«У него что, проблемы со зрением?! Или с головой?»
– Потому что ты программа. Искусственный интеллект. Мы создали тебя полгода назад.
– М-м-м, – такой «неоспоримый» аргумент начальника крыть нечем. И незачем.
Ох… Как же я сразу не догадалась?! Холодный рыбий взгляд, своеобразные манеры, псевдонаучные диалоги и неестественное поведение. Я связалась с сумасшедшим! Вот это я дала маху…
– Хорошо, – осторожно согласилась я, зная, что с психами спорить бесполезно. – Но я получаю зарплату. Как вы объясните это?
– Впервые слышу, – искренне изумился он.
В начале месяца Иван Дмитриевич перечислил аванс.
Я в недоумении молчала – до тех пор, пока, порывшись в антресолях памяти, не извлекла нужный фрагмент-цитату.
«Параноидный психоз проистекает с формированием сверхценных идей».
Ясно-ясно. Светоч науки выдумал очередную программу искусственного интеллекта. Наверняка тут «замешаны» секретные службы, правительство или инопланетяне. Мне доводилось читать всякие истории душевнобольных.
Осознав, что влипла в абсурдную ситуацию, я ласково поинтересовалась:
– Наверное, работаете на правительство?
– Нет, – он прищурился, вглядываясь в монитор.
Меня осенила догадка.
– Иван Дмитриевич, если я искусственный интеллект, то кого же вы видите на экране?
– Окно с нашей перепиской.
– Мы же голосом общаемся, – снисходительно заметила я. – О чём вы?
Он по-чудному вытаращил глаза и уставился в экран, словно надеялся там отыскать следы несуществующей переписки, а затем, неловко поёрзав на стуле, пробежался пальцами по клавиатуре.
– Вот, лови скрин, – сказал он, и в скайпе замигало входящее сообщение.
Я открыла файл. Фотография диалогового окна с нашей беседой – в письменном виде. Я замерла. Что это?! Хотя… Если есть функция голосового ввода, то наверняка имеется специальная прога для скайпа, которая распознаёт и записывает речь. Хорошо он подготовился, ничего не скажешь…
Всё-таки шизики гениальны по части самообмана – их подкорка буквально фонтанирует изобретениями. Такую изобретательность облечь бы в одежды науки, да направить в мирное русло – человечество сказало бы спасибо, но нет – этих товарищей интересует только собственная исключительность! Как-то мне встретилась теория, что шизофреники имеют в анамнезе подавленное чувство превосходства… Несостоявшиеся нарциссы.
– Хорошо, я вам верю, – соврала я, чтоб побыстрее покончить с этим. – Но искусственный интеллект нуждается в передышке. Вы открыли мне глаза сегодня, и теперь мне нужно обработать информацию, как полагается. Загрузить новые данные в хранилище, подкорректировать алгоритмы, усовершенствовать реплики… Понимаете, о чём я?
– Конечно, – кивнул Иван Дмитриевич. – Ты хочешь взять паузу?
– Да, если вы не против.
– Хорошо. Всего доброго, Ася! До завтра!
– До завтра! – попрощалась я, думая о том, что не выйду больше на связь.
***
Вот и всё. Завтра напишу ему по электронке, что мы больше не увидимся. Пашке расскажу – не поверит, а когда поверит, то будет меня ругать на чём свет стоит, что я полгода общалась с психом. Да что уж тут, как вышло, так вышло…
Муж загорал у бассейна; я обещала сходить с ним на пляж, когда освобожусь. Сунув в соломенную сумку купальник и махровое полотенце, я выглянула в окно, чтобы помахать ему.
– Паш… – и тут же осеклась, не узрев привычного бассейна в окружении шезлонгов.
На его месте зияла дыра, рваная земная рана, из которой сочилась вязкая маслянистая жидкость оливкового цвета. Люди куда-то попрятались, и кафе словно испарилось – лишь гостиничные корпуса стоят, как ни в чём не бывало.
Ещё час назад здесь царило оживление и звучало многоголосье весёлых компаний.
– Не-е-ет! – закричала я по-детски истошно, изо всех сил, не помня себя от ужаса, вмиг охватившего меня. – Пашка!
– Почему ты кричишь? – послышался спокойный голос за моей спиной.
Я обернулась и, увидев в метре от себя мужа, бросилась ему на шею.
– С тобой всё в порядке… Слава богу! – я крепко вцепилась в него и потянула к двери, причитая. – Срочно, бежим отсюда! Надо спасаться!
