглашение с готовностью. Обед прошел очень весело, приглашено было несколько офицеров, среди гостей была и Эмма Владимировна Фредерикс, дочь министра Императорского Двора. В половине десятого послышался стук колес, и возле дома остановилась карета. Анна тотчас вышла из комнаты, и спустя несколько минут дверь открылась и, к нашему большому изумлению, в столовую вошли Их Величества и Великие княжны. Все Они смеялись, так как внезапный этот визит был заранее устроен Императрицей. Сев на стул, Она предложила всем последовать ее примеру и жестом подозвала меня к себе.

Анна Вырубова после аварии

– «Я же вам говорила, что очень скоро мы с вами снова увидимся», – проговорила Она с улыбкой, а затем очень дружелюбно и непринужденно стала со мной беседовать.

У меня снова появилось предчувствие – странное, необъяснимое предчувствие какой-то грядущей беды, но в той ярко освещенной, наполненной веселыми людьми столовой было нелепо думать о какой-то трагедии, а когда меня представили Государю, от моих мрачных мыслей не осталось и следа.

Я впервые получила возможность разговаривать с Его Величеством и нашла Его столь же располагающим к Себе и приветливым, как и Ее Величество. Добрые глаза Государя, Его улыбка произвели на меня неизгладимое впечатление. Казалось, Царя окружала аура доброжелательства, а непринужденные чарующие манеры признавали даже Его враги. Что же касается господина Керенского, то он отметил, что Государь был одной из самых благородных личностей, с какими только ему доводилось встречаться.

Государь, который как две капли воды был похож на Своего двоюродного брата, Английского Короля Георга V, был остроумным собеседником и к тому же наделен тонким чувством юмора. В Его обществе я и сама почувствовала себя в своей тарелке. Меня представили Великим княжнам, тогда еще совсем девочкам, с которыми мне впоследствии удалось близко подружиться.

Поскольку Императрица высказала пожелание сыграть в карты, мы сыграли две или три партии. Императрица была большой любительницей «альмы», но ей свойственна была маленькая, но простительная слабость, Она не любила проигрывать! В соседней комнате Император играл в домино, потом Эмма Фредерикс пела, причем аккомпанировала ей Императрица. Ее Величество была великолепной пианисткой и играла с удивительным подъемом, но Ее крайняя застенчивость зачастую мешала Ей проявлять свое искусство в присутствии посторонних. В полночь Императорская Семья распрощалась с нами, и Ее Величество шепнула мне:

– До свидания, до завтра.

Государыня не забыла своего обещания. На следующий день мне было велено явиться во Дворец. Это был вторник. Помню, как я этому обрадовалась. «Все хорошее происходит во вторник», – твердила я. Я это заметила уже давно.

После встречи с Ее Величеством в домике у Анны я часто наезжала в Царское Село. Вместе с Великими княжнами мы катались на американских горах, установленных в одном из помещений Дворца. Мы целыми часами развлекались, получая от катания огромное удовольствие. Я совершенно забывала, что я замужняя женщина и надеюсь через несколько месяцев стать матерью. Однако Ее Величество, по-видимому, догадалась, что я в положении, и однажды, после того как Государыня и Анна понаблюдали за нашими забавами, последняя отвела меня в сторонку.

– Лили, – проговорила она. – Мне нужно вам кое-что сказать. Ее Величество желает, чтобы вы были особенно осторожны. – Анна шаловливо погрозила пальчиком: – Так что больше никаких американских гор!

В последующие месяцы Государыня проявляла по отношению ко мне чрезвычайную заботу. Она настаивала на том, чтобы за мною наблюдал Ее собственный врач. За две недели до появления на свет моего ребенка, когда Императорская Семья должна была отправиться в плавание на яхте «Штандарт», мой муж получил приказ взять отпуск и остаться со мной. Этим вниманием к себе я была обязана Ее Величеству. Как и в случае с радиограммой, эпизод этот вызвал мелочную зависть и множество пересудов.

Однако младенец не торопился появляться на свет, и когда Императорская Семья вернулась в Царское Село, первыми словами Его Величества, с которыми он обратился к моему мужу, были следующие:

– Ну как, родился ребенок?

Пока нет, Ваше Императорское Величество.

Ну ничего, Ден, не волнуйтесь. Такое часто случается, знаете ли.

Но на следующее утро у меня родился сын. Вскоре после этого ко мне пришла Анна Вырубова, чтобы от имени Императрицы справиться о нашем здоровье. Она принесла с собой две чудные иконы и пакет, завернутый в шелковую бумагу, украшенную розами. В пакете оказался легкий пуховый платок. К моему несказанному счастью, Анна сообщила мне, что Ее Величество желает быть крестной матерью моему малышу.

Это была огромная честь, но тут возникли трудности, поскольку Дены, чтобы унаследовать известные суммы, должны были креститься по лютеранскому обряду. Императрицу уведомили об этом, и хотя тогда она не стала возражать, впоследствии мне пришлось убедиться, как прониклась Она религией ее новой родины. Во время первого крещения Ее Величество присутствовала лично и держала на своих руках младенца, которого назвали Александром-Леонидом. Государыня подарила мне чудную брошь, украшенную сапфиром и бриллиантами, и множество всякой всячины. В течение семи лет вопрос о религиозной принадлежности ребенка не обсуждался. Однако после того, как прошел этот срок, Ее Величество призналась, что самое большое Ее желание в том, чтобы Тити (так она называла моего сына) принял Святое Православие.

– Это больше чем желание, Лили, – проговорила Она, серьезным взглядом посмотрев на меня. – Это Мое повеление. Я настаиваю на том, чтобы Мой крестник был православным. Его нужно крестить до Рождества.