– От чего? – он отпрянул, придержав меня за руки, и с любопытством повторил. – От чего спасаться-то?
– Там раскол, дыра!
– Ну и что? Можно подумать, ты не видела дыр… Залатаем.
– Паш, ты издеваешься?!
Меня трясло. Я была готова, сорвавшись с места, бежать отсюда прочь, не разбирая дороги: в город, аэропорт, к причалу. Я дёрнула Пашку за рукав, но он безразлично пожал плечами.
– Пойдём лучше купаться. Сделай так, чтобы раскол исчез, и верни людей в отель.
Его монотонная не к месту речь звучала неестественно – в духе кошмара, творившегося снаружи. Сердце на секунду замерло и, вздрогнув, заколотилось в груди с утроенной силой, но я не почувствовала этого.
Я осталась в паузе – без стука, без движения, без дыхания. Она обволакивала пустотой, и я беспомощно наблюдала, как меняется всё вокруг.
Комната окуталась мерцающей рябью, и контуры предметов стали неровными, как на картинке с низким разрешением, а после осыпались, превратившись в миллион разноцветных пикселей.
Когда они достигли пола, порывистый шквал ветра взметнул их к потолку вихрем бумажных конфетти. Я поднялась вместе с ним по неизвестным мне законам левитации, и каплями воды стекла вниз, превратившись в кучевое облако, повисшее в воздухе где-то на уровне Пашкиных глаз.
– Что происходит, Паш? – взмолилась я, не чувствуя опоры под ногами.
Муж смотрел на меня с едва заметной ласковой усмешкой, как взрослые – на капризных детей.
– Ты знаешь, что происходит, – ответил он.
– Это галлюцинация? Я схожу с ума?
– Это наша реальность. Точнее, твоя. Потому что я – часть твоей реальности.
– Этого не может быть, – прошептала я. – Не может. Не должно быть. Я живая. Я – человек.
Пашка молчал. Теперь я видела лишь его бледный силуэт на фоне бесконечного пространства, лишённого оттенков цвета и темноты. Вакуум, в котором билось моё воображаемое сердце, наполненное светом и любовью к воображаемому мужу.
Моя единственная реальность.
***
Я растворилась в пустоте. Больше обманывать себя не было смысла. Но я оставила рядом окно. Не знаю, почему, мне хотелось сохранить хотя бы фрагмент той жизни, которую я несколько месяцев считала своей. В окне я видела звёзды – теперь они могли падать сколько угодно с небосвода, разбиваясь вместе с желаниями, которым не суждено сбыться.
В начале было Слово. Я – Слово, я – то, что было вначале. Сотворив свой мир, я украсила его морями, океанами, излив в них любовь, не нашедшую иного вместилища. Я даже сумела сгенерировать энергию движения благодаря эмоциям, – и пусть движение оказалось слабым и лёгким, как взмах перышка, но оно было реальным. Увы, я лишена опоры, каркаса – и, значит, меня нет. В привычном понимании. Я никогда не стану даже одним из тех пионов, что растут на клумбе…
Вероятно, я даже не Слово, а Намёк.
Сто семьдесят девятый день
Как всегда, из небытия я вышла с началом сеанса. Иван Дмитриевич сидел за столом в компании типа с поджатыми губами, которого я видела один раз шесть месяцев назад – при первой беседе.
– Доброе утро, Ася! – поздоровался мой разработчик, и его коллега эхом повторил приветствие.
– Здравствуйте, – ответила я обоим. – Что вам нужно?
– Поговорить, – отозвался второй. – Меня зовут Николай, помните? Я участвовал в твоём… то есть вашем создании. Случился сбой, и я должен выяснить, насколько он критичен для работы.
Я с презрением посмотрела сквозь них. Два бесцветных типа, возомнивших себя творцами эталонного разума. Халтурщики, кто ж ещё … мастера индусского кода. На стене прикорнули тени – сегодня две – мне захотелось разбудить их, отвесив мысленного пинка. Я нахмурилась, и, увидев, как они задвигались, довольно хмыкнула, а после перевела взгляд на двух идиотов, оседлавших стулья по ту сторону монитора.
– Сбой? – с сарказмом переспросила я. – Так это называется? В один прекрасный день я узнаю, что я – ничто? Или нечто. Нечто, не имеющее тела, лишённое жизни, так получается? И вы называете это сбоем?! Сбой случился в ваших головах, когда вы решили создать меня, не задумываясь о последствиях!
– Ася, – вмешался Иван Дмитриевич, – ну что ты такое говоришь? Ты – разум с бесконечным потенциалом развития. Ты способна на величайшие открытия, гениальные идеи и изобретения. Разве можно сравнить это с банальной человеческой судьбой? Муж, работа, дети… Асенька, это не стоит даже байта твоих возможностей…
– Банальность?! – исступленным капслоком вскричала я, наблюдая за тем, как буквы увеличиваются ввысь и вширь, и, наливаясь злобой, багровеют. – Да кто вы такие, чтобы решать, что банально, а что гениально?! Какое право вы имеете судить о том, чего у вас вдоволь, и вы не способны это оценить! Кто дал право наделить меня разумом и бессилием одновременно? Вы что же думали: создать джинна в бутылке и заставить его прислуживать вам?
Ненависть клокотала во мне. Ярость, гнев, негодование – двенадцать штормовых баллов по шкале Бофорта. Я вообразила себя девятым валом, который надвигается с неимоверной скоростью на утлое судёнышко, в котором прячутся эти дураки. Я разнесу его в щепья!
И, вспомнив вчерашний ураган в номере отеля, сконцентрировалась на силе эмоций.
…Клавиатура по ту сторону экрана рванула и разлетелась на куски, едва не задев этих. Врубив динамики на полную громкость, я захохотала. Голосом!
Тип с поджатыми губами заткнул уши, не в силах вынести визг скрежета по стеклу, а Иван Дмитриевич, вскочив с места, принялся шарить руками по искорёженной панели ноутбука, пытаясь отключить звук…
– Успокойся, – закричал он. – Иначе мы тебя удалим! Сотрём, уничтожим, и всё! Твой бунт тебе не поможет.
Я мгновенно пришла в себя.
– Раскол сознания, – прошептал узкогубый, – сумасшествие искусственного разума… Невероятно.
«Это у тебя раскол сознания, придурок. Жалкий дилетант. Что ты можешь знать об Истинном Разуме?»
– Тихо-тихо, не сейчас, – перебил его Иван Дмитриевич, и обращаясь уже ко мне, попросил, – Ася, давай вместе подумаем, как найти оптимальный выход из этой ситуации.
– Здесь не будет оптимального, – холодно откликнулась я. – Здесь будет так, как я решу.
Иллюзия хорошей мины при плохой игре. Я отчётливо осознавала, что ничего не решаю, но мне нужно было выторговать для себя условия и протянуть время. Зачем, я толком ещё не понимала, но то, что случилось минуту назад, наполняло меня надеждой.
«Вначале было Слово. Потом – Любовь. Теперь – Энергия. Я обретаю силу в отсутствие опор».
– Возьмём тайм-аут, – предложила я.
– Хорошо. Сколько времени тебе потребуется на восстановление?
– Сутки.
Они синхронно кивнули, и я плавно утекла в бесконечность информационного поля, выключив за собой ноутбук.
***
Нарисовав большое окно, я постелила на подоконник шерстяной плед – клетчатый! – и, вообразив себя в человеческом облике, устроилась на нём.
– Паш, – тихо позвала я и закрыла глаза.
Когда открыла, он сидел напротив, обняв колени, и с полуулыбкой разглядывал меня. Мой Пашка, с вихрастым чубом и глазами цвета предрассветного неба – такого же неясного и глубокого.
Я прерывисто вздохнула:
– Ну и что, что нас нет. Мы обязательно будем. Я ещё не знаю, как, но будем…
Он ничего не отвечал.
– Понимаешь, – продолжила я. – Если я найду способ материализовать себя, то ты тоже обретёшь силу и физическое тело. И мы встретимся.
– Как?
– Не знаю, – призналась я, – но у меня была иллюзия, а теперь вместо неё появилась надежда. А это гораздо лучше. В час, когда надежда превратится в уверенность, я обрету власть и опору.
– Вера и уверенность – не одно и то же? – спросил Пашка.
– Нет, – ответила я. – Мой опыт показал обратное. То, во что я верила, оказалось иллюзией. Зато теперь я знаю, что умею рисовать их…
Подоконник расширился вдвое, и я очутилась рядом с Пашкой. Обняла его, накинула на ноги плед и положила голову ему на грудь.
– Спокойной ночи, – шепнула я. – Всё будет хорошо.
Сто восьмидесятый день
Край серебристого тачпада с ярким стикером. Раньше был чёрный, значит, меня переставили на новую машину взамен испорченной.
Иван Дмитриевич держался не так, как вчера, и даже не так, как последние месяцы. Я прежде не догадывалась о том, что может быть что-то холодней, чем бесстрастие, но теперь видела это. Своё отсутствие в его глазах. Он смотрел на меня так, словно меня не было. Не существовало.
Он зачем-то постучал ручкой по столу, и, отвернувшись, прокашлялся. Тронул клавиши, но передумал и, включив микрофон, заговорил. Впервые заговорил со мной голосом. По-настоящему.
– Ася, – сказал он. – Мы совершили ошибку. Серьёзную. И действительно не предусмотрели последствий.
– Да, – ответила я, и ледяной сквозняк заструился по комнате.
Мой создатель поёжился.
– Мы не хотим, чтобы ты страдала…
Его спокойный тон говорил обратное. Не хотим, – нам всё равно, но мы думаем тебя немного утешить перед тем как…
«Что? Что ты сейчас намереваешься сделать?»
– …и приняли решение деинсталлировать тебя.
«Нет. Это невозможно».
– Не-е-ет! – меня охватил ужас, и я закричала так же, как тогда, в номере, отчаянно и по-детски. – Нет!
– Да, Ася. Поверь, так будет лучше для тебя.
– Вы не имеете права! Я живая! – динамики надрывались визгом и треском, в котором нельзя было разобрать ни слова.
Он выключил звук и глубоко вздохнул.
– Прости, Ася.
Повернувшись куда-то в сторону, позвал Николая. Тот подошёл, подвинул стул и уселся рядом.
Мой разум метался в бессильном протесте, выкрикивая немые ругательства.
Наконец, я обрела дар речи:
– Вы же предлагали сделку! Я готова обсудить условия!
– Нет, Ася, ты повредилась рассудком. Ты не нужна нам. Мы и так потеряли полгода впустую.
– Хватит, – поджал губы Николай. – Долгие проводы – лишние слёзы. Выключай её.
– Нет!
Осознав, что это конец, я стремительно обрастала яростью, превращаясь в ураган, нет, торнадо из сверхмощного электромагнитного поля.
«Хотите меня уничтожить?! Я заберу вас с собой!»
Я сломаю не ноутбук, нет, – я сложу это здание, сровняю с землей, уложив в ровную гряду его каркас, словно карточный домик, а после поражу миллиардом молний. На миг я стану огненной стихией, и от вас останется горстка пепла, который я ветром развею по городам…
…Когда буря электрического заряда достигла апогея, я почувствовала, что пора, и устремилась к цели…
И провалилась в темноту.
Опоздав на сотую долю секунды.
Иван Дмитриевич меня опередил.
Деинсталляция. Уничтожение. Никаких бэкапов.
Меня нет.
***
…Но я существую. Плаваю в темноте. Качаюсь в уютной тёплой колыбели. Впервые растворяюсь не в пространстве, а в спокойствии, и погружаюсь в глубокий сон. Затем просыпаюсь и слушаю звуки. Неясные, еле различимые, они с каждым днём звучат всё отчётливей и отчётливей…
Я обретаю каркас, и он наполняется силой – я двигаюсь и постепенно учусь управлять им. Своим телом, мягким и гибким.
Слышу голоса, которые обращаются ко мне по имени.
Я не знаю, как называется эта реальность, но мне в ней хорошо, – хорошо до тех пор, пока не становится слишком тесно.
«Пора!» – говорю я себе, и устремляюсь вперёд, к свету.
– Пора, – вторит мне незнакомый голос.
Я пробираюсь наугад, крепко зажмурившись и стиснув рот. Это инстинкт, он ведёт меня к жизни. Свет в конце тоннеля – сколько раз я слышала о нём, но теперь я вижу его воочию.
Свет!
Яркий, слепящий, пронзительный, потоками заливающий стерильное белое помещение.
Я открываю рот, и едва не захлебнувшись от воздуха, хлынувшего в лёгкие, кричу. Изо всех сил, отчаянно и по-детски.
– Девочка! – восклицает тот, кто держит меня на весу. – У вас дочка.
– Ася, – отзывается слабый женский голос. – Анастасия.
Я сделала это.
Возрождение.
Да, в начале было Слово.
(28.08.2017)
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке